«На самом деле дети ничего не должны». Тьюторы школы для подростков «Каскад. Проект как метод» — об особенностях своей работы

«Каскад. Проект как метод» — независимая образовательная проектная школа. В «Каскаде» кураторы и тьюторы помогают подросткам проявить свой творческий потенциал и реализовать собственные проекты. Занятия начинаются в конце октября и проходят вплоть до конца учебного года (май).

Программа состоит из двух модулей. Первый нацелен на обучение подростков навыкам и знаниям через создание своего проекта. Во втором модуле от учащихся требуется больше ответственности и самостоятельности — фокус смещается с обучения на реализацию произведения современного искусства для выставки. Образовательный модуль строится на проектном обучении, выставочный — на обучении через опыт. На протяжении всей программы подростки работают в выбранной мастерской под руководством художника или куратора. В каждой мастерской есть тьютор, который следит за атмосферой и динамикой группы, а также берет на себя педагогическую часть в первом модуле.

Каждый год проходит набор ребят от 13 до 17 лет в Москве и регионах. Подростки распределяются по направлениям в зависимости от интересов и желаний. В течение девяти месяцев ученики разрабатывают собственные проекты, которые на финише проектной школы объединяются в выставку на площадке одной из галерей Москвы.

Влад Колесников — по образованию сурдопедагог, дефектолог. Куратор программ доступности в Государственном историческом музее, педагог дополнительного образования в школе для глухих и слабослышащих, а также сокуратор команды Deaf Teens для глухих и слабослышащих подростков в школе «Каскад. Проект как метод». Слабослышащий. 

Таня Бурлаченко — по образованию философ. Руководитель региональной группы «Каскад. Проект как метод», коммуникационный координатор программы «Учитель для России».

Даша Молчанова — психолог, психотерапевт, ведущая подростковых психологических групп, тьютор в Шанинке (МВШСЭН) и школе «Каскад. Проект как метод».

Когда и почему вы пришли в подростковые проекты?

Даша Молчанова: Во время учебы в университете подростки казались мне самой незащищенной, самой «обиженной» специалистами группой. Я училась на факультете клинической и специальной психологии и должна была работать с детьми и подростками с аномальным развитием, то есть слепыми, слабослышащими, глухими, слабовидящими, детьми с аутизмом и так далее. После окончания обучения я решила попробовать себя в работе с подростками. Я работала с пятыми-седьмыми классами, это тот самый подростковый возраст 11–14 лет, когда они уже не маленькие дети, но еще недостаточно взрослые. Даже когда были сложности в работе, меня увлекал сам факт того, что все вокруг против подростка, а тебе удается его понять. А в прошлом году (я уже некоторое время не работала психологом, а занималась другой деятельностью в сфере высшего образования) познакомилась с Машей Завалишиной (тьютором «Каскада»), она и пригласила меня в проект.

Влад Колесников: Если говорить о моей работе с подростками в искусстве и музейной сфере, то она началась в 2015 году, когда я пришел в музей «Гараж». Я курировал программы для глухих и слабослышащих, работал над адаптацией музейных услуг — в первую очередь моей задачей было сделать музей доступным для глухих и слабослышащих, а затем уже сформировать инклюзивную среду внутри. Этим я продолжаю заниматься и сейчас в Историческом музее.

Фото: Пресс-служба

Фото: Пресс-служба

Фото: Пресс-служба

Фото: Пресс-служба

Какие особенности есть в работе с подростками?

Молчанова: Для психолога подростки — одна из самых сложных групп по возрастным и поведенческим причинам, по аффективным реакциям. В подростковом возрасте еще не простроены определенные нейронные связи, не до конца сформирована кора больших полушарий — именно она во взрослом возрасте отвечает за то, чтобы мы не делали глупостей и думали перед тем, как что-то совершить. Если подросткам повезет с наставниками, родителями и сверстниками, то они в возрасте 12–16 лет научатся рефлексировать, понимать свои чувства и говорить о них. 

Еще один важный момент — смещение фокуса внимания: подросток начинает анализировать, кто является авторитетом и что важно в жизни. Начиная с 12–13 лет взрослый уже должен заслужить авторитет подростка. Ребенку интересны сверстники, грандиозные личности, ему важно смотреть на успешных людей. Здесь проявляется история о подростковом максимализме, потому что максимализм — это не только про принятие решений и деление на черное и белое, но и про то, на кого ориентироваться. Я не считаю, что взрослые должны подстраиваться — скорее, это вопрос взаимного диалога. Можем ли мы, взрослые, дать что-то новое, ценное и полезное подросткам, а если можем, то что надо сделать, чтобы быть услышанными? Это большой, глобальный вопрос. 

Колесников: Очень часто нам в подростковом возрасте говорили, что «это вообще не проблемы», «вырастешь и поймешь, что все это ерунда была». В «Каскаде» ребята делают проекты о своих переживаниях и представляют это публике. Очень важно, что их работы выставляются в музее и другие люди могут прийти и заметить тебя.

Группы в «Каскаде» формируются исходя из направлений в искусстве. У нас была идея распределить глухих и слабослышащих подростков по этим направлениям, но в итоге мы поняли, что сложно обеспечить переводчика жестового языка во всех группах. Так появилась команда Deaf Teens. Нужно понимать, что культура глухих — это про сообщество и про быть вместе. В проекте этого года была прекрасная инсталляция Макара Макаркина об интернатах и школах для глухих и о том, как важно их сохранить. Это место силы и сообщества, где глухой встречается с глухим и они общаются на жестовом языке. Тем самым сообщество поддерживается и развивается.

Чтобы о чем-то рассказывать подросткам, нужно хорошо ориентироваться в современных культурных кодах и знать запросы подростков. Важно увидеть, в какой момент они смотрят на тебя стеклянными глазами и делают вид, что все поняли, хотя ничего не поняли. А еще необходимо выстраивать приятельские отношения, чтобы они не стеснялись задавать «глупые» вопросы, понимать и изучать современное искусство, чтобы потом корректно рассказать о нем с помощью жестового языка. 

Таня Бурлаченко: Наверное, главная особенность подростков — это непредсказуемость. Взрослые люди используют один и тот же язык, корпоративный или академический, для коммуникации друг с другом, тогда как у подростков нет единого представления о том, о чем и как стоит говорить. В процессе взаимодействия с ними это всегда подкупает. Все подростки поразительно непохожи друг на друга. Иногда я думаю о ребятах одного и того же возраста и понимаю, что, если мы говорим об их опыте, выборе и ценностях, между ними лежит целая бездна. 

Фото: Пресс-служба

Фото: Пресс-служба

Фото: Пресс-служба

С какими проблемами к вам приходят подростки?

Молчанова: Я могу выделить два условных типа тех, кто приходит в «Каскад». Первый — это подросток, который как-то услышал о школе, но ничего не знает о современном искусстве. Первое время он не понимает, что происходит. Его темами, вероятнее всего, будут дружба, любовь, родители, социальная несправедливость и экология. С моей точки зрения, именно такие подростки сильнее всего меняются за год, для них открывается другой мир. 

Второй — это подростки, которые либо уже причастны к миру современного искусства (или им так кажется), либо они достаточно взрослые (16–17 лет) и много чего уже успели увидеть. Такие дети сразу выделяются и имеют некую претензию, что они уже художники и занимают какое-то место в искусстве. Очень часто им приходят в голову невероятные идеи, потому что изначально они более свободны. Их тоже волнуют любовь, дружба и родители, но чаще появляются мотивы одиночества, непонимания, изоляции — «свой среди чужих и чужой среди своих», — то есть их работы сделаны с некоторым надрывом, они более глубокие, поднимают мрачные темы. Они уже имеют жизненный опыт, который был, например, достаточно тяжелым. В их глазах видна недетская мудрость, они принимают недетские решения. И при всем этом они остаются такими же подростками. 

Также бывают подростки, больше похожие на детей, есть те, которые стараются выглядеть и вести себя по-взрослому. Последних тяжело «переучивать» — скорее, можно добавить или убавить красок в их высказываниях, сгладить углы. Они выступают против того, что им не нравится, их многое злит и расстраивает, но даже при таком протестном отношении к миру они благодарны поддержке и помощи со стороны взрослых.

Колесников: В прошлом году все ребята группы Deaf Teens делали работы, связанные с глухотой — даже скорее с глуховством, — о значимости и важности присутствия глухих в обществе слышащих. В 2020-м мы переживали, что опять все будет только на эту тему, будто у глухих подростков больше нет других переживаний и проблем. Но некоторые работы все же действительно были посвящены другому: школе, семье или личным переживаниям. Например, работа Василины, посвященная сну. Ей постоянно говорили: «Сколько можно спать, на том свете выспишься» — и в какой-то момент она начала вести дневник и записывать, в какое время в течение дня она захотела спать. Она подготовила перформанс на эту тему и спала прямо на выставке.

Фото: Пресс-служба

Фото: Пресс-служба

Конечно, есть ребята, которым очень важно обратить внимание на глуховство и быть представленными в сообществе слышащих. Они замечают разницу в отношении к себе. Ваня Днепров сделал граффити на стене Музея Москвы: изобразил слово «глухонемой», где зачеркнуто «немо» — это высказывание об отношении глухих к этому термину, ведь правильно говорить «глухой». Разместив свою работу в этой локации, Ваня рассчитывает, что ее увидит каждый прохожий, и он сможет быть услышанным как можно большим количеством людей. Еще важным событием стало то, что слышащий стрит-артист Миша Мост помогал Ване в работе.

У нас нет ограничений по темам и жанрам, но важно обсудить все направления искусства, а затем уже спрашивать, чего ребята хотят, что их беспокоит и что им нравится. Ответы на эти вопросы плавно превращаются в проекты. Так сложилось, что у нас в группе актуальны видео, перформансы, граффити.

Бурлаченко: Когда подростки реализуют проект в пространстве выставки, они становятся услышанными кем-то другим, с кем им действительно важно поговорить о наболевшей проблеме, — родителями, школой и даже иногда городом, в котором они живут. Порой это сильно меняет отношение к ним в целом. И вот эта потребность быть услышанным кажется мне наиболее общей проблемой. Осознание того, что они способны на самостоятельное, независимое высказывание, которое интересно совершенно незнакомым людям, солидаризирующимся с этим жестом, придает веру в свои силы. Это также встреча с единомышленниками — оказывается, что актуальная для автора проблема, как и выбранный способ ее публичной презентации, вызывают отклик у сверстников. Знакомства на почве вот такой идейной общности — довольно важная составляющая программы «Каскада». 

Ну и сам процесс работы над тем или иным проектом участников важен. Часто он подразумевает исследовательский подход: чтобы сделать его, необходимо углубиться в тему, которую ты выбрал, основательно ее изучить и проработать. Иногда исследование и реализация проекта работают как терапия, дают возможность сосредоточиться на том, что тебя волнует. Собственно, итоговый проект — точка, которую подросток ставит на пройденном пути.

Почему в школе сделан акцент именно на современное искусство? 

Молчанова: Некоторая насмотренность классикой у меня уже была, однако именно в «Каскаде» мне довелось познакомиться с современным искусством. И самое ценное, что я для себя обнаружила, — его психотерапевтичность. За этим словом я прячу и идею большой свободы, которая присутствует в современном искусстве и которой порой не хватает подросткам. Что с ней делать, как облечь эту свободу в форму и говорить про нее — это знание участники получают от кураторов проектной школы.

Человек рождается индивидом, условная базовая фигурка человека. В подростковом возрасте у нас появляется личность с собственными ценностями, убеждениями, дальше происходит самоактуализация — найти себя в этом мире и быть для себя самым лучшим. Совершенно не факт, что после «Каскада» подросток захочет пойти дальше, стать художником. Им это и не надо. Важно, чтобы появилась отдушина — не просто хобби, а возможность самовыражения. Если смотреть на искусство как на инструмент реализации, то понимаешь, что твои тело, руки и идеи могут воплотить почти все что угодно. Именно этот навык прокачивается в «Каскаде» и позволяет добиваться целей.

Колесников: Ты не можешь быть творцом, не зная контекст, не понимая, из чего состоит искусство. Здесь происходит более личный и откровенный разговор. Искусство, созданное подростками, позволяет понять, что они переживают и чем они живут. Для своей работы подростку нужно понять, что такое процесс работы художника. Обидно, что во многих общеобразовательных школах и даже вузах уделяется очень мало внимания современному искусству.

Проблема в том, что у глухих меньше доступа к информации. Слышащий подросток приходит в «Каскад» с пониманием, что такое искусство и как это будет классно, а глухим это нужно объяснять, рассказывать, какие есть направления. Так и начинаются наши занятия в группе Deaf Teens. Еще одна трудность — в переводе терминов современного искусства на русский жестовый язык. На это уходит больше времени, потому что ты не просто переводишь термин, а выдаешь его этимологию и рассказываешь, из чего состоит это направление. Я как раз курировал в свое время проект, связанный с созданием словаря терминов современного искусства. Это была большая работа. Кстати, словарь есть в интернете, и мы его тоже обсуждаем с ребятами.

Бурлаченко: Современное искусство в моем понимании — это площадка для исследовательских экспериментов, которая дает возможность посмотреть на обстоятельства своей жизни по-иному, попробовать воплотить в ней что-то неочевидное. Работа в искусстве, современном в особенности, — это подвешивание идентичностей, существующего положения дел и обычного хода вещей. В конце концов, это бунт против негласно установленного порядка. Но надо помнить, что знакомство с искусством может травмировать, потому что ты можешь встретиться с вопросами и темами, к которым не готов. Например, со сценами из фильма, которые запускают серию флешбэков и уносят в забытую и пугающую реальность твоего детства. 

Какие плюсы есть в формате проектной школы? 

Молчанова: Жизнь состоит из проектов, и надо уметь эти проекты начинать и доводить до конца. Это самое главное, чему мы учим. Мне очень нравится подход моей коллеги Иры Петраковой — она всегда говорит подросткам на определенном этапе, что важно вовремя отпустить свой проект, поставить точку. Во взрослом возрасте мы также тяжело отпускаем ситуацию, людей и самих себя. В подростковом возрасте опыта завершения, расставания, отпускания почти нет. А если он и случается, то обычно наполнен тяжелыми переживаниями. Поэтому хорошо, что внутри «Каскада» один из продуманных этапов — это завершение проекта, выставка. Здорово, когда ребята получают от важного для них взрослого (художника, куратора, тьютора и так далее) оценку своей деятельности. Но гораздо важнее выстраивание «здоровых» отношений с собственным проектом.

Еще один урок, который можно вынести из обучения в «Каскаде», — единомышленники есть везде. Единомышленник — это не тот, кто мыслит одинаково, это тот, кто может тебя поддержать. Мне кажется, «Каскад» — это проект о ценностном объединении. Мы разные, мы не похожи друг на друга, мы из разных областей, но нас учат, что всегда есть кто-то, кто поможет и поддержит. Круто, если ты можешь выражать свои мысли с помощью определенных вещей: нарисовать картину или слепить скульптуру. Но если ты не знаешь, что делать, то точно найдется человек, который поймет тебя и предложит возможности для реализации.

Колесников: Здесь ты можешь говорить о том, что тебя беспокоит и волнует. Тьюторы помогают облечь мысли и чувства в реальный проект. В проектной деятельности важно говорить о целях и задачах, есть определенные стадии, которые ребята проходят в процессе создания своих работ. Это еще и про тайм-менеджмент. Кажется, что подростки чаще сдают свои проекты вовремя, чем я соблюдаю дедлайны. 

Сейчас образование направлено на инклюзию — разные дети должны учиться вместе. Но на самом деле дети ничего не должны. В прошлом году у нас были общие вводные лекции, куда мы пригласили переводчика жестового языка, а глухие и слабослышащие ребята сказали, что им это не интересно: «Школа нам говорит, что мы должны быть со слышащими, но почему даже здесь, в расслабленной обстановке, мы тоже должны быть со слышащими?» Важно, что я не нахожусь в «Каскаде» в позиции переводчика. Если глухим подросткам что-то будет нужно от другой команды, они сами могут обратиться за этим, и это будет более естественно, чем если бы мы искусственно создавали условия для инклюзии в проекте. 

Бурлаченко: Думаю, что учить современному искусству в общеобразовательной школе — это не самая востребованная, проверенная и действенная практика. Плоды подобной деятельности всегда формируются на почве, которая уже подготовлена самим подростком, и с его стороны необходима готовность идти навстречу, без которой бывает сложно двигаться дальше. В школе обычно есть внешние требования, а у нас их как таковых нет. Есть импульс, который мы поддерживаем и развиваем. Нет критериев готового и единого продукта для всех наших участников. Если мы говорим о школах с проектной деятельностью, то критерии едины и даются в самом начале — и только потом наступает этап реализации проекта. В этом смысле «Каскад» предоставляет более свободное поле деятельности.

Мы работаем с учителями из программы «Учитель для России». В начале осени мы проводим отбор среди учителей, которые заинтересованы в проекте и готовы эти занятия вести. Учителя становятся тьюторами подростков на весь год. В этом году мы работали с тремя регионами: Воронежская, Новгородская и Калужская области. Когда в Москве у подростков занятия начинаются в галерее «Триумф» или в Музее Москвы, то у учителей-тьюторов региональной группы параллельно стартуют встречи в школах.

Кроме этого, у нас есть региональные встречи, проходящие в областных центрах, куда съезжаются подростки из разных городов региона. Мы знакомимся и занимаемся на базе музеев городского и областного значения, художественных галерей и мастерских. Встречи проходят в формате интенсива, который дает возможность познакомиться с текущими выставками, а также с сотрудниками разных институций, поговорить о специфике их работы. Участники региональной группы знакомятся с принципами функционирования локаций разного типа в регионе — например, областных художественных музеев, ЦСИ и небольших частных галерей, где зачастую разговор о современном искусстве ведется на разных языках, начиная с того, что само понятие «современное искусство» трактуется с совершенно несовпадающих позиций. 

Подготовили Мира Тесленко, Антон Черноусов