Выход есть. Как выживают люди, потерявшие все. Часть 3
Милена, 42 года, Санкт-Петербург
Нас в семье десять, я родилась второй по счету. До школы жила у бабушки в Сибири, родители работали, бабушка воспитывала внуков. Это был счастливый период в моей жизни. Потом у мамы пошли дети друг за другом, я вернулась в Ленинград и была загружена домашними делами как старшая дочь. Наша мама жесткая, властная, с тяжелым характером. Я редко могла ей что-то ответить, а когда отвечала, то получала. В общем, детство мое было достаточно тяжелым, и ничего своего у меня не было. Юность тоже была тяжелой. Это были 90-е годы. Сейчас я смотрю назад и удивляюсь, как мы не голодали.
Однажды я ушла из дома. Ходила в школу, а домой просто не возвращалась. Пожила у подружки неделю, и ее родители были в шоке, что меня не ищут. А когда я вернулась домой, мне еще сильнее досталось, по-жесткому так, не просто ремнем.
Я закончила школу и поступила в университет на геолога. Отчим в тот момент работал в строительном кооперативе, и, чтобы войти в дело, я выбрала специальность «инженерная геология». Хотелось, чтобы было куда пойти после учебы. Наверное, я так выбрала специальность, потому что у меня не было никаких увлечений, я не ходила ни в какие кружки, у меня не было возможности ничего попробовать. Чтение было моим спасением, чтение и мечты. Но мечтала я в основном о замужестве. Я хотела быстрее выйти замуж и сбежать из дома. В самостоятельность я почему-то не верила. Видимо, на примере мамы, которая сидела дома с детьми и не работала.
Университет был глотком свободы. Я стала ездить в общежитие нашего факультета, делать вместе с ребятами какие-то задания. Пары заканчивались поздно, иногда мы учились до шести. И отчим стал ворчать: «Как ты поздно приезжаешь! Я, когда учился, уже в час был свободен!» Помощи от меня по дому было все меньше и меньше. Отношения обострились, и я ушла жить в общежитие. Семья меня не искала, мы не общались.
Однажды мы поехали на практику в Крым. Там я и познакомилась с Женей — будущим папой моего первого ребенка. Он уже закончил пятый курс и устроился на эту же практику плотником. Когда я вернулась в общежитие, комнаты у меня больше не было, соседка оказалась непорядочной, вещи мои все просто растащили. Мне ничего не оставалось, кроме как позвонить Жене. Он позвал меня в свою комнату в коммуналке, она у него была от бабушки. И мы стали жить вместе. Я училась, он работал и курил марихуану. О будущем мы особенно не говорили: поженимся, не поженимся. Иногда я звала в гости своих друзей, иногда ходила с ним на его музыкальные тусовки. Я закончила третий курс, забеременела, Женя сразу сказал: «Пойдем распишемся!» В сентябре мы расписались, а в феврале Миша родился.
Когда Мише было 4 года, мы разошлись. Это была в большей степени моя вина. Мне все чего-то не хватало. Я не умела ценить то, что есть. Прямо перед расставанием я сделала аборт и пережила его очень тяжело.
Когда мы развелись, Женина семья купила Мише комнату на Моховой, и я с ним туда уехала. Стала работать в детских садах, потом устроилась довольно удачно менеджером по продажам. Миша ходил в сад. На выходные Мишу забирал папа или бабушка. И у меня начались пятничные запои. Я любила выпить, в баре время провести, случался и эпизодический секс, потом наступало раскаяние. Миша был заброшен.
В старших классах я прогуливала школу в Екатерининском парке. У меня там была юношеская влюбленность, чисто платоническая, один фарцовщик. И вот он вдруг засел у меня в памяти, и я стала его разыскивать. И нашла. В тюрьме. Он из фарцовщиков ушел в бандиты, стал употреблять наркотики. И наконец его осудили за какую-то кражу. Я его нашла и стала к нему в тюрьму ходить на свидания. Пару лет ходила. Потом он освободился и пришел к нам на Моховую жить.
Мне надо было бы просто ему помочь и разойтись. А я сама с ним легла, причем зная, что у него ВИЧ. Со мной происходило какое-то безумие. Мне все казалось, что я должна себя принести в жертву за того загубленного ребенка, чтобы родился новый. Так родилась Поля. Здоровой. А я получила статус ВИЧ.
Полин отец устроился на работу охранником, нам очень помогали мои друзья. Живи да радуйся. Но, когда я была беременной, у него завелась любовница. Она сама подложила в его карман нижнее белье, чтобы я узнала. Я выставила его с вещами. Осталась одна и буквально голодала. Цветочный магазин, в котором я работала, закрылся. Миша, к счастью, был в лагере. В августе я чудом устроилась работать в гостиницу. Благодаря тому, что я там работала, у меня следующие полтора года были декретные и нам было на что жить.
У Миши в тот момент умерла бабушка, мама Жени. Женя стал больше пить и начал употреблять тяжелые наркотики. Сейчас его уже нет в живых. А я до сих пор себя виню, что не сохранила семью.
Полине исполнилось полтора года. И начался, пожалуй, самый тяжелый период. Я взяла кредит и устроилась в садик на Моховой ночной няней. Я думала, что ночью Полина будет спать, а я работать. Но ничего подобного не получилось. У Полины была очень сложная группа, жуткая воспитательница, которая постоянно приходила с синяками, я ее частенько встречала на Моховой выпившей. Я поняла, что оставлять там Полину нельзя. И мы оттуда ушли.
Было лето. Денег не было, выплачивать кредит было нечем, есть было нечего, как жить, было непонятно. Я в отчаянии шла и вдруг увидела табличку «Теплый дом» на двери. Я постучала, мне открыла Светлана Леонидовна, директор фонда. Выслушала и сказала: «Кажется, вам нужен отдых. Раз вам есть нечего, мы вас там и накормим». И взяла нас в палаточный лагерь. И это было такое счастливое время внезапной беззаботности, тепла, уверенности в завтрашнем дне, плотного общения друг с другом.
Мы вернулись из лагеря и стали ходить в фонд на занятия. Эти занятия мне очень помогли. Для меня это была возможность вернуться к себе, отойти от кастрюль, от бытовухи хотя бы на пару часов. Кроме того, фонд давал нам ощутимую помощь продуктами и вещами. И для Полины эти развивающие занятия были очень важны, это было что-то совсем другое, чем нелегкая и однообразная жизнь дома. Кроме того, занятия очень помогли нам быть ближе между собой.
Мы ходили в фонд несколько лет. И нас это буквально спасло. Мне просто очень нужна была поддержка в тот период. Потом я пошла на работу, Полина пошла в хороший детский сад, Полинин папа вернулся. В тот раз в лагерь ездил еще и Полинин сводный брат Кирилл, родившийся от другой женщины. Фонд помог и их семье. Через некоторое время Полинин папа умер, я его похоронила. И очень благодарна, что все по-человечески закончилось.
Постепенно жить стало проще. Дети подрастали. Я работала. В какой-то момент я познакомилась через сайт со своим нынешним мужем Сергеем. Я не могла себе позволить искать здорового мужчину, у Сергея тоже ВИЧ. Он верующий, у него тоже непростая судьба: он со школы пил, не доучился в Первом меде, принимал наркотики, чудесным образом перестал употреблять, но остался с ВИЧ. У нас три общих сына: Георгий, Илья и Глеб. Младшему полтора. Все здоровы. Я принимаю терапию. Мне бы очень хотелось, чтобы дети видели наше супружество счастливым. Мне бы хотелось дать им то, чего не дала мне моя мама: внимательное отношение, свободу выбирать, тепло.
В последние годы я много работала в больницах и в благотворительных организациях. С умирающими людьми, со стариками, с инвалидами. В мире много людей, которым нужна помощь.
Благотворительный фонд «Теплый дом» с 2007 года помогает малоимущим семьям с детьми, оказавшимся в тяжелой жизненной ситуации. Он работает с матерями-одиночками, выпускницами детских домов, женщинами в СИЗО. «Теплый дом» поддерживает семьи психологически и материально, помогает взаимодействовать с органами опеки и представляет интересы родителей в суде. Главная задача фонда — сделать все, чтобы дети оставались в семьях и чтобы жить там им было комфортно и безопасно. Вы можете помочь «Теплому дому» в его работе.