Иллюстрация: Wikimedia Commons
Иллюстрация: Wikimedia Commons

Пошел я утром за кефиром, передо мной в кассе трое страждущих — дама средних лет (покупает две бутылки водки), парень (несколько банок энергетика) и помятого вида джентльмен, выбравший на завтрак два пакета вина. Изучая стеллажи со спиртным, я встретился с легендарным для советских людей портвейном. Цена бутылки 0,7 л — 88 рублей. Во времена моей студенческой юности он стоил 3 руб. 40 коп., а моя стипендия составляла 35-45 руб., то есть я мог купить 10–13 бутылок. А мог в качестве альтернативы за эти же деньги каждый день покупать по три комплексных обеда в столовой МГУ (стоил в разное время 35 и 50 коп.).

А теперь сравним. Сегодня студент российского вуза на свою среднестатистическую стипендию (примерно 1600 руб.) может пообедать в студенческой столовой от силы четыре-пять раз, а вот купить того же портвейна может около двадцати бутылок, то есть почти вдвое больше, чем я мог это сделать при советской власти на весящую сто обедов стипендию. 

Водка vs еда 

Спиртное при Путине явно победило еду: оно стало намного доступнее. А ведь ровно десять лет назад, принимая «Концепцию государственной политики по снижению масштабов злоупотребления алкогольной продукцией и профилактике алкоголизма среди населения Российской Федерации на период до 2020 года», правительство обещало доступность спиртных напитков существенно снизить. 

В этом документе фактическое среднедушевое (т. е. включая, замечу, детей, стариков, женщин и 40% непьющих граждан) потребление алкогольной продукции в РФ было отмечено пугающей цифрой — около 18 литров абсолютного алкоголя (безводного спирта) в год, из них 8 литров приходилось на «не разрешенную к потреблению спиртосодержащую продукцию и крепкие спиртные напитки домашней выработки».

К 2020 году потребление спиртного в стране собирались снизить на 55%, или до 8,9 литра, то есть почти до допустимой Всемирной организацией здравоохранения «нормы» — 8 литров (уровень, с которого, по мнению ВОЗ, начинается неминуемая генетическая деградация).  

Для сравнения: в царской России в 1913 году потребление  абсолютного алкоголя (безводного спирта) в расчете на душу населения составляло 3,4 литра на человека в год, в начале 1990-х годов — 5,4 литра.

Однако достичь поставленного показателя, судя по разрозненным сообщениям, не удалось. Официальных данных по объемам потребления алкоголя в 2019–2020 гг. пока нет, зато есть такая тревожная цифра из недавнего опроса ВЦИОМ: с лета 2019-го по лето 2020 года число жителей России, не употребляющих алкоголь, сократилось с 40% до 33%.

В 2018 году среднедушевое потребление спиртных напитков было на 8,3% выше, чем в 2017-м. Не удалось обуздать и продажи «левого» алкоголя, вот почему целевой показатель по сокращению потребления незарегистрированной продукции в 2020–2022 годах правительство скорректировало до более реалистичных значений — вместо сокращения на 38% решено было снизить показатель всего на 15%.

Сказание о «значительном снижении» 

В означенной концепции приводится страшная статистика: «В настоящее время в Российской Федерации от случайного отравления алкогольной продукцией умирает более 23 тысяч человек, а от болезней, связанных со злоупотреблением алкогольной продукцией, — более 75 тысяч человек в год». Но есть еще более мрачные оценки. Согласно исследованию авторитетного медицинского журнала Lancet, в 2016 году по причинам, связанным с употреблением спиртного (инсульты, болезни сердца и т. д.), в России скончались 223 тыс. чел. (43 тысячи женщин и 180 тысяч мужчин). Более свежих статданных о смертности от болезней, вызванных злоупотреблением алкоголем, мне найти не удалось, но вряд ли ситуация улучшилась, и об этом свидетельствуют такие данные: за первое полугодие 2020 года смертность выросла на 3,1%, рождаемость снизилась на 5,4%, а естественная убыль населения составила 265 565 человек.  

15 октября этого года на съезде РСПП (Российский союз промышленников и предпринимателей) глава Минздрава РФ Михаил Мурашко заявил о «колоссальном влиянии» алкоголя на жизнь и здоровье россиян. Думаю, министр прекрасно видит, что вопреки декларированному в антиалкогольной концепции «значительному снижению уровня потребления алкогольной продукции» в жизни происходит стремительное умножение числа алкомаркетов при одновременном росте объемов производимого в стране спиртного. 

В 2019 году производство крепкого алкоголя у нас выросло на 8%, а водки — на 6%. В текущем году темпы роста производства алкоголя несколько снизились, тем не менее накопленные на складах запасы позволили не только не уменьшить, но, наоборот, несколько увеличить продажи спиртных напитков: за январь — июль в сравнении с тем же периодом прошлого года водки было продано на 1,7% больше, вина — на 3,1%, вина игристого и шампанского — на 1,4%, пива и пивных напитков — на 2,9%. Еще быстрее развивается домашнее производство спиртного. Согласно исследованию Финансового университета при правительстве РФ, объемы производства самогона в 2020 году выросли по сравнению с прошлым годом на 60%.    

3,5 триллиона рублей на выпивку

В нижеследующем абзаце я приведу выжимку из исследования «Россияне и алкоголь», опубликованного ровно год назад на сайте Олега Тинькова. По данным Всемирной организации здравоохранения, среднестатистический россиянин старше 15 лет в 2016 году потреблял 11,7 литра чистого алкоголя в год. Но проблема в том, что у «пьющих россиян» (то есть подверженных «тяжелому эпизодическому пьянству») — а к ним относятся 60% граждан, или 42,7 млн человек, — этот показатель выше: 20,2 литра. При этом официальные продажи, по данным ВОЗ, составляют 13,9 литра чистого алкоголя на каждого пьющего россиянина. Оставшиеся 6,3 литра приходятся на контрафакт, самогон и суррогаты. Сколько точно выпивают того и другого, государство не знает. 

Если исходить из того, что расходы на алкоголь на одного среднестатистического россиянина составляют около 24 тыс. рублей в год, мы получаем суммарно около 3,5 триллиона рублей, получаемых алкогольным бизнесом ежегодно. Несложные подсчеты определяют объем «домашнего» самогоноварения также примерно в один триллион рублей. Объем годового оборота контрафактного алкоголя (к которому относится прежде всего продукция, продаваемая без или с поддельными акцизными марками) также оценивается экспертами примерно в 1 трлн рублей.

Лишь на десятый год действия «антиалкогольной» концепции вступили в силу поправки в Закон 171 ФЗ, ограничивающие масштабы самогоноварения. Разрешенный лимит для одного домохозяйства с 1 января 2020 г. снижен в 20 раз — с 4000 до 200 декалитров (=2000 литров) безводного спирта. Такие поправки, как объявили их авторы, «возвращают производство домашнего алкоголя в категорию домашнего потребления». То есть производства самогона «для собственных нужд» в объемах не более 5,5 литра безводного спирта (=13,75 литра водки) в день не воспрещается и даже не требует лицензии. Как не требовало до нынешнего года и «домашнее производство» мощностью 110 литров спирта (275 литров водки) в сутки. 

Десятки фирм в интернете предлагают широчайший ассортимент аппаратов для самогоноварения — от простейших за две с лишним тысячи рублей до почти промышленной мощности за 60 тысяч рублей, способных производить 96-процентный спирт со скоростью 5 литров в час (не в сутки!). О масштабах продаж самогонной техники можно судить хотя бы по сайту нижегородского интернет-магазина «Самогонофф», хозяева которого с гордостью информируют нас, что за девять лет своей деятельности они выполнили свыше 50 тысяч заказов. 

Иллюстрация: Wikimedia Commons
Иллюстрация: Wikimedia Commons

Самые бедные — самые пьющие

Взрыв самогоноварения в стране в 2010-е годы был подкреплен стремительным ростом производства сахара: 2013 по 2017 годы посевные площади сахарной свеклы в России выросли на 32,7%, в 2019 году объемы ее производства увеличились на 20,7% к уровню 2018 года. В результате возникло ее перепроизводство — на декабрь 2019 года свеклы скопилось на складах аграриев 3,1 млн тонн, или в 7,2 раза больше, чем годом ранее. Социологи давно выяснили, что самыми пьющими являются самые бедные: среди них алкоголики встречаются гораздо чаще, нежели среди людей со средним достатком. Между тем около 15% россиян испытывают недостаток питания по калорийности, то есть, попросту говоря, голодают. Так вот парадокс в чем? Самый дешевый способ «пропитаться» для взрослого мужчины — это купить два литра пива: они дают имяреку 2 тыс. калорий, что с лихвой покрывает дневную норму.

А можно и водкой покрывать. Тем более что она все три десятилетия существования новой России становилась относительно продуктов питания все более доступной — количество поллитровых бутылок водки, которые можно купить на среднестатистическую зарплату, выросло с 38 штук в 1990 году до 135 штук в 2006 году и 197 штук в 2019 году

Алкомаркеты на марше

По сравнению со смертностью от ковида (на конец октября — свыше  26 тыс. чел.) алкогольные потери властью как бы не замечаются, хотя их на порядок больше. Более того, с коронавирусом мы рано или поздно справимся, а вот с алкогольным проклятьем, похоже, вряд ли. Алкогольный фактор является локомотивом кризисной смертности в России, около 70% смертей среди мужчин трудоспособного возраста связано с алкоголем, знают в Минздраве. Из-за одних рюмочных и «наливаек» страна теряет свыше 3 трлн руб. в год, что на порядок превышает ежегодные доходы бюджета от акцизов на спиртное (свыше 370 млрд руб. в год). 

В России де-факто отсутствует продуманная, структурно выстроенная система борьбы с алкоголизмом: советская система была демонтирована, а что-то адекватно заменяющее не создано. Не создано до сих пор, несмотря на прописанный в упомянутой концепции соответствующий пункт — «совершенствование… оказания медицинской наркологической помощи лицам, злоупотребляющим алкоголем… и больным алкоголизмом». Злоупотребляющий алкоголем человек предоставлен самому себе и его/ее близким (если таковые есть и готовы ему практически помочь). 

Который год гуляет по кабинетам Госдумы и профильных ведомств законопроект о принудительном лечении от алкогольной зависимости. В антиалкогольной концепции алкоголизм назван одним из факторов демографического и социального кризиса в России и в этом качестве представляющим собой общенациональную угрозу на уровне личности, семьи, общества, государства. Соответственно, и задачи там были вроде бы правильные сформулированы: «обеспечение приоритетности защиты жизни и здоровья граждан по отношению к экономическим интересам участников алкогольного рынка» или, к примеру, «снижение доступности алкогольной продукции путем ограничения ее розничной продажи по месту и времени». 

На деле же, однако, мы видим дальнейшие послабления для продавцов алкоголя, проталкиваемые мощным алкогольным лобби (а к таковому, по оценкам, относится не менее трех десятков депутатов Госдумы). Прежде всего, подготовлен законопроект, согласно которому, в частности, достаточное расстояние между алкомаркетами и общественно значимыми объектами (школами, больницами, спортивными сооружениями) определяется в 30 метров. Излишние ограничения, говорится в пояснительной записке Минпромторга, «негативно сказываются на легальном бизнесе, никак не влияют на уровень злоупотреблений алкоголем ‎и ведут к увеличению нелегального сегмента рынка».

Параллельно Федеральная антимонопольная служба (ФАС) предложила разрешить АЗС продавать пиво, а магазинам, ресторанам и кафе — продавать алкоголь через интернет. Также предлагается снять запрет продавать спиртное в заповедниках, национальных парках, санаториях и спа-отелях. Ну а Минздрав отказался от идеи обязательных тестов на алкоголизм для получения прав.

Эффективность невысока

Фактически в период запоя скорая помощь алкоголика из дома никуда не повезет. Просто потому, что никакая больница человека, находящегося в алкогольном опьянении, госпитализировать не станет. Альтернатива? Поставить в острый период две-три капельницы на дому, привести человека в чувство, после чего остается возлагать надежду на то, что после этого он при поддержке своих родственников пройдет длительный (от 6 месяцев) и дорогостоящий курс реабилитации.

В городе, где живет моя страдающая алкоголизмом племянница, реабилитационных центров появилось довольно много. На деятельность, называющуюся «реабилитацией», лицензию получать не надо, достаточно просто открыть такой центр под шапкой общественной организации, которая может осуществлять реабилитацию таких людей. Это, строго говоря, не относится к медицине.

— Все они негосударственные, и открывают их иногда бывшие наркоманы, — рассказал мне частный воронежский нарколог Игорь Семенютин, занимающийся моей племянницей. Это такой бизнес. Снимают особняки, нанимают врачей и помещают туда на реабилитацию зависимых от алкоголя и наркотиков. Сидят там зависимые практически взаперти, 30–40, а то и 50 человек единовременно, а стоит это 40–50 тыс. рублей в месяц.

— А есть ли в городе государственные реабилитационные центры? — спрашиваю я Игоря Алексеевича. 

— Нет, — отвечает, — таковых нет. В настоящем центре должен быть главный врач, а в частных реабилитационных заведениях его нет. Это как бы платный клуб анонимных наркоманов и алкоголиков. Люди выходят оттуда и часто возвращаются туда же опять. К тому же наркоманы и алкоголики там вместе находятся. И последние после пребывания там нередко переходят на наркотики. То есть эффективность невысока. В этих центрах докторами часто являются бывшие наркоманы. Иногда туда приходит психолог, а иногда нет. Эти центры часто связаны с различными религиозными течениями. Увы, чаще всего это видимость реабилитации.

Что ж, почитал я в интернете отзывы клиентов и их родственников о деятельности подобных центров — многие, если не большинство, негативные.

Вопреки официальным сводкам, Семенютин не заметил уменьшения потребления алкоголя в последние годы. 

— Вот сейчас разрешили рекламировать безалкогольное пиво. Но это же путь к алкогольному пиву. Иногда дети уже начинают, формируется психологическая зависимость. Омолодилась очень сильно алкогольная зависимость. Уже в 17–18 лет начинают запойно пить. Много продается «левого» алкоголя, многие перешли на самогоноварение. Теневое производство очень большое, и оно официальной статистикой не учитывается, — посетовал мой собеседник.

P. S. Дописывая этот текст, я узнал, что моя племянница опять ушла в запой, спустя пять дней после трехнедельного пребывания в отделении неврозов городской больницы.