Ник Хорнби: Совсем как ты. Глубокая и нежная история любви — впервые на русском

— Итак.

И они улыбнулись друг другу. Заказав напитки, оба теперь делали вид, будто изучают меню. Он, пожалуй, был лет на пять старше, не урод, но и не красавец. Шевелюра поредела, однако он принимал это как данность и оставшиеся волосы сбривал аккуратно, но без фанатизма. Морщинки вокруг глаз выдавали улыбчивость, ровные зубы сверкали белизной. Если что и подавало сигнал тревоги, так это рубашка: к сожалению, черная, да еще в цветочек; впрочем, куплена она, похоже, была специально для этого случая — поступок столь же трогательный, сколь и грустный. По большому счету именно таким и представляешь себе незнакомого кавалера, которого тебе порекомендовали общие знакомые: приятный, уязвимый, безобидный, слепо верящий в способность чужой женщины избавить его от одиночества. Ей подумалось: не возникают ли сходные ощущения и у него, но она не считала, что излучает такую же меланхолию. А может, это самообман. В считаные мгновения ей стало ясно: второго свидания не будет.

— Кто сделает первый заход?

Кто сделает первый заход? Беседу приравняли к туалетной комнате, где есть место только для одного. Давайте сначала вы, крутилось у нее на языке. В мужской туалет очередей не бывает. А с другой стороны, они ведь не развлекаться сюда пришли. Они пришли, чтобы понять, сумеют ли выдержать некий суррогат унылых отношений, а для этого необходимо отмести в сторону истории — истории о мучениях, потерях, просчетах и подлостях. По его пораженческому настрою она смогла определить, что подлости творил не он.

— Давайте сначала вы.

— Хорошо. Меня зовут Тед. Это вы и так знаете. Я дружен с Наташей.

Разгибая руку в ее сторону, он как будто предлагал ей выйти на поклон. Этот жест был призван показать, что Люси тоже дружна с Наташей: собственно, по этой причине они сейчас дружно изображали совместное изучение меню.

— У меня две дочери, Хотти и Марси, тринадцати и одиннадцати лет, я активно участвую в их воспитании, но с их мамой мы больше не вместе.

— Рада слышать.

— Ох, — осекся Тед. — Нет. Не знаю, что вам рассказывала Наташа, но Эми — неплохой человек. То есть она совершила ряд ошибок, но...

— Простите, — сказала Люси. — Дурацкая шутка.

— Не понимаю.

— Ну, будь вы по-прежнему с ней вместе, вряд ли вам пришло бы в голову ходить на свидания вслепую.

Тед указал на нее пальцем. Они познакомились пять минут назад, но он уже сделал жесты развернутой рукой и указательным пальцем. Из него мог выйти неплохой регулировщик, но она предпочла бы видеть своим партнером кого-нибудь другого.

— Ага. Да. Это было бы занятно. Занятно в смысле странно.

— Моя шутка планировалась как занятная в смысле комичная.

— Нет-нет, шутка удалась. Но если бы я и вправду позволял себе такие выходки, это выглядело бы занятно в смысле странно.

— А можно спросить, что произошло?

— С Эми?

— Да.

Он пожал плечами:

— Кого-то встретила.

— А-а.

Его пожатие плечами не означало, что он смирился. Его пожатие плечами было нарочито небрежным способом замаскировать острую, неутихающую боль.

— Не знаю. Для танго, как говорится, нужны двое, — сказал он.

— Ну... Их и было двое. Она и он.

— Я не имел в виду, понимаете... другую сторону.

— Вы тоже исполняли танго?

По нему этого не было заметно, но что она могла знать?

— Нет! Если под исполнением танго понимается...

Что под этим понимается?

— Я, кажется, спросила, потребовались ли для танго четверо?

— Четверо? Как мы перешли от двоих к четверым?

— Вы плюс кто-то еще.

— Ох. Нет. Боже упаси. Нет.

— Тогда в каком смысле вы исполняли танго?

— Напрасно я начал про танго.

— Давайте прекратим.

— Видимо, я пытался сказать, что в нормальном, счастливом браке нет места для третьего.

— Значит, вы из нормальных.

— Это плохо? Мы с вами плохие?

Наверное, она разговаривала слишком уничижительно.

— Нет-нет. Не плохие. Просто... слишком вдумчивые.

— В самом деле? Разве человек может быть слишком вдумчивым?

Конечно нет. Просто получилось так, что чрезмерная вдумчивость Теда переросла в слезливость и жалость к себе.

— Дело в том, что я не знаю, насколько несчастна была ваша жена.

— Я тоже этого не знал.

— Значит, она, по всей вероятности, была не столь уж несчастна.

— Почему вы так решили?

— Интуиции вам не занимать. Если что — вы бы заметили. Она, видимо, серединка на половинку. Не счастлива, но и не так чтобы несчастна. Как и все люди.

Она сама не знала, что несет, но до нее стало доходить, что свидание вслепую, особенно бесперспективное, не сулящее никаких будущих отношений, дает определенные преимущества. Оно позволяет высказывать необоснованные и мнения, а также совать свой нос в чужой вопрос. У Люси нередко возникало желание подойти к незнакомому человеку — к тому, кто читает никудышную книгу, или, скажем, к девушке, которая плачет, разговаривая по мобильному, или к белолицему велокурьеру с длинными дредами — и спросить: что за дела? Только и всего. «Что за дела?»

Ну а если не задаваться целью найти себе партнера, будь то для жизни, для секса или хотя бы для тенниса, то можно и посидеть за таким вот столиком, с таким мужчиной, как Тед, и выяснить, что у него за душой, а он даже не сможет ей сказать, чтобы не совалась, куда не просят, ведь они для того и встретились, чтобы сразу взять быка за рога. До сравнительно недавнего времени ей казалось, что эта идиома заимствована из боя быков и существует в английском языке много сотен лет. Но как-то тихим субботним вечером, разгадывая кроссворд, она погуглила этот фразеологизм и теперь знала, что он связан с историей кинематографа и значение его вполне прозрачно: действовать решительно, не теряя времени, сразу переходить к главному. Продюсер Хэл Роуч*, которому приписывается это выражение, даже помыслить не мог, что оно кому-нибудь вспомнится именно в тот момент ресторанной встречи, когда двое делятся своими обидами и разочарованиями. Но в жизни так и произошло. В свои сорок два года Люси не допускала, что когда-либо вновь окажется привязанной к рельсам на пути приближающегося локомотива. Она уже проходила это с Полом.

— Вот и я так считал, — сказал Тед. — Я тоже считал, что она ни то ни се.

— Ну, когда человек — серединка на половинку, всегда открывается лакуна для третьей стороны.

— Об этом я не подумал. А надо было насторожиться, как вы считаете?

— Нет, я так не считаю. Посредственность непредсказуема. Вот в чем вся штука. Если каждая посредственность будет сбегать к другому, ни один брак не продержится и пяти минут.

Люси было любопытно, как у них обстояло дело в постели, но потом она вспомнила, что это первое свидание и второго не будет. Спрашивать можно о чем угодно.

— А в постели все получалось... регулярно?

— Эми была очень привлекательна. Собственно, такой и остается. Намного привлекательней меня. Видимо, напрасно я замахнулся на этот брак.

— Не вполне понимаю.

— Кажется, у меня есть фото.

Он стал рыться в карманах пиджака — искать телефон.

— Нет-нет, что такое привлекательность — мне ясно. Просто я не понимаю, какое отношение она имеет к сексу.

— Я всегда несколько тушевался.

Она понятия не имела, что это означает и как соотносится с темой обсуждения, но вполне удовлетворила свой интерес к подробностям.

— То есть вы теперь ищете кого-нибудь попроще.

— Понимаю, это звучит нелепо, но так оно и есть. И должен сознаться, при виде вас я был несколько разочарован. Простите. Обжегшись на молоке, и так далее.

— Вы довольно красноречивы, вам это известно?

Он засмеялся:

— Теперь ваша очередь.

— Господи. Уже?

— Боюсь, что так.

— Люси, подруга Наташи; двое сыновей, Дилан и Эл, десяти и восьми лет; очень-очень активно участвую в их жизни — наверное, больше, чем мне того хочется; с их отцом рассталась.

— И работаете учителем английского языка и литературы.

— Да. Завуч школы «Парк-роуд».

— Мы ее рассматривали, когда решали, куда отдать дочерей.

— И она вас не устроила?

— Что вы, что вы. Она произвела прекрасное впечатление. Но Эми хотела, чтобы девочки получили такое же образование, как она сама.

— В частной школе.

— Ну да. Причем не в первой попавшейся. А чтобы там были маленькие классы, больше семей...

— Маленькие классы, больше семей? Вот это да.

— Нет-нет, больше семей, относящихся...

У Люси было множество знакомых, которые, устраивая своих детей в частные школы, всегда путано объясняли, чем вызвано такое решение. Основные причины, как правило, сводились к сложным, трудно постижимым особенностям развития, не позволяющим ребенку бегать в простую районную школу, а потому даже те родители, которые и рады были бы отдать свое чадо в ту школу, что ближе к дому, ссылались на застенчивость, невыявленную дислексию или редкостный талант, нуждающийся в поддержке и поощрении, каких не может обеспечить государственное учебное заведение. Люси вознамерилась отдаться первому же папаше, который скажет попросту: вы что, обалдели? В районной школе одни психопаты, хулиганье, дети, не владеющие языком, учителя, не владеющие языком, двенадцатилетние оболтусы, от которых разит травкой, — они же уроют мою дочь за одно то, что на перемене она читает Платона.

— Больше семей, которые...

— Похожи на них самих?

Тед взглянул на нее с благодарностью.

— Думаю, да. На самом деле в школе «Блубелл» учится много девочек из Азии. Из Китая, из Индии.

Значит, решающую роль играет не...

— Я понимаю. Все нормально.

— А ваши мальчики в какой школе учатся?

— Имени Фрэнсиса Бекона.

— Наслышан — о ней прекрасные отзывы.

Похоже, он испытал облегчение, как будто учеба ее сыновей в полупрестижной школе служила доказательством политической вменяемости их матери.

— А почему... Ну... почему вы?..

— Почему я осталась одна? Разве Наташа вас не просветила?

— Очень поверхностно.

— Ну, заголовки раскрывают всю историю.

— Как он теперь живет?

— Нормально. Завязал. Прошел реабилитацию, курс психотерапии... Сделал все, что должен был сделать много лет назад.

— И возвращаться не хочет?

— Еще как хочет. И не видит препятствий.

— А что мешает?

— Я его ненавижу.

— Быть может, со временем это пройдет.

— Вряд ли.

По ее мнению, окружающие считали, что прощение где-то рядом, вот тут, на соседнем столике, а ей достаточно только встать и открутить краник, да вот упрямство и обидчивость не дают. Она злилась, да, но никакого краника не существовало. Пол растранжирил все их деньги. Пол испоганил слишком много дней рождения. Пол не раз обзывал ее мразью и сучкой. Пол избивал водителей службы доставки и приводил наркодилеров с товаром в дом, где росли его сыновья. Она больше знать его не хотела и могла надеяться лишь на то, что по прошествии длительного времени ярость утихнет. Но утихающая ярость — это совсем не то же самое, что любовь. Возможно, личность Теда могла бы привлечь тех женщин, которые прошли через аналогичные испытания, но ей не требовался добряк. Ей требовались интеллектуальные стимулы и сексуальное воодушевление, а без этого ей не требовался никто.

— Наташа рассказывала, вы большая любительница чтения, — сказал Тед, который явно не хотел дальнейших разговоров о ненависти.

— Пожалуй. Да.

— Я хотел подтянуться, но врать не буду — это не мое.

Люси могла только гадать, в чем заключалось подтягивание. Он изучал выдержки из книг в «Санди таймс»? Осилил единственное произведение или перечитал все новинки последних пяти лет?

— Ничего страшного.

— Мне интереснее посмотреть добротный сериал по «Нетфликсу».

Люси тоже любила смотреть добротные сериалы по «Нетфликсу». Окончание вечера прошло непринужденно. Люси понимала, что уже немолода. Считай, полжизни за плечами. Но на самом-то деле она моложе своих лет?

*Хэл Роуч (Гарольд Юджин Роуч, 1892–1992) — американский продюсер и режиссер, в кино с 1912 г.; его студия прославилась немыми комедиями с Гарольдом Ллойдом и дуэтом Лорела и Харди.

Приобрести новый роман Ника Хорнби можно по ссылке

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь