Можно ли награждать за добрые дела и что такое добро? Опрос участников проекта «Сноб»
Влад Васюхин, поэт, драматург:
Если бы латинский девиз Nulla dies sine linea («Ни дня без строчки») мы перефразировали в «Ни дня без доброго дела», жизнь определенно стала бы гораздо лучше. Казалось бы, за миллионы лет эволюции стремление совершать добрые поступки должно было войти в привычку, стать естественной потребностью Homo sapiens. Но это, увы, утопия. Добрый человек — редкость, как в пьесе Бертольда Брехта, один на весь Сезуан. Добрый человек вызывает подозрение: даже мать Тереза, символ добросердечия, оказывается, была не столько ангелом, сколько финансовым проектом Ватикана.
Для меня добрый человек — это человек неравнодушный, с неленивой душой, живущий по принципу: если можешь помочь — помоги. Понятно, что масштаб поступка и размах жеста имеют значение. Но шанс спасти человечество выпадает, как правило, только суперменам из голливудских фильмов, а вот старушек с пудовыми тележками или мамашек с колясками судьба постоянно подбрасывает нам в переходах метрополитена.
Лиза Питеркина, писатель:
Побуждение детей к тому, чтобы совершать одобряемые поступки и быть хорошими, — это поддержка эмоционального нарушения, которое в психологии называется «созависимость». Для меня странно само слово «хороший». С точки зрения эмоционального здоровья, понятий «хороший» и «плохой» вообще не существует — это оценочные суждения. Что кажется хорошим одному, может показаться плохим другому — и это нормально. А вот потребность соответствовать ожиданиям окружающих, соответствовать чьим-то представлениям о хорошем и плохом — это, грубо говоря, болезнь.
Декларация правила «классно быть хорошим» явно предполагает, что плохим быть не классно. И тогда получается, что ребенку придется отказаться от своих настоящих качеств, которые нездоровая часть общества промаркировала как «плохие», и стать не собой, начать лицемерить, скрывать неодобряемую часть своей личности. Все это приводит к размыванию границ личности, потере себя, дезадаптации в социуме и, в конечном счете, к полной неудовлетворенности своей жизнью.
Именно в этом состоянии люди часто обращаются за помощью к психологам и психотерапевтам. Важно понять, что эмоционально здоровый человек признает свою полноценность, то есть принимает как светлые, так и теневые стороны своей личности. Классно быть разным! Классно — не стараться соответствовать чужим ожиданиям и не искать одобрения своим поступкам.
А как же тогда воспитывать детей, чтобы они были добрыми? Есть только один способ — быть добрыми самим и показывать детям, как можно искренне, не для конкурса, не для наград и не для одобрений совершать большие человеческие поступки. Но это миссия не школы и не общества, а родителей — папы и мамы. Семейная модель поведения — вот что делает нас личностями, добрыми и злыми, сильными и слабыми, веселыми и грустными. Все остальное — странная попытка «надрессировать» ребенка совершать поступки, идущие не от сердца, а от головы, потому что «так надо», потому что взрослым это нравится. И самое главное: такими конкурсами взрослые дают понять, что ребенок недостоин любви, если он не совершает то, к чему его подталкивают взрослые. Это путь обесценивания личности ребенка. Мне кажется, это путь в никуда.
Юрий Кацман, основатель онлайн-курса финансовой культуры для школьников Finbo:
Можно ли награждать за добрые дела? Можно, если вы считаете, что таким образом делаете доброе дело для того, кого награждаете.
Доброе дело — это участие. Действие, слово, эмоция, в результате которых кому-то или чему-то — а может, и сразу всем — становится лучше. Включая, кстати, тебя самого. То есть, проявляя такое участие, ты сам становишься лучше и тебе от этого становится лучше.
Учим ли мы этому детей? Нет, конечно. «Учить» звучит как урок: ну-ка, присядь, сейчас мы с тобой будем учиться делать добрые дела. Нет смысла этому «учить». Достаточно, чтобы дети просто видели, как вы в обычной жизни совершаете обычные добрые дела.
Максим Саблин, писатель, юрист, кандидат социологических наук:
Когда спрашивают, можно ли награждать за добрые дела, мне почему-то первым делом не к месту вспоминается песенка Шапокляк: «Кто людям помогает, тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя». Но отставим. Награждать за добрые дела, на мой взгляд, можно. Вопрос только в том, чтобы не превратить награду в плату и расчет, то есть оставить в ребенке желание делать хорошее без ожидания награды и не ради награды, а как некое правило поведения.
Что такое добрые дела? Обращусь к Декларации прав ребенка, где ребенку предписывается давать такое образование, которое сделало бы его полезным членом общества. Полезность обществу — неплохое, хотя и далеко не исчерпывающее определение.
Помимо личного примера, на мой взгляд, научить своего ребенка делать добро способов нет. Сколько ни говори о моральных императивах — ребенок будет вести себя, как его родители. Хотя разъяснять и не помешает.
Александр Ананьин, менеджер направления по HR аналитике X5 Retail Group:
Я взял котенка на улице. Купил у бабушки три букета цветов. Уступил место в транспорте и вчера вышел из супермаркета без пластиковых пакетов. Я молодец? Наверное, да, но медали за это не жду.
Часто о добрых делах не рассказывают. Не ждут награды, может быть, даже скрывают, считают это своим долгом или не придают этому значения. С другой стороны, сегодня очень легко выбрать, кому и как помочь, объединяться ради большого результата, рассказывать об этом в соцсетях, показывать пример своим друзьям, привлекать семью и близких.
Очень важен пример, который мы показываем детям. Только глядя на родителей, они смогут понять, что такое хорошо и какие поступки действительно можно назвать достойными.
Важно отметить, что добрые дела и правильные поступки проявляются в мелочах: где-то уступить место, сказать спасибо, позвонить бабушке, помыть полы или выключить свет. Зачастую это значит гораздо больше, чем героические поступки.
Добрые дела должны доставлять радость и тем, кто их совершает, и тем, для кого они предназначены. Это самое главное.
Игорь Сердюк, журналист, винный эксперт, управляющий партнер консалтингового агентства Double Magnum:
Это очень сложный этический вопрос. Известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Поэтому единственный способ творить добро — просто творить, стараясь не думать об этом.
Сергей Кузнецов, основатель «Умного лагеря Марабу» и международной средней школы «Академия ле Салле»:
Я не очень люблю использовать слово «добро» — возможно, потому что много лет жил внутри этической системы, где главное было не забывать, что такое «зло», и стараться его избегать, или потому что видел множество людей, которые считали, что делают добро, а на самом деле разрушали свои и чужие жизни.
Возможно, я до сих пор несколько технологичен в том, что касается «добра». Я считаю, что люди должны уважать чужие границы, стараться без нужды не причинять боль другим, поддерживать других в трудной ситуации, пытаться понимать их чувства и мысли, не застревать в твердокаменной убежденности в своей правоте, быть щедрыми, внимательными и воспитанными. Всему этому я и стараюсь учить детей — и своих, и тех, которые приезжают к нам в «Марабу» или в нашу школу.
Я почему-то считаю, что это довольно неплохой способ воспитать людей, которые будут делать то, что называют «добром».
Что касается понятия «доброе дело», то у меня с ним всегда были большие проблемы. Если мы будем судить дело по его результату, то столкнемся с тем, что результаты многих поступков остаются от нас скрыты — мысль эта не нова и много раз обсуждалась. Вот врач спасает жизни, а вдруг человек, которого он спас, — маньяк-убийца, выйдет из больницы и дальше примется убивать? Доброе ли это дело, спасти ему жизнь? Опять же, может, самое доброе дело, которое я сделал в жизни — это улыбнулся и сказал «спасибо» человеку, который придержал мне дверь в метро, потому что это случилось в правильный момент и удержало его от того, чтобы броситься под поезд? И это я еще не говорю про то, что люди могут чего-то ужасного не сделать — тот же маньяк-убийца взял и пожалел кого-то: шел за ним следом, а потом развернулся и пошел в другую сторону. Тоже очень доброе дело, жизнь человеку спас.
Если же судить не по результату, а по намерению, то тогда понятие «доброе дело» оказывается сугубо личным, интимным. Только сам человек знает свои намерения, со стороны легко ошибиться, а еще легче — сказать «он это сделал, чтобы выпендриться… для самопромоушена… для очистки совести… потому что просто не мог отказаться» и вообще «это ему ничего не стоило».
Более того, за выражением «доброе дело» тянется какой-то странный шлейф — как будто имеется в виду, что человек может сделать это дело (и тогда он молодец), а может не сделать — ну, и ничего страшного, сделает в другой раз. Когда он делает «доброе дело», то ничем особо не рискует — ну, потратил время или деньги, не более того. И это «доброе дело» не направлено против зла — оно просто доброе.
Мне же всегда казалось, что самые важные дела делают люди, которые чувствуют, что если они этого не сделают, то они совершат что-то чудовищное и никакого «другого раза» для них не будет. Человек, который отказывается под пытками оговорить невинных, Праведники народов мира, прятавшие евреев во время войны, американский солдат, придавший огласке фотографии издевательств над заключенными в тюрьме Абу-Грейб — никто не скажет про этих людей, что они сделали «доброе дело», скорее, скажут, что они совершили подвиг, что они повели себя как герои.
Категория «героизма» всегда интересовала меня больше, чем категория «добра». Об этом очень хорошо сказал психолог Филип Зимбардо, автор знаменитого «тюремного эксперимента». Эксперимент этот последние годы сильно критикуют, но это для меня не отменяет верности той идеи, которую Зимбардо пропагандирует последние десять лет. Героизм, говорит он, это часто готовность пойти против мнения своей группы, следуя собственным моральным правилам. И мы должны готовить к этому детей, потому что шанс стать героем достается в жизни не каждому — и, как правило, это только один шанс. Если ты его упустишь, второго не будет.
Вот это я как раз очень часто объясняю детям — и своим, и тем, которые к нам приезжают. Потому что не хотелось бы, чтобы в старости кто-то упрекал себя в том, что даже не струсил, а просто проморгал свой шанс.
Ну а конкурс «добрых дел» кажется мне странной идеей. Сразу вспоминается анекдот про Вовочку, который сделал за лето два добрых дела, потому что дважды обрадовал бабушку: когда он приехал, она была очень рада, а когда уехал — была рада еще больше.
Во всяком случае, я бы не хотел быть в жюри этого конкурса.
Константин Максимюк, эксперт по коммуникациям и музыкант:
Меня волнует, я — про добро или зло? Однажды меня спросили: хочешь быть клевым или сильным? Я только сейчас нашел ответ — и тем, и тем. Один нюанс. Быть всегда сильным и клевым, увы, невозможно. Соответственно, лично я и не добрый, и не злой. Я по ситуации.
Если она требует (просит, позволяет) быть добрым — я, как, верю, любой, предпочту это чему-то злобному. Но девушки, тьфу, ситуации, бывают разными. Злым и жестоким тоже называли — и что-то мне в целом не стыдно. Ситуация была такая.
Другой вопрос, что в этом есть область для развития. Хотелось бы лучше научиться видеть добро (правду, справедливость) за злым поступком, своим или чужим. Понимать, что то или иное условное зло (разумеется, не выходящее за определенные масштабы) в конечном счете пойдет во благо. И что серый мир поступков и ситуаций, который создает вокруг себя взрослый человек, выросший из черно-белых детских идеалов, в конечном счете станет немного светлее.
Пусть и не только через добро.
Вадим Петровский, доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии образования, главный редактор журнала НИУ ВШЭ «Психология»:
Поскольку каждый человек в каждый момент времени находится в разном состоянии и постоянно общается с людьми, которые находятся в разных состояниях, то само понятие добра зависит от того, как человек понимает других и себя прежде всего. Большинство людей, даже самых плохих, думают, что действуют во имя добра. Но вообще само по себе понятие добра очень сильно связано с правильной коммуникацией. Возможно, любой человек изначально добрый или, скажу осторожней, не добр и не зол. Но дефекты коммуникации (мы не слышим, не понимаем друг друга, обесцениваем, доминируем, «заводимся» с пол-оборота, подражаем кумирам, поддаемся искушениям, не замечаем последствий своих действий, обманываемся — и все это, не желая другим зла) приводит к появлению зла как такового. Говорю об этом не только как соавтор книги «Идеальный аргумент», где для решения таких проблем предлагаются так называемые энкоды, но и как исследователь трудностей в общении и способов их преодоления. Главный совет — слушать и слышать других. Легко сказать — «слушать и слышать». Но такому надо учиться. В этом смысле мое собственное доброе дело, как я его и понимаю, заключается в том, чтобы помочь людям лучше слышать друг друга и, разговаривая с собой, лучше слышать себя.
Подготовила Татьяна Санькова