Олег Нестеров:  Интуитивная музыка — это не заумь, не авангард, не инструментальные запилы

Ɔ. Что такое Zerolines? Новая пластинка группы «Мегаполис», сайд-проект Олега Нестерова или музыкальный перформанс в Планетарии? Или все вместе?

Самое точное определение — это лаборатория. ZerolinesLab — интуитивный метод, при помощи которого мы делаем музыку. Знакомство с этим методом началось в далекие девяностые годы. Просто однажды мы сели в круг и начали играть то, что в голову взбредет. И продолжали это делать в течение двух лет. Это было совершенно отвратительное занятие. Мы играли штампы, клише, которые на нас в изобилии налипли.

Но через два года, я помню этот момент отчетливо, наш алмазный бур доскреб до первого нефтеносного озера. Вдруг мы приняли на наш рекордер удивительную музыку, которую сами не могли толком понять. Вопрос был даже таким: что это? что к нам пришло? как мы вообще это сыграли? и что теперь нам с этим делать?

Это было минут сорок сплошной музыки. Собственно говоря, мы попали в поток, погрузились в него и дальше должны были придать форму тому, что к нам пришло. Некоторый результат этих погружений вылился в песни, и многие альбомы «Мегаполиса» 1990-х содержат композиции, основанные на этом интуитивном подходе.

Ɔ. В начале 2000-х годов многочисленные лейблы издавали интереснейшую музыку, был невероятный рассвет клубной культуры и всем повсюду хватало денег на все. Что случилось тогда у вас? Когда вы почувствовали, что это все не совсем то, что нужно?

Произошло следующее. Представьте себе: 1999–2000 годы. На студии «Снегири» записываются интересные артисты. Мы с Михаилом Габалаевым — два успешных продюсера. У нас своя компания, и, если забежать вперед, на 14 лет мы повесили на гвоздики свои гитары. «Мегаполис» в те годы, по сути, не существовал. Но спасались мы тем, что по ночам, сидя в кругу, продолжали играть то, что взбредет в голову. И в этом нам помогал наш тогдашний гитарист Максим Леонов. Общий результат этих ночных погружений — часов 30 (а может, 70, я не считал точно) музыки, которая к нам пришла и которую мы позже рассортировали. В общем и целом часть той музыки стала песнями и вошла в альбом «Супертанго», включая заглавную композицию, но другая часть песнями становиться не собиралась. Это были композиции совсем иные — с низким горизонтом событий, природным грувом и текстом, который я скорее наговаривал, чем напевал.

Ɔ. И как вы поступили с этим богатством?

Особенно не церемонились. Создали папку Zero Lines и в нее все сложили. Спустя какое-то время писать это название в два слова стало лень, и папка переименовалась в Zerolines. И еще через какое-то время стала проектом — мы выбрали из нее шесть самых ярких композиций, и они нам не то чтобы вскружили головы, а просто до основания перепахали нас. А дальше мы превратились в персонажа фильма Андрона Кончаловского «Любовники Марии», который так влюбился в девушку, что никак не мог с ней переспать. Мы никак не могли дотронуться даже пальцем до этих композиций, чтобы как-то их доделать, придать им окончательную форму, чтобы я перепел вокал. Так как мы репетировали их изначально под ритм-машинку, требовалось еще найти и принять в состав барабанщика.

В общем, на все это ушло 15 лет. И только в 2016 году уже силами новейшего состава «Мегаполиса», который записал и «Супертанго», и «Из жизни планет», и все самое важное для нас в XXI веке, мы попробовали собрать концерт. Мы научились это играть и издали те старые, пятнадцатилетней давности записи, немного подрихтованные. Я наконец-то эти композиции спел. Потому что — по секрету — я вообще терял голос в 1994 году и обрел его только 2010-м, и это уже другая история.

Далее мы обрели нашего тысячелетнего барабанщика Олега Ингиозова в году эдак 2008-м, но что такое восемь лет для такого проекта. В общем, мы записали барабаны и явили проект в Планетарии.

Ɔ. Что такое интуитивная музыка Zerolines? Кажется, что это что-то шаманское, немного пугающее.

Ее точно не нужно бояться. Интуитивная музыка — это никакая не заумь, не авангард, не инструментальные запилы. Это самая красивая музыка на земле. Это музыка сфер, о которой говорил Пифагор. И самое важное в этой музыке — попасть в поток. А чтобы попасть в поток, нужно немного понимать технологии. Знаете, как при самогоноварении.

Сначала нужно отсечь голову. Голова — это штампы и клише. Когда мы садимся играть в круг, неизбежно сначала идет «голова»: вылезает тысячу раз сыгранная кем-то музыка, и она может идти два года, десять минут, два часа, после чего отправляется в помойку.

Потом, если очень повезет, мы погружаемся в этот поток, где время течет по-другому, где нет неправильных нот, где мы сами себе не принадлежим и даже сами собой не являемся, где наши тела играют минимальную роль. Помните книгу Владимира Орлова «Альтист Данилов»: там был альтист, который был, в общем-то, бесом, сдвигал на руке браслет из состояния «З» в состояние «Н» — из земного состояния в небесное. Так вот, находясь в потоке, мы сдвигаем браслеты в состояние «Н» и превращаемся в тысячелетних музыкантов. В этот момент работает лишь наш духовный опыт. А уже дальше, на берегу, мы совершенно не понимаем, кто это сыграл, каким образом и из чего состоит эта музыка. Основная задача — чтобы наш человеческий опыт соотнесся в результате с опытом духовным. Но это процесс не быстрый. На это у меня, к примеру, ушло 15 лет.

Ɔ. Что будет в Планетарии — и почему, собственно, опять Планетарий, а не какой-то другой, не менее масштабный зал?

Мы играем концерт, про который многие говорят, что это откровение. Действительно, так оно и есть. Музыка сфер никогда не устареет и всегда предельно чиста. Помню, что в какой-то момент — уже после того, как мы представили проект, — мы решили: ну все, 16 лет прошло, сейчас сыграем концерт, представим его как альбом «Мегаполиса» и, наконец, поставим в этой истории точку. Мы собрали материал, записали, сыграли — все хорошо. Но оказалось, что это был лишь приквел. Ведь что такое Zerolines? Из него вышли и пластинка «Супертанго», и проект «Из жизни планет», который посвящен неснятым советским фильмам 1960-х годов и в котором мы уже вовсю использовали технологию интуитивного погружения. И это сказалось в первую очередь на музыке, которая совершенно точно переживет всех нас.

В общем, мы правда планировали завершить историю, но поставить точку в Планетарии не удалось. Zerolines явно хотел продлиться. Мы сказали: о’кей. Вернули ему первоначальный статус проекта, а не альбома группы «Мегаполис» — то есть решили: пусть это будет отдельный проект. И обратились к оригинальному составу, усилив его Константином Смирновым, клавишником «Морального кодекса», с которым мы очень давно знакомы и знаем его силу и глубину, бит-мейкером Олегом Ингиозовым, который сыграл когда-то у нас роль тысячелетнего барабанщика, и барабанщиком Антоном Дашкиным. Таким составом мы прожили два года, набрали еще массив музыки, который сумели обработать и научиться играть. И теперь все это готово к представлению в Московском планетарии. То есть на концерте 30 октября будет и то, что уже было издано, и то, чего еще никто не слышал.

И еще: что касается Московского планетария, это одно из немногих мест, где мы можем играть эту музыку. Мы ведь практически не выступаем с Zerolines. Как вы думаете, почему? В сущности, мы сыграли его всего дважды: в Планетарии и второй раз в Пулковской обсерватории.

Все дело в том, что Zerolines — это, как я уже сказал, не музыка в общеизвестном понимании этого слова. И точно не музыка для нормальных концертных площадок. И уж тем более не для клубов. Для Zerolines важны ритуалы, а Планетарий ритуалами живет. Плюс у Zerolines очень большая визуальная составляющая, за которую отвечает замечательный художник Андрей Врадий. Планетарий на один день превратится в первоклассную концертную площадку с безграничными визуальными возможностями. Только вообразите: полнокупольная проекция, генеративная, трехслойная, фронтальная. А купол — самый большой в Европе! И эти проекции, уносящие зрителей в иные измерения, и эта музыка, меняющая все вокруг. Что бы ни произошло в этот вечер, все, кто придет на концерт, выйдут в московскую ночь совершенно иными. Возможно, тот заряд, что они получат, продержится всего неделю, а может — в течение всей суровой московской зимы. На что все мы очень сильно рассчитываем.

Автор: Наталья Аредова-Кострова