Не Венеция и не Сингапур: как и почему меняется облик Москвы. Интервью с архитектором Сергеем Чобаном
Ɔ. Кажется, Москва меняется быстрее и радикальнее, чем любой другой российский город. Вы не видите конфликта между ее развитием и сохранением исторического облика?
Города, которые не меняются, — это, как правило, города, ставшие туристическими аттракционами, как, к примеру, Венеция. Недавно я видел диаграмму плотности населения на территории России, и, например, колоссальный, похожий на огромный небоскреб всплеск в районе Москвы подводит нас к ответу на вопрос, как развивается наша столица. Население города увеличивается, растет потребность в жилье, поэтому город не может не меняться, однако в ходе этого процесса большие территории должны быть возвращены жителям — парки, набережные, качественные зеленые пространства, расположенные внутри новых многофункциональных жилых комплексов или хотя бы в пешей доступности от жилья. Другими словами, должен работать принцип mixed-use, то есть многофункциональности или сбалансированного сочетания самых разных функций, ведь современный житель мегаполиса очень ценит свое время.
В этом отношении в Москве делается многое. Можно рассуждать о повышении плотности заселения с появлением новых жилых кварталов, но невозможно не признать качество среды, возникающей вокруг них. За примерами далеко ходить не надо: в том же «Зиларте» для жителей создали целый парк и достраивают новую набережную — она носит имя Марка Шагала.
Ɔ. С экономической точки зрения все понятно, но что делать с чувством ностальгии по зеленому городу детства, с уютными дворами, сиренью под окнами, малоэтажными домами?
Это очень понятное чувство. Но для того, чтобы город был малоэтажным, недостаточно ограничить плотность застройки, необходимы замедление роста населения и сокращение желаемого количества квадратных метров на человека, что сегодня кажется невозможным. Иначе уменьшение плотности застройки повлечет за собой еще большее территориальное разрастание мегаполиса.
В современном городе дом-башня — это попытка уйти от разрастания города и его транспортной инфраструктуры при увеличении населения и количества квадратных метров на человека. Когда население и функции сконцентрированы на небольшой территории, это имеет плюсы — например, снижаются затраты на дороги и магистральные сети. Но тем самым мы получаем города из башен, и нас охватывает ностальгия по малоэтажному городу. На деле желающих жить в историческом городе, к сожалению, не так много, как желающих там гулять, — вспомните дворы-колодцы и плотную квартальную застройку с известным эффектом «окна в окна» исторических городов XIX века, в которых нередко до ближайшего парка нужно идти 30 минут пешком.
Ɔ. В каком направлении развиваются европейские города? Идет ли Москва вместе с ними или все же ей ближе путь Сингапура и Шанхая?
Сейчас нет особой разницы в развитии восточных и западных городов. Может быть, есть небольшое отличие в скорости такого развития — на востоке приток людей из малых городов особенно силен. Если говорить о моем личном идеале, то это город с плотностью 20 тысяч — максимум 25 тысяч квадратных метров на гектар. В Берлине, например, этот параметр сегодня составляет уже 30–40 тысяч в центре города. То есть, будь моя воля, это был бы город с меньшей плотностью застройки, с 5–7-этажными фоновыми зданиями с разнообразными детально проработанными фасадами вдоль фронтов улиц, парков и площадей и с отдельными высокими зданиями-доминантами уникальной современной архитектуры, размещенными на заранее предусмотренных мастер-планами местах. Но я, к сожалению, не могу выстраивать мир на основе своего личного идеала. Реальность выглядит так: и на Западе, и на Востоке происходит укрупнение, то есть увеличение, плотности, а значит, и увеличение этажности застройки больших городов. Это общая тенденция, и Москва здесь не исключение.
Ɔ. Москва идет по вертикальному пути, и кажется, что инвесторская логика довольно проста — большая высота зданий позволяет продать больше квадратных метров. Может ли, должна ли архитектура с ней бороться и какие инструменты для этого есть?
Я бы поспорил с утверждением, что строить высотные здания выгодно только инвестору. Инвестору выгоден спрос на жилую и коммерческую недвижимость. А уже спрос, в частности, на близость к центру города диктует свойства продукта девелопмента. Заказчик приходит к архитектору с разрешением на определенное количество квадратных метров и определенную максимально возможную высоту застройки. То есть собственно этажность не является основным постулатом, хотя, конечно, было бы наивно полагать, что архитектор в абсолютном большинстве случаев способен отстоять решение построить меньшее количество квадратных метров, чем то, на которое выдано разрешение. Архитектор предлагает, как эта разрешенная плотность застройки может быть размещена на участке, и часто при очень высокой плотности вариант с отдельными высотными зданиями имеет преимущество перед мегакварталом с высотой сторон больше 15–20 этажей. Преимущество связано в первую очередь с незастроенной и благоустроенной территорией, а также с большим количеством угловых и других квартир с улучшенными видовыми характеристиками. Но возникает такая плотность всегда из выданного заказчику до начала нашей работы разрешения. Запрос такого разрешения, вероятно, продиктован спросом на такое количество жилья — никто не стал бы, наверно, строить квартиры и офисы, которые не будут покупать и арендовать.
Ɔ. Когда архитектор и инвестор создают массив жилых кварталов, есть ли какой-то диалог между создателями и конечными потребителями?
На мой взгляд, да. Всегда нужно интересоваться, как покупаются квартиры в спроектированном тобой доме или квартале, входят ли эти объекты в рейтинги наиболее популярных. Это конкурентный рынок, и на нем есть более востребованные здания и комплексы, что связано не только с локацией, но, конечно, и с качествами самих проектов. Например, «Зиларт», над которым мы работаем, в прошлом году стал единственным в Москве «тысячником» — в нем было продано больше тысячи квартир.
Ɔ. Какой проект вы считаете образцом редевелопмента в столице и почему?
Пожалуй, все тот же уже названный мной жилой комплекс «Зиларт», который строит «Группа ЛСР». Эта компания, второй девелопер в стране по объемам строительства, как раз специализируется в Москве на возведении комплексов по системе «все включено». Близко к центру возникло совершенно новое образование, комфортное и интересное с архитектурной точки зрения. Во-первых, это произошло благодаря очень хорошему мастер-плану бюро «Меганом» и Юрия Григоряна. Во-вторых, «Зиларт» является самым масштабным московским кварталом по количеству вовлеченных в него российских и зарубежных архитекторов. Только над объектами первой очереди работали более десяти разных архитекторов, каждый из которых отвечал за свой дом, созданный в рамках единого дизайн-кода. Потом к ним добавились молодые архитекторы, причем для многих этот проект стал одним из первых. Плюс были привлечены архитекторы, которые в принципе нечасто проектируют большие здания, например Александр Бродский. Все это позволило создать большое архитектурное разнообразие. И, конечно, созданы очень качественные общественные пространства — широкий бульвар, прекрасная набережная Марка Шагала, парк «Тюфелева роща», — все они стали частью города на ранее недоступной промышленной территории. Это действительно образец того, как в мегаполисе можно сделать район с домами разной этажности — от шести- до 40-этажных.
Ɔ. Вы часто говорите об архитектурных доминантах. Для квартала «Зиларт» вы создавали башню Zilart Tower. Расскажите об этом проекте.
Zilart Tower действительно будет доминантой района — дом расположен в восточной его части, на входе на пешеходный бульвар Братьев Весниных. Мне хотелось создать облик стройного здания, ритмичного в своих пропорциях. Высокий вестибюль, ясно читаемое входное пространство, общественные помещения, магазины с большими витринами. Вертикальная направленность линий. Это не экстравагантная скульптура и не заумная композиция, это строгий, спокойный, элегантный ритм, который, на мой взгляд, позволяет комфортно находиться на любом уровне здания и испытывать удовольствие от пропорций жилых или общественных пространств. Естественно, что виды из такого 40-этажного дома тоже хороши. В целом, мне хотелось создать простое элегантное здание, благодаря которому в уже построенном квартале появлялась бы современная интерпретация языка архитектуры конца 1920-х — начала 1930-х годов, актуального для этой территории в историческом контексте.
Ɔ. Какие положительные примеры мирового опыта редевелопмента вы можете привести?
Гамбургская гавань, гавань в Дюссельдорфе, восточная гавань в Берлине. В основном это территории рядом с водой, которые использовались как крупные промышленные и диспозиционные площадки для перегрузки строительных материалов.
Ɔ. Сейчас есть тенденция строить так называемые многофункциональные районы. Что это такое — простое совмещение офисов, апартаментов и сопутствующей инфраструктуры?
Для меня это район, который превращается в маленький город. Внутри него ты можешь работать, жить, посещать культурные мероприятия, театры, музеи. Это общественный комплекс, который включает в себя разные функции, позволяя жителю не выезжать из района без особой необходимости.
Ɔ. ЖК, о которых мы говорим, нельзя назвать массовыми. Получается, что авторская архитектура сегодня — это все-таки привилегия домов бизнес-класса?
Авторская архитектура — это привилегия домов любого класса. Но средства у всех разные, и понятно, что массовая застройка оставляет меньше возможностей для реализации нестандартных детальных решений. В этих рамках особенно важно работать с градостроительными качествами комплексов и качеством самих квартир.
Ɔ. Какие мировые тренды в архитектуре существуют сейчас?
Общая тенденция говорит о возвращении строительства из природных, экологичных материалов. Основной тренд — использовать сырье, при добыче которого требуется меньше углекислого газа. Поэтому, например, сейчас все чаще строят из дерева. Еще один безусловный тренд — это мало- и среднеэтажное строительство, существующее чаще в привязке к малым городам. От высоких домов к низким, от больших городов к малым, от сэндвич-стен к массивным, от большого количества инженерии к ее редукции. В каком-то смысле это путь назад. Хороший это тренд или нет? Мне он импонирует. Он просматривается во многих работах, в том числе тех, которые становятся лауреатами престижных международных архитектурных премий. Но тот ли это тренд, о котором мы можем говорить применительно к городам с населением более десяти миллионов, таким как Москва, Нью-Йорк, Шанхай? Думаю, это в значительной степени будет зависеть от развития видов общественного транспорта, возможности для представителей самых разных профессий совмещать работу в офисе и дома, развития автономных источников энергии.
Беседовала Анастасия Рыжкова
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь