«Муж говорил, что не бил меня, и я начинала ему верить». Четыре истории о газлайтинге

«Он убеждал меня, что настоящих женщин мужчины не бьют»

Галина, 34 года

Своего будущего мужа я встретила в 17 и сразу же в него влюбилась. Для меня это был первый опыт отношений. Муж всю жизнь ходил на разные энергетические, ведические, экстрасенсорные тренинги, одно время увлекался сайентологией. Иногда водил меня с собой. На тренингах нам рассказывали, что благополучие семьи зависит исключительно от женщины и во всех семейных проблемах виновата только она. Что «настоящая» женщина не имеет права злиться и обижаться, она все прощает.

Поначалу наша семейная жизнь складывалась неплохо. У нас родился ребенок. Потом муж начал говорить, что я духовно и физически не соответствую его уровню, что я должна энергетически подпитывать и вдохновлять его на зарабатывание денег и воспитание ребенка. Вскоре я забеременела во второй раз. Муж всегда хотел большую семью — семерых детей. Оказалось, что таким образом он просто хотел полностью подчинить меня себе и самоутвердиться. После рождения второго ребенка муж начал поднимать на меня руку. Делал он это редко, но во мне жил страх, что он может не просто избить меня, а убить. Первые пару раз это были просто очень увесистые пощечины. После он просил прощения, обещал, что больше такое не повторится. Однако потом начал убеждать меня, что настоящих женщин мужчины не бьют, и если он меня ударил, значит, я вела себя как мужик.

Еще через год я забеременела близнецами и через небольшой промежуток времени после их рождения узнала, что беременна снова. Помощи от мужа ждать не приходилось, поэтому я решила сделать аборт. Но муж отговорил меня, обещал заботиться о старших детях. Я оставила ребенка, но на третьем месяце беременности, когда аборт делать было поздно, муж сказал, что для него самое главное — его жизнь и личностный рост, и почти перестал появляться дома.

Я плохо переносила эту беременность из-за сильнейшего токсикоза. Когда пожаловалась мужу, что мне очень тяжело, и обвинила его в том, что он не сдержал своих обещаний, он меня избил. Бил головой об пол, потом душил, пытался привязать к батарее, хлестал по ногам ремнем, угрожал убить. Как потом оказалось, соседи слышали мои крики, но решили не вмешиваться в «семейные дела». Почти сутки я провела взаперти, без еды и воды. Мобильный телефон и ключи муж спрятал, выбраться из квартиры я не могла. Когда муж уснул, я добралась до компьютера и отправила сообщение сестре с просьбой о помощи. Она вызвала участкового. В объяснительной муж написал, что не бил меня, я ударилась сама, а он просто пытался привязать меня к батарее. Только после этого я смогла уйти из квартиры к сестре. Детей я оставила с ним. Я не боялась, что он с ними что-то сделает, ведь он бил только меня.

Всем знакомым муж говорил, что никогда не поднимал на меня руку, что я все придумала, и многие ему верили. А те, кто не верил, говорили, что я сама во всем виновата

Я сразу подала на развод. Сняла побои и написала заявление в полицию, но там сказали, что я ничего не докажу, потому что у меня даже переломов нет. Полицейские не хотели брать заявление, говорили, что мы с мужем завтра помиримся, а они останутся крайними. Я не сдавалась, и они приняли заявление. Однако привлечь мужа к ответственности мне так и не удалось: заявление было оформлено неправильно, и суд отказал в возбуждении дела. Повторно писать заявление я не стала: у меня не осталось сил.

Когда мы разводились, я постоянно держала перед глазами справку о побоях, фото с синяками и скриншоты его сообщений с угрозами, чтобы убедить себя, что я это не придумала. Я звонила сестре, которая видела меня избитую, чтобы она подтвердила, что я не схожу с ума. Потому что этот человек смотрел мне в глаза и улыбался: «Почему ты рассказываешь небылицы? Я никогда не бил тебя». Он говорил это так искренне, что мне становилось жутко. А если даже я иногда сомневалась в произошедшем, то представьте, насколько легко моему теперь уже бывшему мужу было убедить других. К тому же он умеет произвести хорошее впечатление. Окружающие знают его только с лучшей стороны. Всем знакомым он говорил и говорит, что никогда не поднимал на меня руку, что я все придумала, и многие ему верят. А те, кто не верит, говорят, что я сама во всем виновата. Это ужасно стыдно и обидно. Я морально уничтожена не только побоями, но и реакцией окружения.

Еще год после развода мы с мужем прожили вместе, потому что квартира была общая. Как-то я лежала с ребенком в ванной. Уже бывший на тот момент муж стал требовать, чтобы я немедленно вылезала и приготовила ему завтрак. Когда я отказалась, он за волосы вытащил меня из ванной. Орал, что в его доме все обязаны его слушаться и уважительно относиться к нему. Когда он ушел, я сменила замки и больше не пускала его в дом.

После этого он больше двух лет угрожал меня избить, требовал подчинения и шантажировал алиментами. Я писала обо всех его угрозах в соцсети, отсылала скриншоты и просьбы о помощи его друзьям и знакомым. Но вновь не нашла поддержки: «Нормальную женщину мужчина бить не будет! Не выноси сор из избы!»

Со временем бывший муж от меня отстал. Но у нас за плечами 12 лет брака и пять общих детей, которые живут со мной, и общаться с ним все-таки приходится. Когда муж избивал меня, дети были еще маленькими и не понимали, что происходит, кроме старшего, которому тогда было девять лет — у него с отцом напряженные отношения. Сыновья постоянно видят замученную меня, а отец появляется раз в пару месяцев и устраивает им праздник. Общение с бывшим мужем до сих пор дается мне очень тяжело. Второй год хожу к психологу.

«Мама говорила, что я все придумываю»

Анна, 28 лет

Все детство и юность меня жестко контролировали родители. Главной воспитательницей была, конечно, мать. Лет в 15 я попыталась избавиться от гиперопеки, встречаться с мальчиками, но это не вязалось с ожиданиями родителей. Меня воспитали «правильной», хорошей девочкой, но когда я пыталась отстоять свою свободу, мама в порывах гнева начала орать, что я хамка и шлюха. Меня постоянно сравнивали с чужими детьми не в мою пользу и обвиняли в неблагодарности. Когда я припоминала маме ее слова, слышала в ответ: «Я тебе такого не говорила! Как у тебя хватает наглости такое придумывать?» История повторялась, когда она рылась в моих вещах или читала личные записи (при мне): «Я такого не делала! Ты придумываешь!» Я реагировала на эти слова болезненно, даже думала записать все на диктофон, чтобы потом предъявить доказательства. Я пыталась спокойно объяснить родителям, что именно меня ранило, но слышала в ответ, что я все переворачиваю с ног на голову, что мне все показалось и что я сама нарываюсь на конфликт. Я была в отчаянии.

Конфликты и газлайтинг продолжались долгие 10 лет. Мне часто снилось, что я ору на свою маму матом, эти сны меня выматывали. В итоге я заработала невроз и тревожное расстройство, которые со мной по сей день. Я до сих пор учусь верить себе. Когда меня обижают, я сомневаюсь, правильно ли я поняла услышанное.

Я научилась говорить «нет» и обрывать разговоры, выключать телефон, перестала делиться своими планами и мыслями

Первым условием прекращения конфликтов и газлайтинга была сепарация. Я научилась говорить «нет» и обрывать разговоры, выключать телефон, перестала делиться своими планами и мыслями. Потом я пошла на психотерапию. Врач помог мне восстановиться после депрессии и взглянуть на свои отношения с матерью со стороны. Я поняла, что конфликты и газлайтинг были продиктованы маминым неврозом, страхами и комплексом «идеальной мамы», у которой не может быть «плохих» детей. Она травмировала меня, потому что ее саму мучила травма. Так что нужно было просто разорвать порочный круг, перестать реагировать на провокации и жалеть себя.

Надо отдать должное маме: когда пришло время, она отпустила меня учиться в другой город наперекор своим страхам. А теперь, видимо, полностью пережила кризис сепарации, так что мы сдружились. Но я все равно избегаю любых конфликтов и стараюсь не влезать в споры. Это уже рефлекс: больше не хочу слышать, что мне мерещатся обиды.

«Угрозы они называли шутками, которые я воспринимаю всерьез исключительно из-за своей озлобленности»

Дана, 22 года

Мои родители развелись вскоре после моего рождения. С четырех лет я жила с мамой и отчимом. В детстве меня время от времени били, и это считалось нормальным. Меня держали в ежовых рукавицах, запрещали спорить с родителями, иметь отличное от их мнение, следили за мной в соцсетях, лишали личного пространства: запрещали закрывать дверь, отчим мог ворваться в комнату и раскидать все вещи, если ему казалось, что они не сложены.

Когда я училась на первом курсе, мы сильно поссорились и я попыталась сбежать к отцу, просто разозлилась и пошла собирать вещи. Побег не удался, так как отцу я была не особо нужна. Отчим подобрал меня на улице, обнял, а потом повез, но не домой, а куда-то за город. Мы приехали к реке, и отчим сказал, что привяжет к моей шее камень и бросит в воду, если я еще раз посмею обидеть маму. Это было не просто страшно, но и унизительно — мне пришлось обещать то, чего он требовал, ведь я боялась за свою жизнь. После этого меня как человека практически не стало: я делала, что от меня требовали, говорила то, чего не запретили говорить, унижалась и пыталась быть «правильной». Эпизод с речкой я выбросила из головы на следующий же день — это был слишком сильный шок.

Как-то я заспорила с мамой про одежду. Для мамы это не шутки, ведь я до 20 лет одевалась по ее приказу, у меня не было права на свое мнение. Отчим позвал меня в комнату, взял за горло, поднял и бросил вниз, сказав, что я забыла об уговоре. Я совсем замкнулась в себе.

Как человека меня практически не стало: я делала, что от меня требовали, говорила то, чего не запретили говорить, унижалась и пыталась быть «правильной»

Однажды я набралась сил и сказала родителям, что тот день, когда меня угрожали утопить, был худшим в моей жизни. Отчим никак не отреагировал на это, а мама начала истерить. После этого она часто обвиняла меня в бесчувственности, озлобленности и неумении прощать. Весь третий курс я пыталась подружиться с родителями, но они говорили, что я их не люблю и считаю себя лучше остальных членов семьи. Отчим постоянно твердил, что это я во всем виновата, что мне надо было лучше учиться, больше работать по дому и помогать родным. Я пыталась доказать им обратное. Как-то в разговоре я сказала отчиму в шутку: «Ну, глупость сказал». А он ответил: «Ты что, меня за дружбана считаешь? Как ты могла обозвать меня дураком? Да ты никто тут, я бы мог поставить тебя раком и *** сейчас!» Мне было очень больно. Чтобы заглушить боль, я резала руки. Дважды мама заставала меня рыдающей на кухне, давала корвалола и говорила, что я сама во всем виновата. Угрозы отчима она называла шутками, которые я воспринимаю всерьез исключительно из-за своей озлобленности и желания подставить хорошего человека. Со временем ситуация только ухудшилась. На четвертом курсе опять начались угрозы: отчим раз в месяц в красках рассказывал, как меня убьет.

Как-то в интернете я наткнулась на отрывок из книги Патрисии Эванс, в котором говорилось о газлайтинге, и поняла, что это все про меня. Что меня обвиняют без вины, что мне запрещают иметь чувства, реагировать на насилие. Тогда я обратилась в кризисный центр за консультацией, мне пообещали квартиру на три месяца. Я убежала из дома, сначала к подруге, через месяц — в квартиру центра, а еще через два месяца начала снимать свою. С тех пор с родителями я не общаюсь. Родственники считают, что я кинула семью, обидела хороших людей, а эмоциональное насилие для них — норма.

Из-за пережитого психологического насилия я начала считать, что все люди — мрази, которым нравится причинять другим боль и страдания. Сейчас я пытаюсь иначе посмотреть на мир. Моя нервная система подорвана, я хожу к психологу и принимаю антидепрессанты.

«Я всегда оказывалась виноватой»

Ольга, 37 лет

В 21 год я начала встречаться с молодым человеком из параллели. Для меня это были вторые отношения. Первые закончились быстро, там не было особой любви. В этот раз все было по-другому: невероятный эмоциональный подъем, улыбка на лице и бабочки в животе.

Через некоторое время я стала замечать, что мой молодой человек ведет себя в компаниях так, будто мы не пара. Еще он мог без предупреждения пропасть на несколько дней. Я искренне думала, что он делает это не со зла и неосознанно, что я расскажу ему, как все это вижу, и он поймет. Однако после первого разговора на эту тему я почувствовала себя облитой помоями и очень виноватой: это я все не так поняла, он ничего такого не имел в виду, просто я странно реагирую. Родители с детства прививали мне чувство вины, поэтому внушить его мог каждый без особого труда, и особенно близкие мне люди, чьим мнением я очень дорожила. Поэтому еще некоторое время после этого разговора я убеждала себя, что нужно относиться к его поведению «адекватно», закрывать на все глаза. Вскоре я снова попыталась поговорить об этом с молодым человеком — ровно с тем же результатом: я оказалась виноватой.

В конце отношений мой молодой человек еще больше обнаглел: он практически в открытую флиртовал с другими девушками и на людях старался делать вид, что мы тут вместе просто по делам. Подруги пытались открыть мне глаза, но я по-прежнему не обсуждала его поведение с ним, потому что знала, чем это кончится. Разорвать отношения у меня не было сил, я болезненно от него зависела. Те, кто в отношениях сталкивался с психологическим насилием, меня поймут: эмоциональные «качели», когда тебя то возносят до небес, то унижают, очень привязывают к партнеру. В итоге отношения разорвал он, сказав, что у него есть другая.

Четыре года газлайтинга не прошли для меня бесследно. В момент отчаяния я сказала подруге: «Даже не могу представить, за что меня можно полюбить». Я долго восстанавливала свою самооценку. Один психотерапевт посоветовал мне зарегистрироваться на сайте знакомств, и, как ни странно, это помогло мне повысить самооценку. Там же я познакомилась с будущим мужем. Я зацепила его не внешностью, а умом, но ко встрече с ним моя самооценка и гордость были близки к нормальным. Эмоционального насилия в наших отношениях нет. С ним я могу обсуждать острые моменты. Мне повезло: он слышит меня и прислушивается. Знаю, что в этом нет ничего особенного, это основа нормальных партнерских отношений. Но также я знаю, насколько все может быть по-другому, поэтому ценю мужа и благодарна ему.