Игрушки начинают и выигрывают. Нереальная свобода на фестивале NET
Я/мы Пиноккио
Спектакль Электротеатра о Пиноккио, премьера которого состоялась в рамках NET, идет два вечера подряд и длится в общей сложности восемь часов — но не стоит пугаться, потому что это самая красивая постановка сегодняшней московской сцены, и время пролетает мгновенно. Ее авторы драматург Андрей Вишневский и режиссер Борис Юхананов вместе учились и задумали эту историю еще в 1970-х. За годы притча о деревянном мальчике проделала огромный путь в их сознании: от иллюстраций знаменитого итальянского художника Либико Марайя до масштабной театральной фрески, мистерии, вобравшей в себя все времена и стили. Хотя доминирует, конечно, комедия дель арте: посередине занавеса с фрагментами античного портика мы видим барельеф — это не то Арлекин с традиционным круглым воротником, не то сам Пиноккио с длинным носом, не то его череп. Метаморфозы, превращения, сложнейшие театральные аттракционы сопровождают оба спектакля: «Пиноккио.Лес» и «Пиноккио.Театр».
В первом герой рождается из дерева и знакомится с жизнью, во втором — уходит от жизни в мир театра, который оказывается более настоящим и интересным. Его странствия сопровождает хор в боковых ложах, состоящий из Генриха фон Клейста, Гете, Эдгара По и Мэри Шелли (все они, оказывается, ценили марионетки) и наверху — органист и небесный хор, звучащий и вправду божественно. Пиноккио на самом деле два — это актрисы Мария Беляева и Светлана Найденова, неподражаемые в своей пластике и манере речи, здесь всех по два: хирурга Джеппетто и его ассистента Вишни, Арлекина, Пьеро и режиссера Манджафокко. То ли двойники Арто, то ли две разные сущности одного и того же организма.
Сказочная реальность выглядит угрожающе современной: вот Сверчок убеждает Пиноккио в том, что он пропадет, если не поступит в школу для насекомых, потому что миром на самом деле правят насекомые и саранча может за день уничтожить город со всеми его достижениями. Пиноккио убивает Сверчка молотком. Потом он увидит одного из господ ловкого Арлекина — Короля-Солнце (актер Владимир Коренев стилизует его под Брежнева) и станет свидетелем казни сепаратиста, которому отрубят голову. Этот трогательный человечек вообще весь из сегодняшнего дня: он может спросить у Нижинского, любит ли тот Пину Бауш, он рассуждает о Гитлере и просит бифидок себе на обед. И он оказывается полностью во власти Театра.
Театр — это искусственная модель рая, где падшие ангелы обретают утраченное. Путешествие по нему упоительно и не может наскучить. Вот, например, вестибюль, где обитают джанк-паяцы, они же бывшие актеры: одна страстно читает монолог Медеи, другая заводит «Чаттанугу-чучу», напоминая о культовом для этих стен спектакле «Взрослая дочь молодого человека», третий с классического текста легко переходит на лагерную песню. В спектакле действительно занята вся труппа, и все играют с откровенным удовольствием. Великолепная работа видеохудожника, художников по свету и по костюмам не имеет аналогов не только в отечественном, но, полагаю, и в мировом театре. Причем китайские и итальянские маски будто срослись с исполнителями: с ними работал режиссер-педагог по работе с масками Алессио Нардин.
К финалу спектакля полностью отождествляешь себя с Пиноккио, ищущим смысл и красоту там, где их не может быть, и обретающим, наконец, свое иллюзорное счастье в призрачном, придуманном мире. Или единственно реальном, кто знает. И уже не хочется думать, какими красками, звуками и лазерными приспособлениями достигается эффект твоего присутствия рядом с Саломеей, Дон Жуаном или Орфеем (в метаопере Электротеатра представлена едва ли не вся история мировой сцены). Магический визуальный театр обеспечивает зрителю полное растворение в этом сне, точно по формуле Кальдерона «Жизнь есть сон». В каком-то смысле уход в эту реальность сродни бегству в реальность виртуальную — лишь бы подальше от несущей всё новые угрозы действительности.
Девочки и леди
Принципиально иную театральную форму предлагает датский проект SIGNA — «Игрушки». Это тот особый случай, когда иммерсивное действо больше говорит о тебе самом, чем о новом театре. Поскольку я никогда не посещала психотерапевтов и привыкла со своими проблемами справляться самостоятельно, то сразу поняла, что мне там будет не слишком комфортно. Но обо всем по порядку: высадившись из такси на питерском пустыре возле завода слоистых пластиков за 40 минут до начала спектакля (подвела привычка никогда не опаздывать), я не увидела ни души. Сидевший в будке охранник, почему-то без единого зуба во рту, недовольно сказал, что работает первый день, ни о каких «Игрушках» не знает, и оставил меня стоять под проливным дождем. Через четверть часа появились первые зрители и волонтеры, которые партиями стали проводить нас куда-то внутрь пустых бетонных джунглей.
Так как все билеты распроданы, позволю себе спойлер: 18 девушек в белых платьицах и чулочках будут отбирать вас в свои дома (их девять) и расскажут историю о больной богатой Леди (она, с белым лицом и черными кругами под глазами, лежит в центре на возвышении). Леди, сама сирота, собрала девочек-сирот и решила устроить среди них соревнование: кто победит, тот получит большую часть наследства. Понятно, что эти несчастные и являются для героини (в этой роли сама Сигна Кестлер) куклами-игрушками.
Хозяйки второго дома, куда я попала, — порывистая Бэмби и рассудительная Бриз — откровенно растерялись, когда я спросила их, что будет, если леди проживет еще долго и эти челленджи продлятся до бесконечности. Так я поняла, что верить им надо безоговорочно и изо всех сил стараться, чтобы твой дом получил большее количество очков.
Самым эффектным челленджем оказался ойл-рестлинг: намазанные маслом девочки в купальниках изо всех сил пытались повалить одна другую. Все вокруг, включая Леди, кричали как оглашенные. Следующие соревнования напоминали конкурсы в турецких отелях all inclusive: танец с шаром между двумя партнерами (кто дольше этот шарик удержит) и тому подобное. Многие зрители активно и с радостью в этом участвовали. Иногда появлялся огромный Йети в меховой шкуре — его полагалось бояться, и когда я, смеясь, потрогала кончик его когтя, целящегося в мою голову, девочки испуганно сказали, что теперь из-за меня у них отнимут очки. На финальный челлендж — стенания возле репетирующей свои похороны и лежащей в гробу Леди — меня попросили не ходить. И правильно сделали: одна зрительница рассмеялась, и ее дом лишили всех очков. Была возможность поговорить с Леди по-английски, но я и тут оплошала: на мой вопрос, не пробуждают ли эти челленджи в ее подопечных не лучшие качества (время от времени девочки яростно дрались), она не ответила и посмотрела на меня с раздражением. Увы, было скучно и на память приходили игра в «Зарницу» и «Голодные игры».
Надо сказать, что во втором доме нас было четверо: помимо меня еще прелестная молодая художница Марина из Калмыкии, которая рисовала девочек, ела с ними суп и чуть не плакала, слушая их жалостливые истории, молчаливый музыкант Кирилл и молодой программист Илья, как и я, посматривающий на происходящее с иронией. Общение с этими замечательными людьми было самым приятным в тот вечер. И я подумала, что, наверное, людям эпохи интернета, особенно не успевшим пожить в другие времена, очень нужно вот такое живое общение, проживание каких-то выдуманных трагических историй, тем более что напрямую они их не касаются. Нужно реализовать свою потребность в творчестве: девять команд у гроба соревновались не на шутку. И что, наверное, это я не прошла тест на эмпатию и открытость миру.
Сама автор перформанса Сигна Кестлер признается в своей любви к Кафке, Достоевскому и инсталляциям Кабакова и Эдварда Кинхольца и относит свое действо не столько к театру, сколько к современному визуальному искусству. Хотя ее «Игрушки» ставят важные вопросы о допустимой степени агрессии по отношению к исполнителям и зрителям как раз в театре.
Почему сегодня все рвутся в театр и мы наблюдаем его небывалый расцвет, особенно в России? NET ответил на этот вопрос так: именно сцена предлагает зрителю самые разные формы существования и ту степень свободы, которая невозможна в реальной жизни.