Иллюстрация: Маша Млекопитаева
Иллюстрация: Маша Млекопитаева

Отрицательная приставка «а-» в слове «асексуал» намекает на то, что этим термином обозначают человека, который не имеет… А вот чего не имеют асексуалы — вопрос до сих пор открытый. Одно из первых теоретических исследований асексуальности 1980 года описывает это явление как отсутствие эротизма, влечения в самом широком смысле. Другие исследователи под асексуальностью подразумевали более поведенческие характеристики: отказ от участия в сексуальных актах или отсутствие физиологического возбуждения. В более масштабном исследовании, проведенном в Великобритании в 2004 году, этот термин применили к респондентам, выбравшим ответ «Я никогда не испытывал сексуального желания ни к кому». Из 18 тысяч человек таких набрался 1% — сейчас эта цифра наиболее часто используется для обозначения количества асексуалов в мире. 

AVEN, крупнейшее в мире онлайн-сообщество асексуалов, разграничивает асексуальность, воздержание и сексуальную дисфункцию. «Асексуалы не испытывают сексуального притяжения, их не привлекают сексуально другие люди, или они не реализуют свои чувства к другому сексуально. В отличие от целибата, который является осознанным выбором воздерживаться от сексуальных действий, асексуальность — это часть нашей идентичности, так же как и другие сексуальные ориентации».

Начиная с 1987 года, в DSM-3 — каталоге ментальных заболеваний, который является диагностическим стандартом мировой психиатрии, — HSDD (Hypoactive Sexual Desire Disorder — расстройство сниженного сексуального желания) обозначает патологически низкий уровень либидо. Это расстройство считается тяжелым и достаточно распространенным: 8,9% женщин до 44 лет и 12,3% женщин 45–64 лет страдают от него. С ним связывают снижение общего уровня здоровья, снижение качества жизни и общего ощущения удовлетворенности жизнью, недовольство партнером и эмоциональную нестабильность. Людям с диагностированным HSDD назначают психотерапевтическую и фармакологическую помощь.

С чем же связаны такие разные взгляды на одно и то же явление — отсутствие сексуального желания? Это асексуалы нормализуют проблему, чтобы не чувствовать ущербность, или медицинское сообщество привычно патологизирует сексуальности, отличные от мейнстрима?

Наше общество имеет привычку лезть в чужие дела, регулировать и навязывать те или иные сексуальные нормы. Так, в XIX веке наличие сексуального желания у женщины выводило ее из рядов приличных и благонравных, здоровая открытая сексуальность преследовалась, вплоть до назначения жестоких методов лечения. К концу XX века все изменилось: отсутствие либидо стало диагнозом, психологическим и физиологическим расстройством, действительно требующим лечения. Получается, на данный момент наличие постоянного и яркого сексуального желания — это природная норма по умолчанию, неотъемлемая биологическая потребность. Например, пирамида Маслоу относит секс к самому основанию пирамиды, то есть на уровень базовых физиологических потребностей, тем самым лишая сексуальность каких-либо иных измерений — социального, культурного, духовного аспекта.

Медицина вынуждена рассматривать асексуальность как патологию, проблему, требующую решения. Это ставит общество перед моральной дилеммой: до какой степени медицина может «влезать» в состояние человека в попытке сделать его «здоровым» с точки зрения текущих стандартов? Каким образом можно говорить о лечении сексуального влечения человека, чье благополучие и идентичность определяется отсутствием сексуального влечения, и говорить о «расстройстве» тому, кто считает это расстройство нормой?

Чтобы в этом разобраться, важно обозначить разницу между сексуальным желанием (либидо) и сексуальным притяжением (влечением). Либидо — это прежде всего биологический механизм, появление сексуального возбуждения в ответ на стимул. Хотя асексуалы не испытывают сексуального влечения, либидо у них может быть, а может и не быть. Они не рассматривают собственное состояние как болезнь. В жизни асексуалов вполне может присутствовать мастурбация, которая связана с аутоэротизмом, самовозбуждением и не противоречит принципу асексуальности — отсутствию влечения к другим. Более того, асексуальность все чаще рассматривается как спектр. Так, к «зонтику» асексуальности относят демисексуалов — людей, способных испытывать сексуальное влечение в редких случаях и только к тем, с кем сформировалась прочная эмоциональная связь, и грей-асексуалов (gray-asexual) — всех тех, кто может испытать сексуальное желание, но очень редко и непредсказуемо, поэтому они определяют себя как асексуалы.

Является это явление осознанным выбором или это вынужденная компенсация — определить невозможно. Одно из исследований обнаружило стабильную корреляцию между позитивным отношением к собственному телу и асексуальностью — к сожалению, обратную. Что здесь курица и яйцо — сказать сложно: асексуалам непросто принимать собственное тело, потому что они лишены опыта принятия его партнером в сексе, или они лишают себя опыта сексуальности, чтобы не сталкиваться с неприятием собственного тела. 

Асексуальность также имеет достаточно сложные отношения с нейроотличностью и инвалидностью. Так, например, стереотипно люди с инвалидностью в глазах общества лишены сексуальности и желаний, и мы рассматриваем это как дегуманизацию. Иными словами, сексуальность — это часть человечности. Но одновременно с этим навязывание необходимости испытывать сексуальное желание как показателя здоровья также дегуманизирует объект причинения добра. 

Стереотипы также преследуют людей аутистического спектра. Согласно многим исследованиям, количество асексуалов среди них выше, хотя большинство обладает обычной сексуальностью. 

Фильм «Снежный торт» 2006 года — блестящая гуманистическая работа, которая выступает против навязывания сексуальности по Маслоу как базового физиологического инстинкта, медикализированного, подпадающего под нормы и поддающегося стандартизации и фармакологии. «Оргазм? — говорит героиня Сигурни Уивер, женщина-асексуал с синдромом Аспергера. — По описанию звучит хуже, чем то, что я испытываю, когда ем снег».

Этот же вопрос поднимает книга «Асексуальности» профессора Стэнфордского университета Карли Керановски. Она исследует широкий спектр выражения асексуальности — от пары в браке, где асексуальный партнер занимается регулярным сексом с целью зачатия и переживания романтической близости, до человека, который полностью отказывается от секса и находит другие способы получения удовольствия от жизни.

Мы привыкли использовать слово «сублимация» с оттенком превосходства, для «бедненьких», кому не досталось секса в раздаче социальных привилегий. Но кто мы такие, чтобы утверждать, что человек, не имеющий секса в своей жизни, живет менее счастливой и наполненной жизнью?

И с этой точки зрения активизм вокруг асексуальности последних лет постепенно меняет привычное медицинское отношение к отсутствию секса в жизни человека. Последний DCM-5 имеет приписку в диагностических критериях: «Если человек испытывает страдание в связи с отсутствием влечения». Мы становимся на шаг ближе к обществу, где мы лечим человека, а не улучшаем показатели анализов. Где сексуальность может пониматься шире, чем получение оргазма путем полового акта. Где социальный успех не измеряется количеством партнеров. 

Одно интересное исследование было опубликовано в Великобритании в прошлом году. Согласно ему, асексуалы употребляют намного меньше алкоголя и гораздо чаще склонны отказываться от алкоголя вообще. Среди причин — неприятие нахождения в сексуализированном пространстве: барах и клубах.

Может быть, движение асексуалов поможет нам обратить внимание на то, насколько сильно и душно навязывается высокая сексуальная активность в качестве показателя здоровья. И что счастливые отношения определяются не только сексом. Кусочек снежного торта, anyone?

Вам может быть интересно:

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь