Григорий Константинопольский: В аду все раскаиваются

Ɔ. Название фильма — намек на «Американского психопата», с которым ваша картина во многом перекликается. Чем наш бес отличается от иноземного? Почему вся эта бесовщина именно русская?

Потому что фильм про все эти вечные вопросы, связанные с духовностью. Вопросы, которые мы задаем себе из поколения в поколение: кто виноват и что делать? Каждое поколение вроде бы находит на них ответы, но потом движется дальше — и вопросы встают опять. В итоге они не решаются, а постоянно откладываются — до того момента, пока наконец не происходит буря. А потом вопросы опять начинают накапливаться — до следующей бури. 

Ɔ. То есть нас ждет буря?

Не хотелось бы. Но слишком много ненависти накопилось в обществе. И все равно как-то думаешь: может, обойдется? 

Ɔ. Вас не упрекали в том, что кровью и убийствами в «Русском бесе» вы эту ненависть можете только умножить?

Не упрекали: слишком очевиден ужасный финал, чтобы считать это пропагандой. Вот это все зря не бывает — это закономерный итог. Согласны?

Ɔ. В общем, да, но я как-то не уверен во всех зрителях.

Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит. Всем понравиться невозможно. Есть развлекательное кино, а есть кино, которое развлекает, но после которого тебе приходится задуматься о том, зачем ты живешь. Мое, наверное, такое. А может, и нет — кому-то будет скучно. К тому же у нас есть традиция ругать зеркало: «Ах ты, мерзкое стекло...» У вас, кстати, кто любимый персонаж из русской литературы? 

Ɔ. Князь Мышкин, наверное.

А у меня Татьяна — это главный персонаж русской литературы. «Но я другому отдана и буду век ему верна». Посмотрите: в то время и в том государстве были прекрасные молодые люди, недоступные великолепные красавицы, страсти, интриги, бриллианты. Сейчас от той жизни вообще ничего не осталось — красавцы и красавицы лежат в гробу, их семьи рассеяны по свету, государства нет. И над всем торжествует только прекрасная Татьяна, которая по-прежнему светоч русской жизни. Есть авторы, которые тебе очень интересны, но со временем начинаешь их перерастать. А Пушкина невозможно перерасти — это русский гений. 

Ɔ. А кто из писателей перестал вам быть интересен?

Ну, вот, например, «Дар» Набокова. Не то чтобы он перестал быть интересен — это блестящий роман, восхитительный. Но я его читал лет десять назад и понимал, что написал его прекрасный, чудный, волшебный, одаренный мальчик. А Пушкина, «Руслана и Людмилу» — поди перерасти! «Подумала и стала кушать». Пушкин — это и есть Россия, это русская культура. Я всегда мечтал поставить «Руслана и Людмилу». Больше всего мне, конечно, хочется сделать «Евгения Онегина», но я пока не понимаю как. Когда придумаю, обязательно это сделаю. Если сил хватит. 

Ɔ. Сейчас, насколько я знаю, вы тоже работаете над классикой и не так давно закончили в Ярославле съемки фильма по «Грозе» Островского. Почему, кстати, снимали именно там, а не, например, в Костроме, которая стала прототипом места действия?

Действие происходит в Калинове, поэтому неважно, где снимать — в Костроме, Ярославле или любом другом волжском городе. В Ярославле я учился в театральном институте, поэтому прекрасно знаю город и со многими знаком. К тому же там есть производственная база моего товарища. А поскольку денег у меня, как всегда, три с половиной копейки, локейшн мне был практически не нужен. 

Ɔ. Почему вы учились в Ярославле? Вы же родились в Москве.

Потому что я идиот. 

Ɔ. Какая связь?

Московский мальчик не поступил в Москве, но он был такой упертый, что все равно решил стать артистом и поехал в Ярославль. Обычно оттуда едут в Москву, а я наоборот. Устроил себе на четыре года шоу с постоянными переездами, благо, это недалеко — четыре часа на поезде. Потому что характер. А характер — это судьба. 

Ɔ. В Ярославле вы учились на актера ТЮЗа. Вам удалось поработать по специальности?

К сожалению, нет: через две недели после того, как я сыграл в дипломном спектакле главную роль, меня забрали в армию, и все свои роли я исполнял уже там. 

Ɔ. Кого вы играли?

Ефрейтора Константинопольского. А, в дипломном спектакле? Гадкого утенка, который, как и положено, становится прекрасным лебедем. 

Ɔ. В «Русском бесе» вы тоже играете одну из ролей и тоже с превращениями. Вы не боялись, что зрители решат, что эта картина про вас самого? Или вы за всей этой кровью и иронией как раз хотели спрятать что-то очень личное?

Вы хотите спросить: мой герой — это я или нет? Ну, конечно, это не я. Или — конечно, это я. Но, слава богу, лишь отчасти. Я на максималках. 

Ɔ. В фильме до самого финала неясно, убивает герой на самом деле или только в своих фантазиях. А есть вообще разница — для души человека, для его совести?

Так об этом и фильм! Человек, который в душе хочет убивать, рано или поздно убьет по-настоящему. А вообще этот момент — он, конечно, очень страшный. Я один раз видел, как на моих глазах погиб человек. Его сбила машина, когда он перебегал дорогу, а я сидел в припаркованной машине ровно напротив. И этот момент, когда он цепенеет и от него отлетает душа — он непередаваемо тоскливый. Что-то есть в нем такое, что за гранью всей нашей человеческой суеты, дел, разговоров, мнений. 

Ɔ. Что будет с душой Святослава? Он может быть прощен?

Это не мне решать: располагает тот, кто прощает. Он в аду. Раскаялся ли он? Да, в аду все раскаиваются. 

Ɔ. Бывает так, что вы хотели сказать людям что-то важное, а потом видите, что зрители в этом месте смеются?

Постоянно. У меня так постоянно: я пишу сценарий и плачу, а потом, когда фильм уже снят, зрители в зале смеются. Нетонкие люди! Тонкость души не присуща им. 

Ɔ. Может, ваша постоянная ирония — это такой защитный механизм?

Конечно, мы все пытаемся как-то защищаться. Защитить свое маленькое тщедушное тельце. И огромную страдающую душу. (Усмехается в бороду.)

Ɔ. Вы придумываете картину, пишете сценарий, и понятно, что идеальный фильм, который складывается у вас в голове, заведомо лучше того, что в итоге получится. Для чего вообще его снимать?

А зачем ставить спектакли, писать картины, музыку, если все это у тебя в голове? Для людей и для себя — чтобы говорить с самим собой и со зрителями о вещах, которые тебя волнуют. Чтобы помериться с Богом — можешь ли ты создать мир. Ведь режиссер — это кто? Это человек, создающий новый мир, в котором публика видит себя как в зеркале. 

Ɔ. Почему у вас все время такие проблемы с поиском денег на фильмы? У нас же выходят совсем некоммерческие картины, но при этом их кто-то финансирует.

Какие, например? 

Ɔ. Ну, вот Борис Хлебников, не самый коммерческий режиссер, регулярно снимает.

Если говорить об «Аритмии», то она сделана при поддержке Минкульта. 

Ɔ. Вы туда обращались?

Раньше обращался, но мне всегда отказывали. 30 лет отказывали, и я в конце концов перестал туда ходить. Я, наверное, не самый удобный человек. А успех фильма определяется для чиновников только тем, вовремя ты его сдал или не вовремя, уложился ты в бюджет или не уложился. «8 ½ долларов», грубо говоря, имел успех, но это не было для них критерием, и когда я в 90-е годы приходил в Минкульт, там говорили: нет, мы Константинопольскому денег не дадим, нам не нужны скандалы. На тебя один раз повесили ярлык, и с этим ярлыком ты ходишь всю жизнь. Удобно: и ты привык, и людям понятно, на что ориентироваться. 

Ɔ. С другой стороны, если бы вам дали на «Кошечку» много денег, стала бы она от этого лучше?

«Кошечка» как раз и возникла из-за того, что мне не давали денег, и когда я ее придумал, я, наверное, был самым счастливым человеком. Потому что понял, что сниму фильм, и никто кроме Господа Бога не сможет меня остановить. Сниму я его на телефон или на «бетакам» — вообще неважно. Это так прекрасно, когда ты придумал аттракцион, который можешь сам сделать и ни от кого не зависеть. Я тогда почувствовал, какой я мощный чувак. Свобода, независимость — это же самое классное в жизни. Свобода выбора. Когда ты можешь сам решать, что тебе делать. А зачем мне обращаться и просить у кого-то деньги, когда я могу сам это сделать? Пускай сами приходят и дают. Ни у кого и ничего просить больше не буду. 

Ɔ. Вы сейчас работаете над «Грозой» и, возможно, хотите поговорить там с людьми уже о каких-то других вещах, но перед премьерой «Русского беса» вас опять возвращают к этому фильму, заставляя снова думать и говорить о нем. Это сложно?

Сложно и, честно говоря, не очень интересно. К тому моменту, когда выпускаешь фильм, он уже становится тебе поперек горла. Пока монтируешь, перебираешь весь материал, подставляешь разные кадры, ты уже знаешь в нем каждую склейку, каждый поворот. Но есть законы шоу-бизнеса: выходит фильм, и надо его как-то продвигать, давать интервью. Вот я и делаю серьезное лицо и заинтересованный вид. Ну, конечно, я весь в «Грозе». А еще пишу два сценария и больше думаю о них. Поэтому, когда меня спрашивают про «Русского беса», я начинаю судорожно вспоминать, как это было: мы снимали его два года назад. Пока фильм дойдет до зрителя, он уже перестает быть тебе интересен. Поэтому я очень хорошо понимаю режиссеров, которые свои фильмы не смотрят. 

Ɔ. А вы смотрите?

Редко. Старые в основном. Смотришь фильм и думаешь: ох ты, а он постарел. Ведь сам же не замечаешь, как и ты стареешь. Вот, например, «8 ½ долларов» уже выглядит архаично. От той жизни ничего не осталось, хотя суть ее не поменялась. 

Ɔ. В чем эта суть?

Мы все время движемся вперед, не замечая, что скачем по кругу. Катаемся на веселой карусели. 

Ɔ. Но мы же периодически оказываемся на разных участках этого круга?

Да, и на разных участках находятся разные грабли, на которые мы постоянно наступаем. Получили по лбу, пошли дальше, а грабли остались лежать. И ба-бах! — опять на них наступаем. Так кругами и движемся. 

Ɔ. Когда мы последний раз попадали на грабли, на которые наступаем сейчас?

Знаете, как у Салтыкова-Щедрина сказано: «Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления». Это перманентное состояние. У людей всегда первая реакция: «Ни *** себе!», а вторая: «Одобрямс!» По-другому здесь как-то не бывает. 

Ɔ. В рамках человеческой жизни мы тоже ходим по кругу?

Это кому как повезет. Мне вот исполняется 55, и я понимаю, что границы жизни очень легко обозримы. Есть фраза на английском языке, которая переводится так, что жизнь коротка, но, если жить правильно, ее вполне достаточно. Красивая фраза, но имеет ли она отношение к реальности? Что значит «правильно»? Если в твоем сердце есть любовь, может, вот это правильно. Если в твоем сердце есть Бог и любовь — что одно и то же, наверное. 

Ɔ. Ваш герой тоже, наверное, думает, что в его сердце живет любовь.

Еще как! Но он беспокоится только о самом себе и использует абстрактную риторику для достижения вполне конкретных прикладных целей. 

Ɔ. Так для этого люди и придумали абстрактную риторику.

Конечно. И цели тоже всегда конкретные. 

Ɔ. С другой стороны, когда целью является счастье человеческое, тоже не всегда хорошо получается.

Когда счастье определяется справедливостью, ничего хорошего из этого не выходит. Об этом и говорили все авторы: и о слезе ребенка, и про «лес рубят — щепки летят». Желание справедливости — глубоко понятное чувство, но справедливость всегда торжествует за счет других. Кто-то всегда должен пострадать. А это всегда зло. От того, что тебе становится хорошо и ты удовлетворяешь свое чувство справедливости, кому-то всегда становится плохо. Но что касается высшей справедливости — я не знаю, как с ней быть: есть ли рай, есть ли ад? Мне кажется, Бог прощает всех — но только тогда, когда ты сам себя не прощаешь. При этом, если ты сам себя не прощаешь, твоя жизнь и безо всякого постороннего наказания превращается в ад. В этом смысле достаточно вспомнить прекрасный фильм Лунгина «Остров». Хотя этот фильм скорее даже не о Боге и справедливости, а о чуде как доказательстве существования Бога. Автор фильма желает материальных доказательств: «Чудо! Яви чудо!» Но, по-моему, это так не работает: либо ты веришь, либо нет.