«Озеро надежды замерзло»: театральный каминг-аут
Щуплый очкарик в курточке нарезает на катке круги по льду. С него не сводит глаз бабушка — грузная, в войлочных ботах и мохеровом берете, из-под которого нелепо торчит седая челка. Время от времени она дает ему указания тоном, не терпящим возражений. Бабушка и внук. Он давно стал признанным режиссером, Рига и Москва жарко обсуждают его спектакли, но через два часа вы поймете, что все это неважно, что он по-прежнему остался этим мальчиком на коньках, сходящим с ума от того, что он не такой, как все, что его не понимают ни зрители, ни актеры. А первой из тех, кто не понимал или не хотел понять, была все-таки она, бабушка. И забыть это невозможно.
«Озеро надежды замерзло» — это вторая часть театрального каминг-аута, исповедального спектакля Владислава Наставшевса в Новом Рижском театре. Спектакля настолько откровенного, что в какой-то момент хочется стыдливо отвести глаза: нет, так не бывает, не может человек о себе и своем детстве рассказывать столь бесстрашно. Как будто он человек без кожи.
Мальчик меж тем разворачивает конфету, высыпает с фольги прямо в рот шоколадные крошки, как делают только в детстве, и кладет серебряный кусочек на патефон. Тот начинает светиться, пластинка — вертеться, и звучит ария Татьяны: «Вообрази, я здесь одна, никто меня не понимает…» Татьяну перебивает грубый окрик: «Сколько уже можно это слушать?!» На этом сочетании щемящей лирики, гротеска и фарса режиссер построил весь спектакль. В нем много таких смешных моментов, так что даже традиционно сдержанная рижская публика начинает хохотать, и такой финал, что невозможно удержать слезы.
На сцене всего четыре актера. Каспарс Знотыньш — Влад, он все время на коньках, едет и едет по тонкому льду, падает, разбивается и снова встает на ноги, он мастерски копирует, даже чуть-чуть пародирует пластику и интонации самого режиссера и вызывает доверие с первых же минут. Вилис Даудзиньш — Бабушка. Он играет женскую роль в лучших традициях херманисовского театра, когда-то потрясшего Москву своей «Соней» по рассказу Татьяны Толстой. Это тоже уже не психологический театр, а некая сказочная условность, он человек-кукла, что особенно очевидно в сцене в бане. Наставшевс при всей своей тонкости отчаянно пускается здесь в путешествие по раблезианским низам. Он сознательно снижает пафос, переосмысляя все высокое в материально-телесном плане. Такого веселого и отчаянного гротескного спектакля я у него еще не видела.