Фото: Кирилл Зыков/Агентство «Москва»
Фото: Кирилл Зыков/Агентство «Москва»

Ощущение страшной потери. Невосполнимой. Борис Юрьевич принял меня под свое крыло и это было огромное творческое и человеческое счастье. Я могу себя назвать ученицей Аллы Ильиничны Суриковой и Бориса Юрьевича Грачевского. «Ералаш» был для тех, кто там работал, и школой и домом, где учителем и папой был Борис Юрьевич. «Ералаш» стал и моим домом тоже. И шутки, и анекдоты, и добрые слова, а иногда и жесткая критика, ведь в работе он был абсолютный максималист. Для каждого Грачевский находил слова, нужные именно этому человеку, именно в это время. Он не бывал равнодушен никогда и ни к чему. Он держал руку на пульсе каждого сюжета от проработки сценария до монтажа. А часто принимали сюжеты сами дети! На «Ералаш» постоянно приходили экскурсии и он показывал им новые сюжеты, следил за каждой их реакцией. После этого могла быть досъемка, перемонтаж или минуты нашего триумфа — когда дети смеялись, он был счастлив. К съемке самого-самого первого моего сюжета мы готовились долго, месяца три. Он очень волновался и за результат, и как примет нового режиссера съемочная группа. Звонил на площадку раз 20, но в тайне, только чтобы не смутить недоверием режиссера. И за эту его деликатность, доверие, веру в нас, мы готовы были для него горы свернуть. В его кабинет приходили обсудить сценарий и разговоры длились часами. Обо всем. Это было, как место перезагрузки, место силы. Он любил жизнь, как любят ее дети, любил людей, любил, когда ему удавалось сделать что-то хорошее для кого-то, любил свою работу, которая и была его жизнью.

Фото: Кирилл Зыков/Агентство «Москва»
Фото: Кирилл Зыков/Агентство «Москва»

Такой атмосферы, как в «Ералаше», не было и не может быть ни на одной площадке. Она давала ощущение радости, надежности, безопасности, хотелось удивлять и оправдывать эту веру в тебя. Даже выезжая на выбор локаций, у Грачевского режиссер обязательно должен был сидеть на главном месте. Такое было правило. Когда я пришла, там работали и творцы, стоявшие у самого истока «Ералаша», и он постоянно привлекал молодых, стараясь сохранить традиции, теплоту и какую-то только «Ералашу» свойственную игривость. Он поддерживал и болел за всех, как за членов своей семьи. Помогал всем постоянно. В прошлом году у меня была защита полнометражного детского фильма в Минкульте — Борис Юрьевич не имел отношения к этому проекту, но когда узнал о предстоящем мероприятии он предоставил все свои ресурсы, помог, поддержал и радовался чужой победе, как радуются только самые родные и близкие люди. Он был безотказный, очень спешил жить и помогать — ездил везде, на все благотворительные кинофестивали, мероприятия и нас привлекал к этому. Как-то раз, вернувшись, он рассказывал, что проводил мастер-класс «Как снимают “Ералаш”» для деток, больных церебральным параличом. И по окончании одна из девочек подъехала к нему на коляске и спросила «А меня вы снимете?» Он рассказывал об этом со слезами: «Я ответил ей — “Конечно…” ».

Он был сильный и очень ранимый. В этом году впервые за почти 50 лет у «Ералаша» были проблемы с госфинансированием. А ведь «Ералаш» — это не просто детское кино, это символ детства. Он очень переживал, искал ресурсы и в наше сложное время он их нашел! Позвонил мне в конце декабря и сказал, что Ералаш жив, съемки продолжатся.

Уход Бориса Юрьевича это горе человеческое, потеря настоящего верного друга. Но что теперь наше отечественное детское кино без «Ералаша»? Ведь самым большим счастьем для Бориса Юрьевича было слышать счастливый смех детей во время показа. А такой высокой планки нет ни у кого.

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь