Елизавета II. 70 лет в строю
О том, что случилось в Сандрингеме утром 6 февраля 1952 года, она узнала много часов спустя от мужа. Они были в Кении на отдыхе. После завтрака Филипп как раз листал The Times, когда в комнату постучал его секретарь и сообщил оглушительную новость. Какое-то время Филипп молчал, уставившись невидящими глазами в газетный разворот. Потом в изнеможении упал головой на спинку кресла и накрыл лицо газетой. С тех пор любая плохая новость имела для него отчетливый запах типографской краски. Секретарь почтительно замер, ожидая, когда Его Высочество придет в себя. Никто не помнит, сколько длилась пауза, заполненная только шумом вентилятора. Полминуты, минуту? Но эта мизансцена будет потом кочевать из одних мемуаров в другие. Ее почему-то запомнили все. Как Филипп накрыл лицо газетой, как долго не мог собраться с силами, чтобы встать и отправиться к жене с новостями из Лондона.
Смерть короля Георга VI не была такой уж неожиданностью для его семьи и узкого круга приближенных. Король был болен и слаб. Сказались нервные и психологические перегрузки военного времени. За год до того он перенес тяжелую операцию на легком. От подданных серьезность ситуации тщательно скрывали, хотя все понимали, что король нетрудоспособен.
Даже поездку в Кению, первоначально запланированную как недельный отдых перед большим мировым турне в Австралию и Новую Зеландию, едва не отменили. Врачи отказались давать гарантии, что Георг выдержит перелет из Лондона в Найроби. Поэтому в последний момент было принято решение отправить в турне Ее Королевское Высочество Принцессу Елизавету с супругом. Спустя три дня пришло сообщение, что надо срочно возвращаться.
Странное дело, но чем больше узнаешь про британских монархов ХХ века, тем скорее приходишь к выводу, что все они совсем не хотели становиться королями. Как мучительна для них была процедура вхождения во власть, какими несчастными они ощущали себя на первых порах, переступив порог королевских покоев Букингемского дворца. Об этом написаны тома исторических исследований и мемуаров. Не хочу здесь повторяться. И всюду один и тот же мотив буквально звенит с каждой страницы. Никакой радости, ни секунды ликования. Один страх и унылая покорность судьбе.
Ни родной дядя Елизаветы Второй, прослуживший королем Эдуардом VIII неполные десять месяцев, ни ее отец, застенчивый и нервный заика, рыдавший в голос, когда брат отказался от престола, ни она сама — никто из семьи Виндзоров не хотел и не рвался к королевской власти.
Скромные, частные, ничем особо не примечательные люди. Не великие полководцы, не выдающиеся ораторы, не государственные стратеги и мыслители. Все речи по бумажке, все действия — строго в рамках протокола. Ни шага влево, ни шага вправо. Никаких «опасных» порочащих связей и неподобающих знакомств. Never forever! Уверенные рукопожатия, сдержанные улыбки, искусство small talk, доведенное до виртуозного мастерства. Ноль эмоций на лице, даже когда за спиной раздается сухой треск трассирующих пуль. С таким хладнокровием надо родиться. Ему нельзя научить, воспитать, зато можно выковать непроницаемый панцирь из учтивых манер, вежливого, чуть ироничного тона, знания всех тонкостей дворцового этикета. И с этими доспехами уже не расставаться никогда.
Когда король Георг умер, Елизавете было 25 лет. С 11 лет она была объявлена наследницей престола. Она рано осознала свой особый статус. В отличие от матери, всю свою жизнь превосходно исполнявшей роль королевы, Елизавете ничего играть не надо было. Чемберлен, бывший премьер-министр, любил вспоминать, как однажды во время уик-энда в Виндзоре, куда его пригласила королевская чета, он попытался подольститься к старшей дочери короля. «Как поживает маленькая леди?» — спросил он маленькую девочку, сосредоточенно игравшую в куклы.
И тут же получил ответ: «Я вам не маленькая леди, я принцесса Елизавета». Ей тогда было лет пять. Не больше.
Спустя какое-то время к нему с повинной Елизавету привела за руку бабушка, королева Мэри: «Мистер Чемберлен, это принцесса Елизавета, которая хотела бы извиниться, поскольку не теряет надежды когда-нибудь стать настоящей леди».
И даже если бы дяде Дэвиду разрешили жениться на его американке, Елизавета все равно по праву заняла бы трон английских королей. Ведь у дяди с миссис Симпсон не было детей, а значит, и в этом случае она оставалась бы первой в линии наследования.
Другое дело, что все это могло случиться много позже. Кстати, королева первой в свое время проявила инициативу, чтобы восстановить отношения с опальным дядей и его женой.
По своему жизненному амплуа Елизавета прирожденный миротворец. Ненавидит выяснять отношения. До последнего надеется, что все само как-то разрешится без ее участия и сердитых слов. Самые неприятные объяснения она обычно передоверяла Филиппу. Но с дядей решила помириться сама.
На аукционе Sotheby’s в 1998 году, где было выставлено на продажу имущество герцогов Виндзорских, всеобщее внимание привлекли рождественские королевские открытки с подписью Лилибет и Филипп. Только очень близким людям королева подписывала поздравления с Рождеством своим детским именем. Сегодня, похоже, таких людей вообще уже больше не осталось.
А дядю Дэвида она любила. Он напоминал ей отца. Он так же смеялся, застенчиво прикрывая рот рукой, так же не любил позировать фотографам, был таким же заядлым курильщиком. Old English Gentleman. Старая школа. Но при всем родственном чувстве, которое к нему питала Елизавета, для нее, как и для всего ее семейства, он до конца своих дней оставался отступником и предателем, нанесшим страшный удар по престижу монархии — он отрекся от престола.
Практически все семейные кризисы, с которыми Елизавете придется столкнуться на протяжении 70 лет своего правления, имели, в сущности, одну и ту же психологическую подоплеку: королевский долг и дворцовая рутина оказывались в непреодолимом противоречии с желанием обычного человеческого счастья, которое совсем не чуждо принцам крови.
Несчастливый брак ее сестры принцессы Маргарет, разводы детей, гибель Дианы, недавнее бегство Гарри и Меган — все это сошлось в один бесконечный сериал, который не надоедает широкой публике только по одной причине: речь идет о ближайших родственниках королевы. И еще — потому что рано или поздно все они оказываются перед гамлетовским выбором. To be or not to be? Что предпочесть — личное счастье или долг перед короной?
Для самой Елизаветы так вопрос никогда не стоял. Вся ее жизнь, вся история ее беспрецедентно долгого царствования — негромкая проповедь стоицизма. Миф о Сизифе, переложенный на язык королевского протокола, это ее миф, миф военного поколения, которому принадлежат она и ее покойный муж, принц Филипп.
Для них обоих война не была некоей художественной абстракцией или отвлеченным литературным вымыслом. Филипп, как офицер британского королевского флота, участвовал в боевых действиях. Она в 16 лет освоила профессию водителя военного транспорта и имеет воинское звание. Их лучшие молодые годы прошли вблизи смерти. Они были обожжены и одновременно закалены войной. Поэтому так хорошо знали цену мирной жизни. Потому так ею дорожили, так старались ее удержать и в собственной семье, и в Соединенном Королевстве. Мне кажется, именно здесь следует искать секрет их стойкости, их верности друг другу, их рекордного долголетия. Оба они еще и проживали свою жизнь за других, за тех своих сверстников, кто не вернулся с полей Второй мировой войны.
Королева одна среди моря белых крестов на братском кладбище в Нормандии. Королева у Вечного огня на Пискаревском кладбище в Петербурге. Для нее это были не просто протокольные мероприятия, дань памяти и скорби, которую полагается время от времени демонстрировать главе государства. Это были ее безмолвные, но очень личные послания тем, кто поспешил все поскорее забыть. В отличие от них Елизавета II всегда все помнит и ничего не забывает. И даже в своей речи накануне объявления локдауна весной 2020 года она процитирует любимый их с Филиппом шлягер, гимн военной молодости: We‘ll meet again («Мы встретимся опять»). Для миллионов людей королева по-прежнему остается едва ли не единственным государственным деятелем, которому все верят безоговорочно и кто в одиночку противостоит року и напору разрушительных сил.
Старая леди в перчатках и шляпе, она больше, чем символ несменяемой королевской власти, она — последний символ великой европейской цивилизации. Не станет ее — может, не будет и Содружества наций, объединенных Великобританией. Есть большая вероятность, что выйдут из-под английского протектората Канада и Австралия. Неизвестно, что будет с Шотландией и Северной Ирландией. Если только вдуматься, геополитическая ситуация в мире, и так нестабильная и взрывоопасная, находится в прямой зависимости от состояния здоровья хрупкой 95-летней женщины, не имеющей никакой реальной власти, кроме власти собственного авторитета, возраста и грандиозного опыта ведения государственных дел.
Но в том-то и секрет, что эфемерное могущество Елизаветы II не нуждается ни в штыках, ни в ядерных боеголовках, ни в референдумах, ни в госдотациях. Оно основано только на безусловном почтении, многолетней привязанности и самой искренней любви.
Когда водитель лондонского кэба специально выглядывает из окна, чтобы удостовериться, развевается ли королевский штандарт над Букингемским дворцом, а потом со словами «она дома!» едет дальше, — в этом есть нечто большее, чем проявление одного верноподданнического чувства.
Это как звонок родителям посреди бесконечных дел и забот.
Это как письмо, написанное от руки и пришедшее по почте с проштампованной королевской маркой на конверте.
Это неразрывная связь с прошлым и с самыми яркими воспоминаниями, оставшимися на всю жизнь. «Я помню дождь во время ее коронации…», «Я видел однажды, как она ехала в карете открывать сессию Парламента…», «Я никогда не забуду фейерверк над Букингемским дворцом на ее бриллиантовый юбилей…»
И я помню государственный визит королевы в Россию в октябре 1994 года. Как вместе с Ельциным они сходили по трапу с яхты «Британия» в Петербурге. Она во всех своих королевских бриллиантах, он тоже при всем параде, в хорошо сшитом пальто.
Их прощание на Английской набережной под музыку духового военного оркестра, когда он подозрительно долго держал и не отпускал ее руку в перчатке. И все говорил, говорил, как умел только он, когда хотел быть неотразимым. А она внимательно слушала, смотрела ему в глаза, и руку свою убирать не спешила…
Из мозаики этих очень разных воспоминаний можно было бы сегодня составить огромный коллективный роман. Это был бы роман о счастливой любви. Хотя формально он начался с известия о смерти. Ровно 70 лет тому назад.
God Save the Queen! Боже, храни Королеву!