Между вершиной и чужой жизнью

«Вряд ли в мире есть альпинист, который не хотел бы забраться на Эверест,  —  рассказывает мне Надав.  —  Оказаться на вершине самой высокой в мире горы было для меня особенным замыслом. Я начал тренироваться еще за два года до восхождения. На само восхождение уходит три месяца».

Накануне восхождения Надав познакомился с Айдыном Ирмаком — турком, который собирался стать первым в мире человеком, забравшимся на вершину Эвереста вместе с велосипедом.

В ночь на 18 мая 2012 года Надав подошел к последнему лагерю, находившемуся на высоте 8050 метров. «Я сразу понял, что погода была совсем не такой, которая ожидалась,  —  рассказывает Надав.  —  Моя команда в Израиле прислала мне сообщение, что к горе приближается сильнейший ледяной шторм. Вокруг меня было слишком много неопытных скалолазов: из-за этого мы шли к последнему лагерю не пять часов, а все 14. Я понимал, что слишком опасно подниматься на вершину этой же ночью, и попытался объяснить это людям. В ответ они спрашивали меня, глядя прямо в глаза: "Ты что, сумасшедший? Мы заплатили 70 тысяч долларов, чтобы нас сюда провели. Три месяца в горах, два года подготовки. И ты говоришь нам, что из-за какого-то воображаемого шторма мы должны терять время?"»

Надав вернулся к себе в палатку, наблюдая, как длинная очередь людей исчезает в темноте. Сам он остался в лагере еще на сутки. «Я был в "смертельной зоне" — это слой в атмосфере на высоте выше 7800 метров. На этой отметке давление резко падает,  — объясняет Надав. — Чем выше ты поднимаешься, тем больше твоему организму нужно кислорода, чтобы вырабатывать необходимое количество гемоглобина. Обычно тело справляется с акклиматизацией на протяжении восхождения. Но как только вы пересекаете "смертельную зону" в 7800 метров, с каждым вздохом вы получаете в четыре раза меньше кислорода, чем обычно, и ваш организм начинает разрушаться».

Следующей ночью Надав начал восхождение и по пути обнаружил двух уже знакомых альпинистов. Они оба были мертвы. Затем он встретил еще одного — живого. «У него не было кислородной системы, — вспоминает Надав. — Этот человек лежал в ледяном разломе без сознания, полностью окоченевший — было 60 градусов ниже нуля. Я попытался привести его в чувство и понял, что это тот самый турецкий альпинист, с которым мы играли в настольные игры и говорили о политике в базовом лагере. За ночь до этого я предупреждал его, чтобы он не поднимался, но он сказал что-то о своей мечте и отправился наверх в одиночку».

По расчетам Надава, до вершины оставалось идти меньше четырех часов. «У меня пульсировала мысль: иди наверх, сделай снимок с флагом, сразу спускайся обратно, — рассказывает Надав. — А потом я понял, что Айдын слишком плох, что он не доживет до моего возвращения. Ситуация была в любом случае проигрышная: я поднимусь на гору с осознанием, что не сделал для этого человека того, что мог. А если начну спускаться вместе с ним, то не только потеряю свою возможность забраться на вершину — я могу вообще не дойти живым. Все эти размышления промелькнули в доли секунды. Но во время службы в израильской армии нас учили никогда не оставлять человека в беде».

Надав привязал альпиниста веревками к себе и начал спуск. «Полчаса спустя сломалась моя кислородная маска, — рассказывает Надав. — С этого момента у нас обоих не было кислорода, и я чувствовал, будто кто-то затягивает ремень на моей шее. Мне пришлось снять перчатки, чтобы ненадолго отвязать Айдына. И затем я понял, что не могу надеть перчатку. Мои очки и глаза застилало снегом. Я посветил на руку фонарем и увидел, что она почернела от холода. Все пальцы остались в том положении, в котором они держали веревку — и оставались в нем следующие полтора года».

Надав тащил Айдына на себе 31 час — до лагеря, где были люди. Каждое мгновение он заново решал для себя, правильно ли поступает. «Я все время думал о том, что просто не смогу дойти. Даже мысленно попрощался со своей семьей, — говорит он. — Примерно за 100 метров до лагеря, в полной темноте, лед подо мной начал трескаться, я упал в разлом, ударился головой и потерял сознание. Даже сейчас, когда я закрываю глаза, я вижу перед собой людей, которые светят мне фонариком в лицо и вытаскивают меня. Я не могу найти слов, чтобы описать, каково это — когда тебя несут на руках после таких трудных, болезненных дней».

В конце концов Айдын и Надав отправились домой. В Израиле врачи хотели ампутировать Надаву четыре пальца, но он не позволил им этого сделать. «В больнице выяснилось, что я потерял 19 килограммов во время спуска, и мне потребовалось еще два года, чтобы восстановить руку», — говорит Надав.

Еще год после случившегося Надав и Айдын продолжали общаться, затем каждый из них вернулся к своей жизни. «Айдын за это время много раз благодарил меня за то, что я спас его жизнь, — говорит Надав. — Однажды даже позвонил моей маме, чтобы сказать спасибо». Жалел ли Надав, что отказался от вершины? Еще как. «Но что тогда, что сейчас, я верю, что ни одна из вершин не стоит человеческой жизни», — говорит он.

Надав никогда не говорит о восстановлении — самой трудной части своей жизни. «Я просто хотел вернуться к тому, что люблю делать, — говорит он. — Можно сравнить меня с пианистом — я не мог представить, что у меня заберут мое пианино, то есть мои горы. С тех пор я завершил десятки проектов. Забрался на Килиманджаро и на вершине сделал предложение своей девушке. Мы отпраздновали нашу первую годовщину в прошлом месяце. В России мы с двумя альпинистами забрались на Эльбрус зимой: в минус 58 и при ветре, дующем со скоростью 90 км/ч. Вместе с командой альпинистов я провел 70 дней на самой опасной горе в мире — Аннапурна, с которой не возвращается 40 процентов тех, кто отправляется ее покорять. Мы не только забрались на гору, но и установили мировой рекорд, сыграв шахматную партию за 20 метров от ее вершины». Когда я спрашиваю его, о чем он сожалеет, Надав отвечает просто: ни о чем. «Однажды я рассказывал о своей жизни и одна девушка спросила, почему я ношу черную перчатку на правой руке, — говорит Надав. — Я вспомнил про Айдына, и она спросила: считаю ли я, что все мои потери того стоили? Я сказал, что если поставлю на весы человеческую жизнь и свои страдания от восстановления, то даже ампутация руки до локтя стоила бы спасения одной жизни. Есть вещи, которые ты должен сделать. Но главное, что даже после того, как потерял все, ты можешь восстановиться и двигаться дальше, к новым достижениям».