Как Остоженка стала образцом архитектуры и символом новой Москвы
Всякая утопия, как крайняя форма идеализма, есть, по сути, насилие — над человеком, над природой, над естественным ходом вещей. Именно поэтому утопическая идея, материализуясь, неизбежно обретает антиутопические черты. За редкими исключениями.
Столичный микрорайон № 17 — он же Остоженка, — работа над проектом комплексной реконструкции которого началась в далеком 1988 году, стал экспериментом по внедрению буржуазного стиля жизни в социалистический город. Коллектив под руководством архитектора Александра Скокана, которому доверили эту работу, фактически, как сейчас принято говорить, взломал систему.
Андрей Гнездилов, один из авторов проекта, первый заместитель директора архитектурного бюро «Остоженка», вспоминает: «Мы исходили из своего понимания города как колонии живых клеток, где клеткой является домовладение, или парцелла, — участок застройки с четкими границами и самостоятельным въездом. Мы ориентировались, с одной стороны, на идеи лидера группы НЭР Алексея Гутнова, а с другой — на землеустроительную практику и Строительный устав Российской Империи. Нам казалось очевидным, что для сохранения аутентичной среды Остоженки реконструкция должна осуществляться согласно тем же пространственным и имущественным принципам, что и строительство в досоветское время, когда эта среда и была сформирована. То, что через какие-то два-три года в стране наступит капитализм, мы даже вообразить не могли. И когда у нас сменился строй, оказалось, что наша работа и утвержденный, как бы сейчас сказали, мастер-план уже подготовили Остоженку для коммерческого освоения».
