Сергей Мироненко: 100 событий, которые изменили Россию

Л.П. Берия. Конец пути

Сразу после смерти Сталина, в марте 1953 года, Берия занял пост первого заместителя председателя Совета министров СССР и министра внутренних дел в объединенном Министерстве внутренних дел и Министерстве государственной безопасности. Он был фактически одним из «наследников» Сталина, разве что формально занимавшим в советской иерархии место чуть ниже председателя Совета министров СССР Г. М. Маленкова и первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева.

На Пленуме ЦК КПСС, собравшемся в июле 1953 года, специально чтобы разоблачить «врага, шпиона и провокатора», Берию в первую очередь обвиняли в том, что он при помощи спецслужб рвался к власти. В качестве аргументов выступающие приводили примеры того, как Берия в обход партийных органов собирал различные сведения, требовал, чтобы к решениям Президиума ЦК прикладывались его записки, инициирующие принятые решения. Во время болезни Сталина он первым занял его кабинет в Кремле. Выступавшие как бы не замечали, что не кто иной, как Берия, предложил кандидатуру Маленкова на пост председателя Совета министров СССР. Впрочем, и в этом Н. С. Хрущев увидел стремление Берии выдвинуться вперед — он-де сделал это, не посоветовавшись с товарищами. Хрущева поддержал Молотов.

Первые шаги Берии сразу же после смерти Сталина (это выяснилось, когда открылись секретные архивы партии) были ошеломляющими. В начале апреля 1953 года по его инициативе были прекращены сфабрикованные по указанию Сталина одиозные дела «врачей-вредителей», «мингрельское» дело и др., был арестован заместитель министра государственной безопасности М. Д. Рюмин, сделавший стремительную карьеру на фальсификации этих дел. Более того, 4 апреля Берия подписал приказ, в котором говорилось: «Министерством внутренних дел СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток — жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др.». Читаешь и не веришь — неужели это тот самый кровавый палач Берия? В приказе говорилось об уничтожении орудий пыток и пыточных камер в тюрьмах МГБ. Заканчивался приказ строгим предупреждением, что «впредь за нарушение советской законности будут привлекаться к строжайшей ответственности, вплоть до предания суду, не только непосредственные виновники, но и их руководители». С марта 1953 года и вплоть до своего ареста в июне Берия буквально забросал Президиум ЦК разными предложениями. Он, как бы удивительно это ни звучало, одним из первых заговорил о «культе личности». И не только о сталинском: майская демонстрация 1953 года была единственной за всю послевоенную советскую историю, когда на Красную площадь не вынесли портреты вождей. Бывшие соратники Берии впоследствии говорили, что он хотел вбить клин между руководством страны и народом, хотел, чтобы народ не знал свое руководство. По инициативе Берии в Советском Союзе прекратили глушение западных радиостанций. Очень настороженно относился Берия к колхозам. Он, видимо, не верил, что они могут поднять советскую деревню. Потом члены коллективного руководства обвинят его в том, что он поднимал руку на колхозный строй. Но самое удивительное, что руками Берии была если не разрушена империя рабского труда — ГУЛАГ, но ей был нанесен серьезный удар. 18 марта 1953 года, то есть спустя две недели после смерти вождя, вышло инициированное Берией постановление Совета министров о передаче отдельных частей ГУЛАГа отраслевым министерствам, а сами исправительно-трудовые лагеря были переданы в ведение Министерства юстиции.

Берия предлагал урегулировать германский вопрос и выступил с инициативой объединения Восточной и Западной Германии в одно государство. В одной из своих записок, адресованных в Президиум ЦК КПСС, он убедительно доказывал, что послевоенной экономике Советского Союза не под силу вкладывать огромные средства в содержание ГДР. Парадоксально, но идея объединения двух Германий принадлежала Сталину, который предполагал сделать ее буфером между Советским Союзом и враждебным ему капиталистическим окружением, конечно, обусловив это объединение рядом международных договоров, которые сделали бы Германию нейтральным государством. Но на пленуме выступавшие сделали это предложение Берии главным пунктом обвинений против него. Предложение Берии объединить Германию послужило поводом представить его шпионом империалистических держав. Логика, хорошо знакомая по прежним временам. Хрущев говорил:

«Он вел себя не как коммунист, а как провокатор, черт его знает, может быть, он получал задания от резидентов иностранных разведок». Участники пленума не смогли не коснуться и заслуг Берии перед страной. Оправдываясь, что вовремя не разглядели его истинное лицо, они волей-неволей должны были говорить, что он умело маскировался. Иначе чем было объяснить, например, то что Берия руководил советским атомным проектом и что именно его организаторский талант обеспечил успешное испытание атомной, а затем и водородной бомбы?

В начале 1990-х годов, когда я стал директором воссозданного Государственного архива Российской Федерации, мне из Сарова позвонил академик Ю. Б. Харитон и попросил помочь собрать документы по истории создания атомной бомбы. Во время нашего разговора он сказал: «Знаете, вы не подумайте, что я бериевец, но, если бы атомный проект не возглавил Берия, у нас не было бы атомной бомбы». До Берии во главе проекта стоял В. М. Молотов, который занимался им ни шатко ни валко. Только после назначения Берии дело пошло. Создание атомного оружия стоило огромного напряжения сил советскому народу. Нужно было организовать широкие геологические изыскания залежей урановых руд, наладить систему их добычи и переработки. Академик Н. П. Лаверов рассказывал мне, что одно время в атомной отрасли работало больше шахтеров, чем в угольной. Нужно было построить предприятия для производства тяжелой воды, без которой не могли функционировать ядерные реакторы. Создавались новые научные коллективы, строились целые научные города. Советская разведка добывала самые секретные разработки американских и английских ученых. Но никакие заслуги не смогли помочь Берии.

Берию арестовали на заседании Президиума (то ли ЦК, то ли Совмина, протокол заседания не велся) 26 июня. Арест был произведен группой военных во главе с командующим Московским военным округом генералом Москаленко и маршалом Жуковым. Сын Берии Серго, конструктор ракетной техники, написал воспоминания, которые так и назвал — «Мой отец — Лаврентий Берия». Они полны выдуманных историй. Американский физик Роберт Оппенгеймер, руководитель американского атомного проекта, якобы жил несколько недель у них на московской квартире, или в Большом театре Серго видел в ложе чудом спасшуюся дочь последнего российского императора Николая II Анастасию. Говоря об аресте отца, Серго писал, что он был арестован и убит у себя в особняке на Садовом кольце, о чем якобы свидетельствовали следы пуль на стенах дома. Оставим эти откровенные выдумки на совести автора.

Для Берии арест был полной неожиданностью. Заговорщики все точно рассчитали. Охрана, которая могла не допустить задержания Берии, находилась в соседнем помещении и была там арестована. Вывозили Берию из Кремля на машине министра обороны Булганина завернутым в ковер, поскольку боялись, что кремлевская охрана попытается отбить своего начальника.

Но после ареста судьба Берии еще не была решена. Колебания, видимо, все-таки существовали. Об этом свидетельствуют черновые записи Маленкова, готовившегося к выступлению на Президиуме 26 июня 1953 года. Среди прочего Маленков писал о дальнейшей судьбе Берии: «От поста зама (Совета министров СССР — С. М.) — освободить, назн[ачить] мин[истром] нефт[яной] пр[омышленности]». Следовательно, судьба Берии была решена позднее. Спустя полгода был устроен закрытый судебный процесс, на котором Берию приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в декабре 1953 года.

Что же заставило Хрущева и Маленкова вместе с другими членами «коллективного руководства» расправиться с Берией? Основная официальная причина была названа в выступлениях Маленкова и Хрущева на Пленуме ЦК КПСС, собранном для того, чтобы узаконить арест Берии, — его стремление стать во главе СССР. Эту мысль четко сформулировал Молотов, когда, среди прочего, говорил о Берии, что «он настойчиво пробирается к захвату руководящего поста в правительстве». Было ли это реально? Думаю, что нет. Берия и сам это хорошо понимал. Передают сказанные якобы им слова, что «второго грузина страна не выдержит». И здесь не так важно, говорил ли он их в действительности. Важно, что они распространились в обществе и отражали сформировавшееся мнение. Несомненно, их пугал антисталинский настрой Берии, пугали предлагаемые им темпы десталинизации. Членам нового руководства СССР было чего опасаться. Недаром Берия был арестован на следующий день после того, как отправил в Президиум ЦК письмо о ходе следствия по делу уже упоминавшегося выше Рюмина — арестованного бывшего заместителя министра государственной безопасности, одного из главных действующих лиц в «деле врачей», «деле МГБ» (Абакумова), «деле Еврейского антифашистского комитета». В письме прямо говорилось о причастности к фальсификациям министра госбезопасности С. Д. Игнатьева. По мнению известного историка Р. Г. Пихои, после письма Берии «Игнатьева должны были арестовать и судить», а «следствие неминуемо привело бы к Маленкову». Но все-таки, по моему глубокому убеждению, была еще одна причина, которая заставляла всех без исключения относиться к Берии как к чужаку. Опять сошлюсь на свидетельство Молотова, который сказал на пленуме: «Совершенно очевидно, что он затаил план, направленный против строительства коммунизма в нашей стране. У него был другой курс — курс на капитализм». У Берии не было (да и не могло быть) обдуманного и проработанного плана реформирования советской системы. Но старые партийные бойцы ленинско-сталинской закалки сразу поняли принципиально иную линию, которую пытался проводить Берия. Он был прагматиком и технократом. Вопросы идеологии и марксистско-ленинская-сталинская догматика его мало волновали. Конечно, он не мог заявить об этом открыто, но товарищи по партии сразу поняли, куда дует ветер.

Мы привыкли считать Лаврентия Берию, сталинского наркома внутренних дел, кровавым палачом. И этого никто, ничто и никогда не сможет опровергнуть. Но конец его жизненного пути показывает — в истории не все так однозначно.

Продажа Аляски

8 марта 1867 года в Вашингтоне между Российской империей и Соединенными Штатами Америки был подписан договор о продаже Аляски. Эта история обросла такими невероятными легендами, что даже их простое перечисление займет не одну страницу. Говорят, например, что Аляску уступили американцам на время, и пора уже требовать ее обратно, или что Россия продала ее по дешевке, и надо бы потребовать доплату. Еще одним мифом мы обязаны группе «Любэ», в песне которых Аляску Америке продала почившая за 70 лет до этого Екатерина II. Легенд много, но истина одна. Так что попытаемся беспристрастно выяснить, что было на самом деле.

В состав Русской Америки входила не только Аляска, но и Алеутские острова, архипелаг Александра, Елизаветинская крепость на Гавайях. На Калифорнийском побережье Россия владела крепостью Форт-Росс. Почему российское правительство решило продать Аляску? В XIX веке продажа части своей территории другим государствам не была чем-то из ряда вон выходящим. В 1803 году Франция продала Соединенным Штатам свои американские колонии, которые вошли в федерацию как штат Луизиана. Главной проблемой владения Аляской, как и в случаи с Луизианой, была ее удаленность от метрополии. Торговлей с Америкой занималась Российско-американская компания, возникшая в конце XVIII века по примеру английских, французских, голландских Ост-Индской и Вест-Индской компаний, которые осуществляли торговлю колониальными товарами и платили огромные отчисления в казну своих стран.

Но Российско-американская компания не была прибыльной и к 50-м годам XIX века превратилась в обузу для правительства. В 1866 году было принято решение о списании долга компании перед правительством в размере более чем 700 тыс. рублей. В том же году было принято решение, что на поддержание Русской Америки необходимо выделять не менее 250 тыс. рублей в год. В одной из записок министра финансов М. Х. Рейтерна говорилось, что дефицит платежного баланса России накануне продажи составлял 45 млн рублей. Продажа Аляски, в которой было заинтересовано правительство США, позволило бы поправить ситуацию с финансами и избавиться от убыточного актива.

Судьба Аляски была решена на узком собрании, которое прошло 18 декабря 1866 года в особняке Министерства иностранных дел на Дворцовой площади Петербурга. В кабинете министра иностранных дел А. М. Горчакова собрались шесть человек: сам Горчаков, император Александр II, его брат, председатель Государственного совета великий князь Константин Николаевич, министр финансов М. Х. Рейтерн, управляющий морским министерством Н. К. Краббе и наш посланник в Америке барон Э. А. Стекль. Казалось бы, как мы можем узнать подробности секретного заседания, на котором присутствовало всего шесть человек? Благодаря сохранившимся архивным документам и трудам историков, в первую очередь академика Н. Н. Болховитинова, корифея российской американистики.

Главным сторонником продажи Аляски был великий князь Константин Николаевич, ближайший сподвижник Александра II в деле освобождения крестьян. Константин Николаевич еще в 1857 году подал записку, в которой обосновывал необходимость продажи Аляски. Перед заседанием он представил другую записку, в которой указал три основные причины, по которым считал необходимым отказаться от колонии: 1) неудовлетворительное состояние дел Российско-американской компании, существование которой необходимо поддерживать «искусственными мерами и денежными со стороны казны пожертвованиями»; 2) необходимость сосредоточиться на развитии Приамурского края, где на Дальнем Востоке «предстоит России будущность»; 3) желательность поддержания «тесного союза» с Соединенными Штатами и отстранение всего, «что могло бы породить несогласие между двумя великими державами».

Рейтерн смотрел на проблему с финансовой точки зрения. Он говорил, что компания, на которую возложена поддержка российских колоний в Америке, оказалась несчастливой или неспособной, и в настоящий момент она сохраняется только искусственными средствами, которые не смогут долго продлевать ее существование. Поэтому правительство было поставлено перед альтернативой: или прийти на помощь компании, которая стоит на грани банкротства, или взять заботу об управлении колониями в свои руки, что приведет к серьезным потерям. В связи с этим Рейтерн высказался за уступку Аляски Америке. Стекль также говорил о неизбежности искусственного поддержания Российско-американской компании. Успехи же в Приамурье, по мнению Стекля, свидетельствовали, что гораздо перспективнее вкладывать деньги в Дальневосточный регион.

Того же мнения придерживались и остальные участники совещания. Никто из них не высказался против идеи продать Аляску американцам. Таким образом, судьба полуострова была решена.

В те годы отношения между Россией и США были очень теплыми и даже дружественными. Достаточно сказать, что в годы Гражданской войны 1861–1865 годов Александр II направил к американским берегам две эскадры для поддержки президента А. Линкольна в противостоянии с южанами. Россия была заинтересована в ограничении влияния Англии в Северной Америке, но объективно эти действия рассматривались обществом как поддержка Северо-Американских Соединенных Штатов. В 1871–1872 годах американцы восторженно приняли делегацию, которую возглавлял великий князь Алексей Александрович. В Нью-Йорке, Сан-Франциско и Бостоне русских моряков носили на руках. Алексей Александрович же смотрел на провинциальное американское общество свысока. Будучи тонким ценителем женского пола, великий князь находил, что девушки там одеты не по последней парижской моде.

Когда в 1866 году Каракозов совершил покушение на Александра II, американцы по дипломатическим каналам послали ноту сочувствия и поддержки, тем самым выразив уважение к российскому императору. Более того, американский Конгресс принял специальную резолюцию осуждения этого террористического акта и отправил русскому императору телеграмму, в которой сравнил Александра II с президентом Линкольном. В 1867 году в Одессе остановился корабль с американскими путешественниками, среди которых был Сэмюэл Клеменс (более известный как Марк Твен). Путешественникам предложили встретиться с императором, который в это время находился в Ливадийском дворце. Марка Твена нельзя заподозрить в симпатиях к монархии, но и он был покорен тем приемом, который был оказан американским путешественникам. Доказательством служит написанный им восторженный адрес, поднесенный императору: «Мы не осмелились бы сделать подобного шага, если бы не были уверены, что выраженные нами слова и вызывающие их чувства — только слабый отголосок мыслей и чувств всех наших соотечественников — от зеленых холмов Новой Англии до далеких берегов Тихого океана. Число нас невелико (тех, кого Александр II принял в Ливадии — С. М.), но мы выражаем голос народа. Америка многим обязана России, обязана в разных отношениях, и особенно за непоколебимую дружбу тогда, когда мы больше всего в ней нуждались, и эта дружба останется с нами в будущем. Мы с уверенностью призываем, чтобы Америка оставалась и в дальнейшем благодарна за это России и ее государю».

Британия, опасавшаяся за свои владения в Канаде, издалека наблюдала за сближением России и США. Лондонская газета «Таймс» озабоченно писала тогда о взаимной «загадочной симпатии», которая существует между Россией и США. Журналисты подчеркивали, что, продавая свои американские владения, Петербург впервые отказался от территории, которая ему принадлежит. Для «Таймс» не было секретом, что Соединенные Штаты стремятся овладеть всей Северной Америкой, и поэтому газета заявляла: «Мы сохраним свое владение Канадой больше для того, чтобы удовлетворить канадцев, чем нас самих. И хотя мы, конечно, не последуем примеру России, продавая ее американцам, мы будем рады сделать ее независимой, как только она этого пожелает, и предоставим ей самой выбирать свое будущее».

В марте 1867 года Стекль прибыл в Вашингтон и официально обратился к госсекретарю Уильяму Сьюарду. 18 марта 1867 года президент Э. Джонсон подписал официальные полномочия Сьюарду вести переговоры с Россией от имени правительства Соединенных Штатов. Сразу начались интенсивные встречи государственного секретаря со Стеклем, в ходе которых в общих чертах был согласован проект договора о покупке русских владений в Америке за 7,2 млн долларов, который был подписан 30 марта 1867 года в Вашингтоне. Сначала американцы предлагали сумму в 5,5 млн долларов, и, как было сказано выше, российское правительство изначально рассчитывало на 5 млн, но Стекль решил поторговаться и не прогадал.

Договор четко определял границы передаваемых территорий. К США переходили территории Северной Америки западнее 141-го меридиана западной долготы, в том числе полуостров Аляска, береговая полоса шириной в 10 миль вдоль западного берега Британской Колумбии, Алеутские острова, ряд островов в Беринговом море.

Русскому населению колоний предоставлялось право покинуть территории при поддержке российского и американского правительств. Особо в договоре оговаривался вопрос о статусе Русской православной церкви, занимавшейся активным обращением в православие местного населения. Вместе с территорией Соединенным Штатам передавались все недвижимое имущество, все колониальные архивы, официальные и исторические документы, относящиеся к Аляске. Изначально Стекль рассчитывал, что американцы все-таки отдадут документы личного характера, хранившиеся в местных архивах, однако этого не произошло. Весь колониальный архив сегодня хранится в Вашингтоне, его микрофильмирование копии переданы в РГАДА и АВП РФ.

По американскому законодательству такое важное решение требовало одобрения Конгресса. Естественно, слухи о предстоящей продаже

Аляски не могли не просочиться в американскую прессу. На страницах американских газет появились материалы, авторы которых высказывали серьезные сомнения в целесообразности покупки этих земель. Ведь тогда еще никто не знал, что в недрах Аляски хранятся огромные запасы золота и нефти. Одно американское издание выступило с прямо-таки пророческими словами. Выступая за покупку Аляски, один из журналистов писал: «Когда Франклина (одного из отцов-основателей США, ученого и изобретателя — С. М.) спросили об использовании нового открытия науки, он ответил: “Какая польза от только что родившегося младенца? Он может стать человеком”». Действительно, Аляска стала для США очень удачным приобретением. Однако тогда это понимали далеко не все. Комитет по иностранным делам Сената США высказывал сомнение в целесообразности покупки Аляски, тем более в обстановке, когда в стране только что закончилась Гражданская война.

Стекль начал вести переговоры с некоторыми сенаторами, пытаясь создать пророссийское лобби. В итоге обсуждение затянулось на несколько месяцев. После бурного обсуждения 37 сенаторов против двух проголосовали за ратификацию договора. В России все обстояло гораздо проще. Император получил этот договор, утвердил его — вот и вся ратификация.

Существует легенда, что Америка не выплатила все положенные по договору деньги. Документы говорят, что это не так. Сохранился чек на имя Стекля, через которого американское правительство перевело необходимую сумму в российскую казну. Но действительно, золото до казны дошло не все, потому что оно было истрачено на покупку оборудования для бурно развивавшейся в России железнодорожной сети. Так что история с утонувшим кораблем, на котором якобы везли золото от продажи, является выдумкой.

Можно по-разному оценивать продажу Аляски, но факт остается фактом: управление отдаленной территорией велось из рук вон плохо и было крайне убыточным (убытки исчислялись миллионами рублей). Деньги, полученные от сделки, пошли на благое дело. Так что выгода для России от продажи Аляски, несомненно, была.

Реформы Петра Столыпина

6 марта 1907 года на заседании Государственной думы II созыва выступил премьер-министр Петр Столыпин. Обстановка в стране оставалась напряженной — продолжались крестьянские бунты, горели помещичьи усадьбы. Обращаясь к депутатам по поводу нападок на правительство, Столыпин хладнокровно заявил: «Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич воли и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: “Руки вверх!” На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: “Не запугаете!”» Его действительно было трудно запугать. 12 августа 1906 года несколько террористов, переодетых в жандармскую форму, пришли на дачу Столыпина в Петербурге на Аптекарском острове, где он имел привычку принимать посетителей, и потребовали, чтобы их немедленно провели к премьеру. Его адъютант, увидев, что посетители одеты не по форме (у них оказались каски старого образца), заподозрил неладное. Тогда один из террористов бросил в приемной портфель с бомбой, но адъютант отбросил его в сторону и тем самым сохранил жизнь Столыпину, но сам погиб. Столыпин чудом остался жив: от него в нескольких сантиметрах пролетела огромная бронзовая чернильница, которая только облила его чернилами. В результате взрыва было убито 27 человек, 33 получили тяжелые ранения. Часть дома обрушилась. Дочь Столыпина Наталья получила тяжелые увечья и навсегда осталась калекой. Ранен был и трехлетний сын Столыпина Аркадий. Узнав о покушении, Николай II предложил Столыпину денежную помощь, на что премьер с достоинством ответил (со слов дочери): «Я не продаю кровь своих детей».

Петр Аркадьевич Столыпин родился 2 апреля 1862 года в Дрездене, куда к родственникам приехала его мать. В 1881 году он окончил Орловскую гимназию и поступил на естественное отделение (специальность «агрономия») физико-математического факультета Петербургского университета. Одним из преподавателей Столыпина был Д. И. Менделеев, которому будущий премьер даже сдавал химию и получил «отлично». Недолго послужив в Министерстве государственных имуществ и Министерстве внутренних дел, он в 1889 году перевелся в Ковно (ныне Каунас), где занял должность в мировом суде и был избран уездным, а в 1899 году — губернским предводителем дворянства. Прослужив 13 лет в Ковно, в 1902 году Столыпин получил должность гродненского губернатора, а с 1903 по апрель 1906 года он занимал пост губернатора в Саратове. Здесь он показал себя умелым администратором, решительно пресекавшим вспышки народного неповиновения.

В течение всей жизни Столыпина преследовали покушения. Всего на его жизнь было совершено 11 покушений. В Саратове в его доме погиб генерал-адъютант В. В. Сахаров, которого застрелила пришедшая под видом посетительницы эсерка А. А. Биценко.

6 апреля 1906 года Столыпина вызвали в Царское Село телеграммой за подписью императора. Встретив его, Николай II сказал, что пристально следил за действиями Столыпина в Саратове и, считая их исключительно выдающимися, назначает его министром внутренних дел. Столыпин пытался отказаться, на что император сказал:

— Петр Аркадьевич, я вас очень прошу принять этот пост. — Ваше Величество, не могу, это было бы против моей совести. — Тогда я вам приказываю, — сказал Николай.

И Столыпин стал министром внутренних дел, а вскоре и председателем правительства.

На посту премьера Столыпин продолжил жестко и энергично подавлять крестьянские выступления. Через неделю после взрыва на Аптекарском острове был принят закон о военно-полевых судах. Вскоре появившиеся в стране виселицы стали называть «столыпинскими галстуками». По новому закону разрешалось судить тех, кто был замечен в убийствах, поджогах, разбоях, судом, состоящим из офицеров, которые вели расследование. Суд был скоротечным, и приговоры приводились в исполнение в течение 24 часов. Закон действовал восемь месяцев и, поскольку не был внесен на обсуждение в III Думу, то автоматически потерял силу. Всего за 1906–1910 годы военно-полевыми и военно-окружными судами по так называемым политическим преступлениям было вынесено около 6 тыс. смертных приговоров, из которых 3700 были приведены в исполнение (осужденные были повешены). К каторжным работам было приговорено 66 тыс. человек.

Масштаб репрессий был беспрецедентным для российской истории. За все предыдущие 80 лет, с 1825 по 1905 год, по политическим преступлениям было вынесено всего 625 смертных приговоров, из которых только 191 был приведен в исполнение. Столыпина резко осуждали

за жесткие меры. Смертная казнь у многих вызывала неприятие, в обиход вошли термины «скорострельная юстиция», «столыпинская реакция». Лев Толстой написал знаменитую статью против смертной казни «Не могу молчать!». Однако жесткие меры привели к тому, что волна грабежей, поджогов и убийств государственных деятелей, простых городовых и полицейских, в конце концов, схлынула.

Заручившись поддержкой Думы, Столыпин приступил к главному — к крестьянской реформе. Столыпин был последовательным противником общины. Законы 9 ноября 1906 года и 14 июня 1910 года предоставляли крестьянам возможность свободного выхода из общины и создавали слой крестьян — собственников земли. Кроме того, эти законы разрешали еще одну проблему российской деревни — чересполосицу. Теперь крестьяне могли собрать все свои наделы в единый земельный массив, так называемый отруб.

Была еще одна существенная проблема, которую необходимо было решить в кратчайшие сроки, — аграрное перенаселение Центральной России (а с момента отмены крепостного права крестьянское население удвоилось). Столыпин инициировал переселение малоземельных крестьян из центра на окраины, в Сибирь. Он считал, что важной частью современной жизни должна стать мобильность населения. Разрушая законами 1906 и 1910 годов общину, державшую крестьян на земле, Столыпин давал понять, что каждый крестьянин свободен выбирать место жительства по своему желанию.

Получил новую жизнь Крестьянский банк, который стал выдавать ссуды на переселение. Началось стремительное освоение сибирских земель. Да, некоторые переселенцы возвращались, но таких было только 18%, а 82% получивших ссуды остались жить в новых местах. Сибирь благодаря переселенческой политике Столыпина, превратилась в одну из хлебных житниц России.

Но никакие земельные преобразования не были возможны без проведения кадастра земель. К началу Первой мировой войны 40% крестьян подали заявления о выходе из общины, а 20% уже оформили этот выход. Но как оформить выход из общины без точного знания размеров выделяемого участка? Для этого требовались сотни и сотни, если не тысячи землемеров. Столыпин создал сеть землемерных училищ. Работа шла полным ходом, но...

В сентябре 1911 года в Киеве открывали памятник Александру II. Туда поехали Николай II, его семья, двор. Поехал и Столыпин. К тому времени он был уже, как сейчас говорят, «хромой уткой», его отставка была практически предрешена. В Киев Столыпин приехал в очень плохом настроении. В. Н. Коковцов, министр финансов в правительстве Столыпина, вспоминал: «За четыре роковых дня пребывания в Киеве мне стало известно, что его почти игнорировали при дворе, ему не нашлось даже места на царском пароходе в намеченной поездке в Чернигов, для него не было приготовлено и экипажа от двора. Сразу же после его приезда начались пререкания между генерал-губернатором Треповым и генералом Курловым относительно роли и пределов власти первого, и разбираться Столыпину в этом было тяжело и неприятно, тем более что он чувствовал, что решающего значения его мнению придано не будет». Обращаясь к Коковцову, Столыпин сказал: «Я чувствую себя здесь как татарин вместо гостя. Нечего нам с вами здесь делать».

С чем была связана опала Столыпина, который до сих пор пользовался поддержкой императора? Точного ответа на этот вопрос нет. Остается только гадать о характере придворных интриг. Скорее всего, решающую роль сыграло отношение Столыпина к Распутину, которого премьер на дух не переносил. Так что убийство Столыпина, произошедшее 1 сентября 1911 года, предотвратило его неизбежную отставку.

На торжественном вечере, посвященном открытию памятника царю-освободителю и 50-летию освобождения крестьян, Столыпин сидел в Киевском оперном театре в первом ряду около прохода. В антракте негласный сотрудник киевского охранного отделения и одновременно член анархо-коммунистической революционной группы Д. Г. Богров подошел к премьеру и дважды выстрелил в него. Затем террорист пытался уйти, но его схватили, избили и только потом арестовали. На следствии Богров показал следующее: «Зовут меня Дмитрий Григорьевич Богров, вероисповедания иудейского, от роду 24 года, звание помощника присяжного поверенного. Проживаю в г. Киеве... На предложенные вопросы отвечаю: решив еще задолго до наступления августовских торжеств совершить покушение на жизнь министра внутренних дел Столыпина, я искал способ осуществить это намерение. Так как я не имел возможности встретиться с министром, я решил обратиться к начальнику охранного отделения Н. Н. Кулябко, которому я рассказал, что ко мне обращался некий молодой человек, который готовится совершить покушение на одного из министров, и что этот молодой человек проживает у меня на квартире. Кулябко, будучи очень взволнован сообщенными сведениями, поставил наблюдение за моей квартирой для установления личности этого молодого человека... Конечно, Кулябко вполне искренно считал мои слова истинными. Вследствие этого Кулябко дал мне билет в Купеческое собрание и затем в театр... Билет передал мне какой-то филер, который знал в лицо меня, как знают меня многие филеры. В Купеческом я пробыл с 8 часов вечера до конца торжеств. Револьвер был со мной. Стоял на аллее, недалеко от малороссийского хора ближе к входу. Потом переменил место и стоял на пути прохода государя за хором, приблизительно против ресторана. Имел при себе револьвер. Почему не выполнил своего намерения, не знаю. Еще раз повторяю, что подполковник Кулябко не знал о цели моих посещений. В театр я пришел в 8 часов вечера, вошел через главный вход... Во время второго (антракта — С. М.) я прошел в коридор, где Кулябко сказал мне, что он сильно беспокоится насчет моего квартиранта, и предложил ехать немедленно домой. Я выразил согласие, но повернул в другую сторону и прошел в проход, в котором стоял Столыпин. Подойдя к нему на расстояние двух-трех шагов, я вынул револьвер “Браунинг” и произвел два выстрела. После этого повернулся и пошел к выходу, но был задержан».

У многих исследователей возникают сомнения по поводу рассказа Богрова, но мне кажется, что он был в своих показаниях искренен. Действительно, трудно поверить, что начальник киевского охранного отделения так легко дал Богрову билет на посещение театра, но надо понять и Кулябко. К нему обратился негласный сотрудник, который сообщил, что у него на квартире побывал террорист, фамилии которого он не знает. Он брался указать террориста в театре. Именно поэтому Кулябко, согласовав предварительно свое решение с директором Департамента полиции, и дал Богрову билет, вовсе не подозревая его в намерении совершить убийство Столыпина. Богров просто ловко обманул Кулябко. Вообще Богров был неуравновешенной личностью. Не мог найти свое место в жизни, мечтал прославиться. В одном из писем 1 декабря 1910 года Богров писал: «Я стал отчаянным неврастеником... В общем же все мне порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное, хотя и не цыганское это дело».

Некоторые исследователи обращают внимание на то, что чины полиции — Кулябко, Спиридович и Курлов — были награждены по итогам визита императора в Киев. Возникает вопрос: за что? Неужели Николай II задумал убить Столыпина или это была какая-то интрига в высших кругах? Думаю, что и эти подозрения безосновательны. Николай II не был способен использовать террористов для сведения счетов с неугодными чиновниками. Да и необходимости в этом не было: Столыпин и так должен был получить отставку, тут не надо было ни в кого стрелять. Следствие возобновилось после революции. Следователи Временного правительства вновь допрашивали полицейских чинов, но так ни к чему и не пришли. Убийство Столыпина было результатом трагического стечения случайных обстоятельств, а не результатом какого-то неведомого заговора.

Через три года после рокового выстрела в Киеве началась Первая мировая война. В 1909 году Столыпин сказал, что государству нужно 20 лет покоя и он реформирует Россию. Но этому не суждено было сбыться.