Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир — и нас самих. Отрывок из книги

Красота без причин

В холмистых дождевых лесах Малайского полуострова, Суматры и Борнео обитает одно из наиболее выдающихся с эстетической точки зрения животных на всей планете — фазан-аргус (Argusianus grayi), которого Дарвин упомянул как «хороший пример того, что наиболее утонченная красота может служить половым очарованием и ни для какой другой цели».

Самка аргуса — крупная, плотная, с тускловатым оперением маскирующей окраски, которое тем не менее покрыто сложным извилистым узором из шоколадно-коричневых, каштановых, черных и охристых завитков. Ноги у нее ярко-красные, а сквозь редкие перья на передней части головы просвечивает синевато-серая кожа. Самец аргуса, на первый взгляд, отличается от самки главным образом сильно удлиненными перьями крыльев и хвоста, которые тянутся позади него более чем на ярд. В целом длина тела самца аргуса от кончика клюва до кончика хвоста составляет около шести футов. Но если оставить в стороне длину, оперение самца кажется весьма похожим на неброский наряд самки и особенно сильного впечатления не производит. Его истинное очарование остается скрытым и обнаруживает себя лишь в самые ответственные моменты ухаживания за самкой, которые за пределами зоопарков посчастливилось наблюдать лишь очень и очень немногим людям.

Увидеть аргуса в природе крайне трудно. Эти птицы чрезвычайно осторожны и скрываются в лесу при первых же признаках приближения человека. Известный орнитолог и страстный любитель фазанов Уильям Биб в начале XX века был одним из первых исследователей, кому довелось увидеть брачную демонстрацию аргуса в природе. Биб был куратором Нью-Йоркского зоологического общества, который впоследствии снискал себе всемирную известность в связи с его исследованиями океанских глубин с использованием батисферы — примитивного устройства для глубоководных погружений. Своего первого аргуса-самца Биб увидел на Борнео, когда тот вышел на илистый пригорок, чтобы попить из лужицы дождевой воды, скопившейся на месте лежки дикого кабана. Эту первую встречу с аргусом Биб описал в вышедшей в 1922 году «Монографии о фазанах» в самых восторженных выражениях, как нельзя лучше отражающих торжество гордого своим успехом бердвотчера и авантюриста-американца времен расцвета колониальной эры: «При всей мимолетности этого зрелища я испытал чувство своего великого превосходства над моими белыми собратьями по всему миру, которым не довелось видеть аргуса в его природном обиталище».

Как это характерно для большинства птиц выдающихся эстетических качеств, аргусы — полигинный вид, то есть их самцы спариваются со многими самками. Однако при этом множественное спаривание создает конкуренцию между самцами за привлечение самок. Некоторые самцы, обладающие высокой привлекательностью, очень успешны в размножении, тогда как остальные никакого успеха не имеют. Результатом этого является строгий половой отбор по любым декоративным признакам, которым самки отдают предпочтение. После того как самка выберет себе партнера, для самца всякое участие в процессе размножении завершается, и он больше не играет никакой роли ни в жизни самок, ни в выращивании потомства. Самка полностью берет на себя строительство наземного гнезда из листьев, насиживание кладки из двух яиц, защиту птенцов и заботу об их и собственном пропитании, которое обеспечивается сбором в лесной подстилке плодов и насекомых. Самцы аргусов, равно как и самки, летают очень неохотно и в случае угрозы обычно спасаются, убегая по земле. Тем не менее на ночь они устраиваются, взлетая на какой-нибудь невысокий насест, — исключение составляют насиживающие самки, которые ночуют прямо на гнезде.

Самец аргуса ведет строго одиночный, холостяцкий образ жизни. Для создания достаточно большой и чистой «сцены», где будут совершаться его замечательные брачные демонстрации, он расчищает в подлеске участок земли шириной от четырех до шести ярдов, обнажая его до грунта. Выбрав подходящее место, часто на каком-нибудь гребне или на вершине лесистого холма, он прилежно собирает клювом все листья, корешки и веточки и выносит их к краю расчищаемой площадки.

Подобно современным дворникам, поголовно вооруженным воздуходувами (только что без наушников), он также использует свои длинные перья на крыльях для сдувания палой листвы: ритмично взмахивая ими, он удаляет с площадки весь растительный мусор, пока не останется одна лишь голая земля. Потом он выдергивает клювом все живые травинки и тоненькие лианы. После этого площадка полностью готова, и теперь нужно только одно — чтобы ее посетила самка.

Для привлечения зрителей самец аргуса издает со своей площадки брачный зов, слышный обычно ранним утром или вечером, а также в лунные ночи. Этот зов представляет собой громкий, навязчивый крик в две ноты, который можно передать как куау-уау. В некоторых частях Юго-Восточной Азии этот звук лег в основу местных названий птицы — например, куау в Малайзии или куаоу на Суматре. Крик самца достаточно громок и пронзителен, чтобы быть слышным на большом расстоянии. Поскольку сами птицы очень скрытны, чаще всего этот крик — единственное свидетельство существования аргуса в лесу, которое доступно человеку.

Несколько лет назад я провел пять дней на исследовательской станции в заповеднике Данум Вэлли в северной части Борнео, где водится аргус. Как-то раз, ближе к вечеру, мы брели по сильно заросшей лесной тропе вдоль речки, и я вдруг услышал громкое куау-уау самца аргуса — точь-в-точь как описывал Биб. Крик был такой громкий, что я решил, будто птица находится совсем рядом — за следующим поворотом тропы, и замер в восторженном предвкушении. Впрочем, скоро я сообразил, что аргус кричал с большого расстояния, причем по другую сторону реки. И даже если бы самец продолжал кричать, мы все равно не успели бы добраться до него до наступления темноты. И даже если бы нам посчастливилось выследить его до самой площадки, при нашем приближении он наверняка сразу умолк бы и незаметно скрылся в окружающем подлеске. Вынужденный довольствоваться лишь искушающим эхом крика, доказывающим, что аргус здесь все же обитает, я мог только воображать, какой экстаз испытал Биб, увидев эту поразительную птицу.

Когда же в тот вечер мы наконец вернулись на станцию, проведя весь день, с самых предрассветных сумерек, за наблюдениями птиц в кишащем пиявками лесу, нам встретился французский художник, друг одного из исследователей, работавших на станции. По его собственным словам, он приехал сюда, чтобы «писать тропический лес». Заметив нас, он мимоходом поинтересовался, не подскажем ли мы ему, что за необычную птицу он видел, когда уже довольно поздним утром прогуливался в окрестностях станции. После чего он с невинной беспечностью принялся описывать большую птицу, похожую на курицу, примерно в пару метров длиной, которая перебежала через грунтовую дорогу в каких-нибудь трехстах ярдах от усадьбы заповедника. После того как я несколько дней впустую топтал окрестные леса, не увидев этой птицы даже мельком, а он увидел ее, не прикладывая к тому ни малейших стараний и даже не оценив своего везения, я едва сумел сдержать лютую зависть к его совершенно незаслуженной удаче. И почесывая зудящие пиявочные укусы, я в полной мере испытал чувства, противоположные «великому превосходству» Биба, и только вполголоса клял богов — покровителей бердвотчеров.

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь