Иллюстрация: Veronchikchik
Иллюстрация: Veronchikchik

Пожилая женщина, симпатичная и румяная. Пришла одна, без детей и внуков. Либо будет жаловаться на то, что невестка неправильно воспитывает внуков, либо уж что-то экзистенциальное — решила я.

— Я тут с вами посоветоваться хотела, мне когда-то дочь давала вашу статью почитать, и вот…

— Я вас внимательно слушаю, — улыбнулась я.

— Скажите сперва, а вы сама-то их всегда понимаете? — спросила женщина, назвавшаяся Надеждой Петровной.

— Их — это кого?

— Ну вот новые поколения.

— Наверное, уже не всегда, — подумав, не без грусти констатировала я. — Но я стараюсь. Что мне еще остается-то? У меня же работа такая.

— Ну да, ну да, — закивала головой Надежда Петровна. — Вам по специальности надо, и вот вы все время над этим и работаете. А я, видать, упустила в свое время и теперь уже все…

— Может быть, прежде чем делать окончательные выводы относительно «все или не все», вы расскажете мне суть проблемы? — предложила я. — С кем и по какому поводу у вас возникло непонимание?

— Конечно, конечно, простите, сейчас, сейчас все расскажу, — женщина поспешно закивала головой.

У Надежды Петровны не очень литературная речь с большим количеством «эканий» и мусорных слов, поэтому дальше я перескажу суть ее рассказа своими словами.

Надежда Петровна — вдова. Муж, старше ее на десять лет, скончался пять лет назад от второго инсульта. После первого он почти потерял способность передвигаться, сидел с поддержкой и двигалась только одна рука. Когнитивные способности остались незатронутыми. Врачи говорили о возможностях длительной и дорогой реабилитации, жена ухаживала физически и пыталась поддерживать морально, но как-то бессонной ночью мужчина сказал: «Знаешь, Наденька, я благодарен тебе за все, но как-то это все тягостно и ненужно уже. Ни мне, ни уж тебе тем паче. Поэтому я все-таки, пожалуй, уже пойду. Жизнь была хороша, были и друзья, и враги, и всем им большое спасибо. Тебе, Наденька, конечно, наособицу».

Надежда Петровна заплакала и обняла мужа, но не стала ничего говорить, ибо «кто я такая, чтоб за него решать».

Через три дня после этого разговора мужчины не стало.

Надежда Петровна опять вышла на работу и работала еще три года, ровно до шестидесяти лет. Этот юбилей показался ей самой и ее близким вполне подходящим для того, чтобы торжественно выйти на пенсию — «пора тебе, Надя, и отдохнуть». Надежда Петровна — ветеран труда, всю жизнь проработала техником, имеет грамоты и пять патентов на рационализации и изобретения. В трудовой книжке — три записи, причем ниоткуда она сама не увольнялась, первые два предприятия просто закрылись. С будущим мужем познакомилась на первом заводе, где он работал мастером.

У супругов родились две дочери. Каждая из них в свой черед вышла замуж и родила двоих детей. Сейчас у Надежды Петровны трое внуков и одна внучка. Старший внук уже заканчивает школу, младшему шесть лет, он пойдет в школу в этом году.

— Жизнь удалась, не правда ли? — спрашивает Надежда Петровна и заглядывает мне в глаза.

— Безусловно удалась! — твердо отвечаю я, не отводя взгляд.

— Но еще не кончилась? 

— Конечно не кончилась!

Потеряв мужа и выйдя на пенсию, Надежда Петровна первым делом огляделась вокруг себя. Что у нее есть? Воспитанием внуков дочери никогда мать не напрягали, ведь она работала, потом ухаживала за папой, потом опять работала… Одна дочка нанимала няню, другая почти пять лет сидела и занималась детьми сама, а потом отдала их в частный детский сад. Теперь внуки уже существенно подросли, в опеке практически не нуждались, и о чем говорить с бабушкой во время редких ритуальных встреч — не понимали решительно. А она задавала вопросы типа «А много ли у тебя уроков на завтра? А что ты сегодня в садике кушал? А с девочками ты дружишь или только с мальчиками?» — и сама отчетливо понимала их глупость. Внуки, впрочем, всегда отвечали — вежливо и равнодушно. Дочери еще во время давнего подросткового кризиса заявили родителям: вы — люди прошлого и ничего в современной жизни не понимаете! — и с тех пор своей позиции как будто не меняли. Одна из дочерей работала в банковской сфере, другая в сфере продаж, причем продавала она не капусту или станки (это Надежде Петровне было бы понятно), а какие-то программные продукты, которые должны были оптимизировать работу каких-то других то ли продаж, то ли движений на рынке чего-то уже совсем неопределимого. Надежда Петровна когда-то давно пыталась спрашивать, быстро путалась и начинала подозревать, что ее девочки занимаются чем-то уж совсем эфемерным по типу (как говаривал покойный муж) «всем пытаются втюхать что-то ненужное». Дочки от таких предположений матери закономерно отмахивались и раздражались. 

Дачи — прибежища постсоветских пенсионеров — не было, от нее супруги когда-то отказались сознательно, каждый год возили дочек на юг к морю и отправляли в летние лагеря (одна из девочек серьезно занималась спортивной гимнастикой и много лет ездила в лагерь спортивный). Не было даже кошки: покойный супруг недолюбливал животных и говорил, что от них в квартире только грязь.

Были подруги, большинство тоже на пенсии — с ними у Надежды Петровны сохранялась теплая устойчивая связь, и они регулярно встречались. Был телевизор. В нем Надежда Петровна могла пересматривать старые фильмы и смотреть спорт и новости. Новые программы как-то не ложились ей на душу, казались… нескромными? Был и интернет — с двумя подружками иногда общалась по скайпу (но личные встречи с ними же давали несравнимо больше удовлетворения) и играла в несложные головоломки. Но этого же мало?

— Я всегда на дочек обижалась, что они меня вроде как глупой считают, а сейчас вот поняла: да я ведь и вправду глупая и ничему новому обучиться не могу. Я в вашей или еще какой-то статье прочла: попробуйте заинтересоваться их интересами. И я даже пробовала, смотрела там что-то такое, читала. Не могу! Оно либо непонятно (я в дочкиной и внуков речи даже не все слова понимаю), либо глупо как-то кажется. И несмешно совсем там, где все смеются. 

— Обострение этого вашего ощущения связано с выходом на пенсию? — с сомнением спросила я (все-таки уже два года прошло, чего же сейчас-то?)

— Нет, — тут же откликнулась Надежда Петровна. — Совсем нет. Другое. Когда карантин был, дочка мне лекарство привезла и тортик, мы с ней за стол в кухне, пьем чай, и вдруг она мне и говорит: «Мама, а ты понимаешь, что это с миром такое творится?» — я чуть со стула не сверзилась от удивления. А она уточнила еще: «Ты ведь большую жизнь прожила, видела всякое, может, тебе сейчас виднее?»

И так мне стало горько: ведь вот, я мать, бабка, отца нет уже, и должна я ее и внуков, наверное, сейчас как-то поддержать, объяснить что-то, какую-то мудрость там от старших передать, как в книгах пишут, а у меня для них и нет ничего, и научиться я уже ничему новому не смогу…

— У вас есть честность перед собой, — подумав, сказала я. — Это много.

— Мне подружка давала читать — какие то там старики даже в университет поступают и художественной гимнастикой занимаются… а я…

Я злобно оскалилась, подумав про себя: «Вот он, “Фейсбук” для снижения стариковской самооценки!» — и отмахнулась вслух: 

— Не берите в голову! Это они все чисто для себя, а вы ведь для другого развиваться хотите…

— Да какое уж для меня развитие, — тяжело вздохнула Надежда Петровна.

Минуты две я думала. Надежда Петровна молчала так спокойно и естественно, как могут молчать только долго и хорошо пожившие на свете люди.

— Супруг ваш животных не любил. А вы любите?

— Да! Причем всех, с детства. Мне даже всякие букашки-таракашки нравятся — такие интересные!

— Отлично! — сказала я, мигом отбрасывая возникшую у меня минуту назад идею об анималотерапии. — Слушайте историю про букашек. У меня жили три палочника. Это такие большие, с ладонь, насекомые, похожие на палочки, отлично маскируются и потому относятся к отряду «привиденьевые». Их звали Алекс, Юстас и Каспер. Они ели листья малины и традесканции, причем только по ночам, а весь день сидели неподвижно, сложив передние ноги над головой, притворяясь палкой. Если на них подуть, они начинали качаться, как будто от ветра, если взять в руки — цепенели, как будто мертвые. Так они прожили свою странную жизнь, а потом Каспер и Алекс умерли, и остался один Юстас. Он все жил и жил, и мне стало его жалко — вдруг ему одиноко? Я попросила подругу, которая работала с детьми в экологическом центре, дать мне еще трех молодых палочников из их мини-зоопарка. Она дала, и я подселила их к Юстасу. Они стали жить все вместе. Но палочники-подростки были из детского кружка, у них была дневная активность, и они привыкли, что их берут на руки. Поэтому каждый раз когда я снимала сетку, они все трое бежали вверх, перебирая огромными ногами, ждали воды или свежих листьев и просились «на ручки». 

И однажды в один прекрасный день я вдруг увидела, что наверх бегут и шевелят ногами уже четыре палочника! Я не могла поверить своим глазам и даже спросила вслух:

— Юстас, это ты?! А ты-то куда собрался, старый перечник?!

Вы понимаете, о чем я? Старое насекомое, у которого и мозга-то в нашем понимании нет, оказалось способным научиться новой, более богатой впечатлениями стратегии поведения.

— Отличная у вас история, если не врете, очень вдохновляющая! — засмеялась Надежда Петровна. — То есть, если уж дряхлый насекомыш научился, то и я смогу…

— Именно так.

— А с чего же начать-то, как вы думаете?

— С вашей сильной стороны, конечно, — честности. Вы признаете, что не понимаете, как устроено и как этим пользоваться. Но хотите знать, чтобы перевести на этот новый язык и использовать на благо имеющиеся у вас ресурсы. Так и говорите внукам и дочкам.

— А можно я запишу, как вы это ловко сказали? — спросила Надежда Петровна.

— Гм. Ну запишите. Люди любят помогать и любят, когда их слушают без оценки. Это полезно для них самих. Вы же знаете лучший способ что-то понять самому? Научить этому другого.

— Точно. Я всегда так на заводе и делала — обучишь пару девочек и сама попутно как следует разберешься!

— Тогда приступайте.

***

— Вы в совпадения верите? Ну когда одно и другое вроде бы разное, но вдруг в одном месте встречается?

— Синхронизм по Юнгу? Ну вроде да, сама сто раз наблюдала.

— Мы с подружками часто в наш парк гулять ходим. С палками. Скандинавская ходьба называется. И тут слышу, один мужчина на скамейке другому говорит: «А вон и наши палочники пошли!» Каково, а?

Мы с Надеждой Петровной рассмеялись согласно.

— А что дочки-внуки?

— Слушаю пока. Больше всего внучка рассказывает. Такие теперь оказывается мультфильмы интересные есть! И обучающие, и философские! А дочки стали вдруг советоваться — старшая вот с мужем хочет дом строить, я ей рассказала, как мы с отцом когда-то решали и как мне теперь оно видится…

— А ко мне-то вы сейчас…?

— Да средний внук в коридоре сидит. С компанией своей в классе рассорился и подрался даже, теперь не знает, как помириться. Я уж ему и так, и так, а он все говорит: так не буду! Вот привела к вам — может, чего еще подскажете…

— Ну что ж — зовите внука, — улыбнулась я.