«Он никогда не строил из себя героя». Экскурсия Льва Лурье по адресам Довлатова в Петербурге

Улица Рубинштейна, 23

Сергей Довлатов родился в Уфе, когда его родители эвакуировались из блокадного Ленинграда. В 1944 году они вернулись в Петербург. Это было непросто: чтобы получить пропуск, нужно было доказать, что пребывание в городе необходимо. Спустя два года родители Сергея развелись. Отец, Донат Мечик, женился во второй раз, но между ним и первой женой, Норой Сергеевной Довлатовой, сохранялись хорошие отношения.

Сергей с матерью поселились на улице Рубинштейна, 23, в квартире 34, где Нора Сергеевна еще до войны получила две комнаты. По тогдашнему стандарту это было роскошное жилье — две комнаты на двоих. Другое дело, что у Норы Сергеевны была масса родственников, тбилисских армян, которые постепенно перебирались в Ленинград, поэтому с ними все время жила какая-нибудь тетка, что описано у Довлатова в сборнике «Наши».

Довлатов обо всех своих родственниках написал хоть одну гадость, но про маму — ни одной. Она была эмоциональной кавказской женщиной, пуристкой русского языка, и карала сына за каждое неправильное ударение. Она была талантливой актрисой, но, решив, что актриса может быть только гениальной, ушла из театра и стала гениальным корректором.

Набережная реки Фонтанки, 62

В 1948-м, когда пришла пора пойти в школу, рядом с домом Довлатовых открылась первая в Ленинграде специализированная английская школа. Туда Сережу не взяли. И он пошел в 206-ю школу, тоже в двух шагах от дома — на набережной Фонтанки, 62.

Улица Рубинштейна — мягкое подбрюшье Невского проспекта. Невский проспект — место для жуликов: спекулянтов и карманных воров. Здесь орудовало несколько банд из 206-й школы, ученики которой изнасиловали женщину-милиционера в Екатерининском садике. В общем, с точки зрения детской комнаты милиции, не самое благополучное место.

Это была школа, где приходилось постоять за себя. Притом мужская — женские и мужские школы объединили только в 1954 году.

Довлатову помогло то, что после восьмого класса он стал страшно расти и вырос в того гиганта, которого мы знаем. К тому же в этой же школе учился его двоюродный брат, Борис, который тоже жил на улице Рубинштейна. Борис, с одной стороны, был невероятным красавцем с большими способностями, а с другой — совершенно безбашенным человеком. В десятом классе — Борис шел тогда на золотую медаль — он помочился с пятого этажа на директора школы. Золотую медаль не получил, два раза сидел, был директором картины «Белое солнце пустыни» — все это описано у Довлатова. Главное же, что Борис был уличным бойцом, а значит, Сергей мог не бояться за себя.

В школе Довлатов учился средне. Но ходил в кружки во Дворец пионеров, писал стихи про зверей и про Сталина, печатал их в «Ленинских искрах»; в 1954 году Самуил Маршак вручил ему премию как лучшему ребенку-поэту.

Между адресами

Довлатов не был героем и никогда не строил из себя героя. Его главное произведение называется «Компромисс» — и сам он был готов идти на компромисс. Но ощущение такое, что за ним все время следило высшее существо и не давало ему пойти на компромисс, каждый раз прерывало.

Довлатов мог бы закончить финское отделение филфака ЛГУ. Был бы любим финскими туристами, всегда имел бы джинсы, сигареты «Мальборо» и прочие предметы роскоши того времени. И это была бы жизнь! Но не было бы Довлатова.

С отделения финского языка Довлатова отчислили. Финский он так и не выучил. Отслужил три года в армии, охраняя колонию, вернулся в Ленинград и восстановился в университете, но уже на отделении журналистики. Правильно понимая, что работа в советской многотиражной газете — не бей лежачего, но все же это писание и возможность добиться того, чего он хотел: стать членом Союза советских писателей.

Для этого надо было ходить в литературные объединения, выделиться на семинарах, напечатать пару рассказов. Потом получить рекомендацию, стать членом Союза писателей, получить отметку «писатель» в трудовой книжке — и можно уже больше не работать. Писателя не могли привлечь за тунеядство.

Довлатов мог бы писать рассказы, которые никогда не шли бы вразрез с коммунистической партией и приносили удовольствие читателю. Его бы обязаны были печатать. Он мог бы ездить в творческие командировки, отдыхать в Доме творчества писателей, получать вне очереди квартиры с лишними комнатами, необходимыми для творчества, и вообще существовать вполне хорошо.

Остановка троллейбусов напротив дома 74–76 на Невском проспекте

Довлатов пошел по этому пути, тем более что ничего особенно и не нужно было делать. Каждое утро он писал, по принципу «ни дня без строчки», ровесники его любили, примечали и старшие писатели. Он познакомился с девушкой Леной, привел ее к Норе Сергеевне, и они стали жить в двух комнатах на Рубинштейна втроем. Потом появилась дочка Довлатова Катя.

К тому времени Довлатов уже выпивал. Но, во-первых, он был большой — не так-то просто ему было напиться, а во-вторых, до поры до времени алкоголь не мешал жить. Утром Довлатов прямо в халате выходил на Рубинштейна — тогда это была совершенно не ресторанная пустынная улица — с собакой Глашей, опохмелялся в пивном ларьке и шел на остановку троллейбуса на противоположной стороне Невского проспекта. Там у Довлатова был, как говорится, хоум-офис. Он стоял, курил, и все знали, что Сережа какое-то время там стоит и с ним можно повидаться.

Улица Шпалерная, 18

В 1968-м все уже шло к тому, чтобы Довлатова приняли в Союз писателей, но дело приняло неожиданный оборот. При Союзе была молодежная секция. От нее в Доме писателей — в особняке Шереметьева на Шпалерной, 18, — решили организовать вечер для молодых талантов, желающих вступить в организацию.

Дом писателей в те годы — важная институция, куда просто так не пускали. Там показывали кино, которое больше нигде не шло, и выступали московские писатели. Это было престижное место. И еще один повод вступить в Союз писателей — возможность ходить в тамошний ресторан и играть в бильярд.

На вечере Довлатов прочитал очень смешной рассказ о полковнике Тихомирове — был у него такой сквозной персонаж. Но через три дня после того, как это напечатали, в Смольный пришло письмо за подписью трех молодых писателей о том, что в Доме писателей была организована грубая антисоветская сионистская провокация. У тех, кто организовал вечер, были большие неприятности. И было принято тайное решение: двери закрываются. Кто уже вступил в Союз писателей — тех не трогать, а кто не успел — тот не успел. Это коснулось и Довлатова, и Бродского.

Заканчивалась оттепель, начинался застой — и новый этап в жизни Довлатова. Раз в неделю он обходил редакции всех трех ленинградских журналов — «Звезды», «Невы» и «Авроры», давал свои рассказы. В редакциях хорошо к нему относились и хотели, чтобы его напечатали — но его не печатали. Он писал заметки в многотиражные газеты и так дожил до 1972 года. Тогда уже началось откровенное пьянство с запоями.

Между адресами

В 1972-м Довлатову предложили поехать в Таллин. В это же время с ним разводится жена, и Сергей на три года уезжает из Ленинграда.

В Таллине у него была неплохая жизнь: в Эстонии русские писатели в сильном дефиците, и все шло к вступлению Довлатова в Союз писателей Эстонии и выходу его первого сборника рассказов в главном эстонском издательстве. Но высшие силы продолжали следить и не давали пойти на компромисс: в самый последний момент у случайного приятеля во время обыска нашли «Зону» — воспоминания Довлатова о лагере.

Арестовали приятеля за дела, никак не связанные с Довлатовым. Но «Зону» сочли антисоветской, и Довлатова выгнали из советской Эстонии с волчьим билетом.

Улица Рубинштейна, 22

У матери Довлатова с его женой Леной были хорошие отношения. У Лены была комната, а у Норы Сергеевны две: они обменяли их на общую двухкомнатную квартиру на последнем, пятом, этаже в доме 22 по улице Рубинштейна. Туда Сергей Донатович и вернулся.

Его отношения с Леной восстановились. Летом Довлатов работал экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом, зимой перебивался в Ленинграде. Время было мрачное, все уезжали или уехали, круг сужался, и у Довлатова оставалось два варианта: либо тоже уехать, либо становиться советским писателем. Второе никак не получалось.

Он все больше пил, все с большим трудом находил работу, а потом появились его первые публикации на Западе. В 1976-м его выгнали из Союза журналистов, в 1978-м арестовали. Началось выдворение Довлатова из СССР, и в итоге он уехал в США.

Подготовила Евгения Соколовская