Монахи-кунгфуисты и лягушонок-монстр. 7 фильмов Beat Film Festival
В погоне за Бэнкси / Banksy Most Wanted
«Я не Бэнкси, — говорит Роберт Дель Ная из Massive Attack. — Мы все Бэнкси». Фильм Аурелии Рувье и Симуса Хейли — это, конечно, не история охоты на таинственного художника, с которого нужно сорвать капюшон с респиратором и заставить предъявить документы. Режиссеры пытаются показать, что Бэнкси — не просто человек и его работы, а все, что уже не первый десяток лет происходит вокруг этого явления. Это тоска начинающего репортера, который придумал сопоставить передвижения Бэнкси с гастрольным графиком группы Massive Attack и который догадывается, что это расследование так и останется его главным достижением в журналистике. Это бессилие распорядителя аукциона, наблюдающего, как шредер превращает в лапшу «Девочку с воздушным шаром». Это игры палестинских детей, которые ходят колесом среди развалин, где художник нарисовал огромного котика. И бог с ними, с этими документами. Мир станет гораздо скучнее, когда Бэнкси снимет капюшон.
По волнам: искусство звука в кино / Making Waves: The Art of Cinematic Sound
Лопасти вертолета режут густой и пропахший напалмом воздух. Огромная обезьяна кричит от боли и нежности. Апельсины катятся по мостовой. Звук в кино — гораздо больше, чем просто сопровождение движущихся картинок: он может изменять наше восприятие пространства и времени, заставлять смеяться и плакать. Побывавший в Каннах фильм Мидж Костин рассказывает историю звукового кино — с момента его появления и до наших дней. Один из главных героев «По волнам» — Уолтер Мерч, в свое время вместе с Джорджем Лукасом и Фрэнсисом Фордом Копполой вдохнувший новую жизнь в голливудское кино. Именно благодаря ему звукорежиссеры превратились из не слишком заметных технических работников в композиторов и дирижеров, создающих симфонии из шумов и всхлипов, шорохов и взрывов, шепотов и криков.
Книготорговцы / The Booksellers
Этнографическое исследование странного племени, поклоняющегося книгам и в то же время не видящего ничего зазорного в том, чтобы продавать их и покупать. Среди американских букинистов встречаются разные типажи — карикатурные персонажи в твидовых пиджаках, усыпанных пылью, пеплом и перхотью, богатые наследницы, словно бы сошедшие со страниц старинного романа, любители хип-хопа, увешанные золотом. Они могут часами рассуждать как о литературе, так и о качестве бумаги, материале переплета или ценности суперобложек. Фильм «Книготорговцы» мог бы стать прощанием с уходящей натурой, попыткой запечатлеть последних из могикан, отступающих под натиском интернета, где можно в пару кликов найти любое издание, но вместо этого дарит надежду. В новом мире все равно не обойтись без этого запаха старой бумаги, шелеста страниц и тяжести увесистых томов, извлеченных с самой дальней полки почти диккенсовской лавки древностей.
Вера / Faith
Невозможно поверить, что «Вера» — документальный фильм. История монахов-кунгфуистов, которые ждут конца света, чтобы применить свои навыки в решающей битве с силами ада, кажется позаимствованной из какого-то аниме. Герои черно-белой картины похожи на итальянских кинозвезд прошлых лет. А сняты все эти разговоры в постели и тренировки мускулистых девушек, плачущих от усталости и боли, с такой степенью интимности, что оператор, видимо, должен был превратиться в бесплотного духа — иначе непонятно, как монахи и монашки, совершенно не соблюдающие целибат, научились его не замечать. И тем не менее фильм Валентины Педичини, смонтированный из восьмидесяти часов отснятого материала, действительно документальный проект, где на экране любят и страдают, верят и сомневаются живые люди, которые готовятся спасти человечество, но пока не могут помочь и самим себе.
Ништяк, браток / Feels Good Man
Трагедия лягушонка Пепе и его создателя, художника Мэтта Фьюри, оказавшихся бессильными перед стихией интернета, который легко присваивает и перекодирует любые образы, реплики и мысли. Пепе был когда-то симпатичным героем комиксов и безобидным гедонистом, пока анонимусы с имиджборда 4chan не превратили его в мем, а ультраправые активисты не сделали губастого лягушонка чуть ли не доверенным лицом Трампа. Мэтту Фьюри, похожему на сонного Илью Лагутенко, оставалось только наблюдать, как его любимое детище становится монстром. «Ништяк, браток» — нечто гораздо большее, чем исследование парадоксального культурного феномена. Это размышление о роли творца в новом мире, населенном всемогущими анонимусами, о самостоятельной жизни образов и идей, а также о том, что у нас по-прежнему есть шанс все исправить.
Вторичный мир / Secondary World
Косплейщики, ролевики, саберфайтеры, брони, фурри — фильм «Вторичный мир» мог бы стать энциклопедией русской гик-жизни, но режиссер Александра Пустыннова не слишком расположена читать лекции и развешивать ярлыки. Она просто наблюдает за превращениями людей, то уходящих в другую реальность, то возвращающихся обратно — нашедших себе новую семью, но все равно одиноких. Здесь непонятно, какой из миров вторичен — наш, с тесными кухнями, номерками в гардеробе и снежной кашей на темных улицах, или тот, где люди пляшут на сцене в костюмах пушистых игрушек и фехтуют световыми мечами джедаев. Впрочем, интересно даже не столкновение этих миров, а переход между ними — когда девы-воительницы сплетничают на фуд-корте, любители единорогов едут в вагоне метро, изукрашенном причудливее любой их фантазии, а огромная разноцветная собака воет на балконе панельной многоэтажки.
Разбитый нос, пустые карманы /Bloody Nose, Empty Pockets
Отличный повод порассуждать о грани между документальным и игровым кино (вспомнив заодно, например, проект «Дау»). Дело в том, что фильм Билла и Тернера Россов, в сущности, лишь притворяется реальной хроникой последнего дня лас-вегасского бара «Ревущие 20-е»: режиссеры нашли ничем не примечательное заведение в Новом Орлеане, подобрали подходящие типажи (настоящий актер там, кажется только один), придумали им пару тем для разговоров и начали снимать. В результате фальши здесь гораздо меньше, чем в иных насквозь документальных проектах. Люди настоящие, выпивка настоящая, а атмосфера уютной деградации, ласкового отчуждения и бессмысленной надежды — такая, что реальнее не придумаешь. Только теперь непонятно: идти в пятницу в любимый бар, чтобы повидать родных завсегдатаев, или обходить его за три квартала.