Без шума и ярости. «Три сестры» Константина Богомолова
«Три сестры» Константина Богомолова в МХТ ждали с особым нетерпением. Все сошлось: сто двадцать лет Художественному театру, уход Олега Табакова, чьими усилиями МХТ долгое время был лидером не по ранжиру, а по сути, назначение нового главного режиссера, чья эстетика резко отличается от богомоловской. И меньше всего — я по крайней мере — рассчитывали на продолжение вуди-алленовского сериала на сцене в Камергерском (две первых серии — это спектакли Богомолова «Мужья и жены» и «Сентрал Парк»). Хотя великого Вуди и называют американским Чеховым, названные спектакли казались исключительно приятным и необременительным времяпрепровождением, после которого хорошо пойти в ресторан и продолжить удовольствие. Обладали ли они артистизмом алленовских фильмов и остротой высказывания певца Манхэттена — вопрос спорный.
Режиссер, обращаясь к зрителям перед началом с просьбой выключить телефоны, игриво пообещал долго их не мучить: «час и час». Два действия. Четыре года — 1884, 1885, 1886 и 1887. Четыре огромных экрана, дающие возможность видеть крупные планы. Актеры появляются внутри простой конструкции из неоновых трубок, меняющих цвет от белого до красного, и уходят. Пара диванов — художник Лариса Ломакина, как всегда, лапидарна. Красивые молодые актрисы в роли трех сестер и Наташи. Никаких накрытых столов, развевающихся занавесок и нарядных военных мундиров, на месте «любимых часов мамы», которые разобьет Чебутыкин, — коробочка с мигающими цифрами. Офицеры — самое необычное, что есть в спектакле: Вершинин (во всяком случае внешне) похож скорее на сантехника, чем на подполковника, Соленый умный и привлекательный, а Тузенбаха играет женщина. От Дарьи Мороз в этой роли невозможно оторвать глаз, она стильная, трагическая и прекрасная, а ее барон здесь умнее всех и единственный переживает настоящую драму. Возможно, так и было задумано. Как и то, что оба действия завершаются одинаково: актриса, с сигаретой в губах, поет шлягер из репертуара радио «Дача»: «Не надо делать таких удивительных глаз, как будто все у тебя в первый раз…» Ой, не в первый. И «Три сестры» — в сотый, и снимающие пафос песенки в спектаклях Богомолова — в двадцатый. Все было. Хотя каждый раз чего-то ждешь.
Завороженная парадоксальностью и игрой ума в лучших богомоловских постановках, я не хотела замечать их ледяную холодность и внутреннее равнодушие — в «Трех сестрах» ощутила это в полной мере. Хорошие актрисы начинают и заканчивают спектакль одной и той же интонацией бесконечной усталости, разочарования и неверия ни во что на свете. Вместо Москвы они с тем же успехом могли стремиться на Луну. Никто никого не любит и не жалеет. Никакой искры между Вершининым (Дмитрий Куличков) и Машей (Александра Виноградова) не пробегает, сколько ни свисти, ни говори «трам-там-там» и даже ни обнимайся жарко на диване. Ольга (Александра Ребенок) утомлена, кажется, от рождения. Ирина (в исполнении Софьи Эрнст она самая обаятельная и живая из сестер) и Чебутыкин (Александр Семчев) просто-таки толкают барона на смерть, оставаясь при этом совершенно равнодушными. Эти тихие бесстрастные интонации оказались к лицу одной только Наташе: в исполнении Светланы Устиновой она выгодно отличается от других, кричащих и визжащих, Наташ и выглядит еще более зловещей, особенно рядом с мягким и интеллигентным Андреем (Кирилл Трубецкой). Она не столько хозяйка, занятая переустройством жизни, сколько человек, наиболее органично ощущающий себя в новом времени. Поэтому слова из песенки барона: «Давайте выпьем, Наташа, сухого вина…» — приобретают особый смысл. В сущности, она единственная по-настоящему счастлива и в этой пьесе, и в этом спектакле, счастлива спокойно, естественно, без борьбы и крика, и это, конечно, очень по-чеховски.
Как же не хватает в этих «Трех сестрах» сухой ярости великолепного богомоловского «Князя»: совсем недавно под надуманным предлогом его сняли из репертуара Ленкома. Похоже, теперь режиссер решил искать новый, неэпатажный и коммерческий, стиль в своих последних мхатовских постановках. Это еще более трудный путь: там подстерегают и скука, и необязательность приема, особенно когда речь идет о знакомом до каждой реплики тексте. Хотя последнее утверждение спорно: моя соседка слева, например, в течение всего спектакля жадно пила воду из бутылки и хихикала над Кулыгиным, не замечающим адюльтера у себя под носом. Помню, как в этом же зале меня потрясло в свое время дружное «Ах!» на реплике о самоубийстве Треплева — там этого решительно никто не ожидал. Потом играющий Треплева Евгений Миронов подтвердил, что так и есть. Стилистика ненавязчивого дайджеста такому залу действительно наиболее подходит.
В сети на «Три сестры» первым выходит сообщение: «краткое содержание — семь минут, оригинал — два часа». Это если читать, наверное. Играть — много дольше, если целиком. Но на такое мало кто идет, разве что Жолдак в Александринке, чей спектакль идет четыре с лишним часа. И не в этом дело, конечно. Неслучайно по отношению к чеховским текстам используется понятие «коммуникативного провала»: герои не слушают никого, кроме себя. У Кулябина в той же пьесе они и вовсе немые и не слышат друг друга в буквальном смысле. Но подтекст, подтекст! Там-то и спрятаны мука, жизнь, страсть. И они либо есть, либо их нет.
В Москве сейчас дуэль между двумя постановками «Трех сестер»: Богомолова и Женовача. Каждый сам для себя определяет победителя. Больше всего тревожит другое: что будет с Художественным? Если бы знать, если бы знать… Пока что эти знаменитые финальные реплики на сцене МХТ произносятся сухо, бесстрастно и скороговоркой. Без музыки.