Мечты о будущем. Как фантасты создавали реальность на тысячи лет вперед

Побег от реальности

Летом 1932 года в небольшом городке Старый Крым в полной нищете умирал от рака Александр Степанович Гриневский. За свою не такую уж и долгую жизнь, которая оборвалась в 52 года, он, кажется, был вынужден пережить все тяжести и невзгоды, которые только могут упасть на плечи человека. Ранняя смерть матери, неприкаянность и постоянные метания: в юности Грин, как его быстро стали называть школьные друзья, успел испытать себя в качестве моряка, рыбака, чернорабочего, лесоруба, шахтера, золотоискателя, театрального переписчика, военного и, наконец, профессионального революционера. Последняя деятельность привела к многочисленным арестам, ссылкам в тюрьму, попыткам побега и снова ссылкам.

Начав печататься в 1906 году в Петербурге, где Александр Грин жил по подложному паспорту, молодой человек познакомился с литературным миром Серебряного века и довольно быстро охладел к революционной работе. Впрочем, прошлое писателя все равно настигло. В 1911 году полиция наконец-то поняла, что известный молодой автор Александр Степанович Грин не кто иной как беглый ссыльный Гриневский, — последовали арест и новая ссылка. Из нее писатель вернулся в Петербург в 1912 году. Перед началом Первой мировой войны литератор публикует несколько пацифистских рассказов. Революцию 1917 года Грин встречает с надеждой, которая, впрочем, довольно быстро развеялась.

«В моей голове никак не укладывается мысль, что насилие можно уничтожить насилием», — писал Грин в малотиражной газете «Черная перечница». Позже она, как и остальные оппозиционные издания, была запрещена большевиками. Новую власть писатель возненавидел быстро и едва ли не сильнее, чем предыдущую, и она ответила ему взаимностью. Большевики припомнили Грину в том числе участие в партии конкурентов, социалистов-революционеров, или попросту эсеров.

В жизни Александра Грина начался новый виток несчастий: призыв в Красную армию, тиф, голод и мрачные годы Гражданской войны. Но, несмотря на это, в 1920 году в голодном и холодном Петрограде Александр Грин закончил невероятно нежную повесть о мечте, вере и всепобеждающей силе любви — «Алые паруса». Отзывы на повесть оказались на редкость полярными.

«Литературный еженедельник» от 27 января 1923 года:

«... какая же это дешевая сахарная карамель! И кому нужны его россказни о полуфантастическом мире, где все основано на “щучьих велениях”, на случайностях... Пора бы, кажется, делом заняться».

«Красная газета», 29 марта 1923 года:

«Милая сказка, глубокая и лазурная, как море... Грин любит выдумку, маскарад, экзотику, все необычное и не похожее на действительность, но в свои произведения он обязательно вносит душу, жизнь...»

В период Гражданской войны эта во многом надуманная сказка о принце на белом коне пришлась как нельзя кстати: надежда и вера в лучшее для многих были единственным светлым лучиком в красно-белом терроре. Очень многие люди близко к сердцу приняли программное заявление главного героя повести Артура:

«Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное — получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения — чуда, сделай это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя».

В короткое время НЭПа писателя ждал успех. На гонорары от своих произведений Грин вместе с третьей женой переехал к морю, в Крым. Там, помимо множества разных произведений, он написал еще один широко известный роман — «Бегущая по волнам». В невероятно тяжелые годы Александр Степанович давал своим читателям возможность на время сбежать от суровой реальности в далекую и чудесную страну, которую позже советский критик Корнелий Зелинский назовет «Гринландия».

После окончания эпохи НЭПа творчество Грина попадает под практически полный запрет. 2 ноября 1928 года в газете «Известия» выходит обличающая идеи писателя статья:

«В нашу революционную эпоху, эпоху борьбы… за научное марксистское миропонимание, мы должны быть особенно беспощадны ко всем мистико-идеалистическим тенденциям, которые грозят проникнуть в нашу литературу. Ошибка приводит Грина в идеологический тупик».

Аналогичные идеи озвучивают в журнале «Книга и профсоюзы»:

«Творчество Грина чуждо нашей современности. По своим настроениям и темам книга и непонятна, и чужда рабочему читателю. Созданный воображением Грина мир иных людей и иных отношений не нужен советскому читателю своей отвлеченностью. Рабочему читателю эту книгу не рекомендуем».

Член правления Всероссийского союза писателей Лидия Сейфуллина говорила: «Грин — наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям! Ни одной копейки принципиально!»

Сам Грин отмечал: «Эпоха мчится мимо. Я не нужен ей — такой, какой я есть. А другим я быть не могу. И не хочу».

В последние годы жизни писатель голодал. Как указано в предисловии Константина Георгиевича Паустовского к сборнику произведений Александра Степановича Грина «Избранное» (1956), нужда заставляла его даже охотиться на птиц при помощи лука и стрел. Иногда спасали случайные заработки, полученные при содействии друзей. В начале 1930-х годов Грин тяжело заболел, а 8 июля 1932 года умер от рака.

Фантазии о технологиях

Жизнь Алексея Николаевича Толстого была почти полной противоположностью жизни Александра Грина. Сын графа Толстого из родственной ветви великого писателя, проблем, подобных проблемам Грина, он не имел никогда. Алексей получил прекрасное воспитание, с юных лет крутился в высшем свете столицы, а его пьесы ставились на сцене московских театров. Казалось бы, революция и вынужденная эмиграция должны были перевернуть жизнь Алексея с ног на голову, но этого так и не произошло. В 1923 году он возвращается с коротким визитом в Советскую Россию, где неожиданно встречает очень теплый прием и вскоре приезжает на родину насовсем, быстро находит литературный успех и так же легко входит в высший свет нового общества. Алексей Толстой несет урну с прахом Максима Горького по Красной площади, пишет в числе соавторов обращение Молотова — Сталина к нации в 1941 году и носит неофициальное прозвище «Красный граф». Любимый писатель Сталина, лауреат трех Сталинских премий первой степени, бывший эмигрант и дворянин, он ведет в СССР такую же привилегированную жизнь, что и до революции. У него нет никакой необходимости бежать от реальности, хотя не раз и не два ему приходится переписывать свои произведения под конъюнктуру текущей политической идеологии. Его путь к фантастике — не эскапизм, а мечты о прогрессе.

Еще в эмиграции Толстой начинает работу над первым своим фантастическим романом — «Аэлита», в котором два человека тоже бегут из России. Но только не в Европу, а на Марс, где один из главных героев влюбляется в прекрасную девушку, а второй пытается устроить революцию. К окончанию работы над произведением Толстой, вконец измучившись за рубежом, как раз возвращается в Советский Союз. В роман вносятся сотни цензурных правок, но остается главное: всепобеждающая любовь посреди технического прогресса и амбиций людей.

Второе произведение — «Гиперболоид инженера Гарина», уже целиком написано в СССР. Как и «Аэлита», текст тоже многократно исправлялся, переписывался и дополнялся, от издания к изданию новые главы вводились и исчезали, но неизменным было одно — запредельная популярность этого произведения как в нашей стране, так и за рубежом. Несмотря на то что техническая выдумка из романа, «разрушительный луч Гарина», не имеет ничего общего с лазером, изобретатель американской версии этого устройства Чарльз Таунс в одном из своих интервью утверждал, что на идею создания лазера его вдохновил как раз роман Толстого. И примерно в это же время с другой стороны от железного занавеса академик Лев Арцимович, презентуя квантовый генератор Николая Басова и Александра Прохорова — авторов советской версии лазера, сказал: «Для любителей научной фантастики я хочу заметить, что игольчатые пучки атомных радиостанций представляют собой своеобразную реализацию идей “гиперболоида инженера Гарина”». Но не только ученых увлекали произведения Толстого. Его романы были популярны абсолютно во всех слоях советского общества. Даже группа «Кино» изначально называлась «Гарин и гиперболоиды».

Предостережение потомкам

Но не все бежали в другие миры, чтобы изобразить то, чего им не хватало в жизни или чего они ожидали от будущего. В 1920 году Евгений Иванович Замятин создает одну из самых известных в мире и основополагающих в рамках жанра антиутопий — роман «Мы». Что любопытно, судьба самого Замятина оказалась как бы посередине между жизнью Грина и жизнью «Красного графа» Толстого. Сын священника, Евгений получил отличное образование: он закончил гимназию с золотой медалью и выучился на инженера-кораблестроителя. Увлекся социализмом, но, в отличие от Грина, приближал революцию в ряду будущих победителей — большевиков.

С октябрем 1917 года Замятин связывал большие надежды, которые поначалу полностью оправдывались. Он получил свободу творчества, ему разрешили печатать ранее запрещенные рассказы, писатель входил в комитет Дома литераторов, совет Дома искусств, правление Всероссийского союза писателей и даже был председателем его ленинградского отделения. Однако вскоре начались проблемы. В своих статьях Замятин критиковал политику большевиков. Ему не нравился красный террор, отмена смертной казни и новая, уже большевистская цензура. Первоначально благосклонное отношение к борцу за революцию сменилось немилостью. 

О кратком периоде литературной вседозволенности пришлось забыть, хотя именно тогда Замятин успел закончить свое самое знаменитое произведение «Мы», в котором предостерегал человечество об опасности тоталитарного контроля над людьми, о появлении общества, где личность приносится в жертву ради благих целей, и о том, что невозможно сделать ничего хорошего, если строить будущее, наплевав на настоящее.

Партия большевиков и ее функционеры усмотрели в антиутопии оскорбительные намеки на советский строй и злую карикатуру на строящийся коммунизм. Изначально Замятин вообще-то планировал описать нечто совершенно иное. Незадолго до революции он побывал в Англии, где участвовал в работе комиссии по закупке и постройке кораблей. Писателя поразил технический прогресс, развивающийся в грохочущих доках Ист-Энда. Именно там ему пришла в голову идея рассказать о том, что прогресс сам по себе, в отрыве от нравственного, духовного развития, не только не способствует улучшению человеческой природы, но грозит вытеснить человеческое в человеке.

Замятина несколько раз арестовывали, ставили в список на высылку из СССР, но отпускали благодаря заступничеству друзей. Однако после того, как в 1925 году «Мы» опубликовали в Нью-Йорке на английском языке, ситуация сильно усугубилась. Начавшаяся кампания травли привела к исключению Замятина из Союза писателей, что в то время равнялось тотальному запрету на печать любых произведений. В 1931 году Евгений Замятин попросил Сталина выпустить его из страны. Ходатайство было удовлетворено при содействии Максима Горького, и писатель навсегда покинул СССР.

За границей Замятин перебивался случайными заработками, влачил полунищенское существование и скучал по родине до самого конца своей жизни. 10 марта 1937 года он умер от сердечного приступа. Поэтесса Нина Берберова, встретившая Замятина в эмиграции, писала:

«С Замятиным я провела однажды два часа в кафе “Дантон”, на углу Сен-Жерменского бульвара, в двух шагах от русского книжного магазина, где мы случайно встретились. Это было в июле 1932 года. Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вернуться домой. Не думаю, чтобы он верил, что он доживет до такой возможности, но для него слишком страшно было окончательно от этой надежды отказаться».

Однако наследие автора нашло интерес среди читателей и писателей. Именно Замятиным вдохновлялись самые знаменитые антиутописты XX века. Так появились и «1984» Джорджа Оруэлла, и «Дивный новый мир» Олдоса Хаксли, и «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. На территории СССР поклонники его таланта могли прочитать «Мы» только в формате самиздата. Лишь в 1988 году, с приходом гласности и перестройки, состоялась первая официальная публикация романа на родине.

Две глыбы советской фантастики

Братья Стругацкие — Аркадий Натанович и Борис Натанович — за свою долгую и блестящую карьеру совершили один крутой поворот. Начав писать о прекрасных людях будущего и справедливом обществе в мире победившего коммунизма, они, перепрыгнув через «Понедельник начинается в субботу», стали раз за разом выпускать все более острые произведения: «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Пикник на обочине», «Град обреченный». У каждого периода их обширной библиографии есть свои преданные фанаты. Братья не раз легко касались сложных тем вроде вопроса отношения индивидуума с обществом («Жук в муравейнике») и заставляли своих читателей задумываться над сложными моральными вопросами, многие из которых вообще не имеют правильного ответа. В конце концов Стругацкие стали самой настоящей совестью нации и одним из самых ярких явлений поколения шестидесятников. А ведь факт их творческого союза сам по себе достаточно удивительный феномен.

Во-первых, братья принадлежали к совершенно разным поколениям — их разделяли восемь лет жизни. Старшему, Аркадию, к 1941 году исполнилось 16 лет. Он вырос во времена, когда фразу «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство» произносили искренне, а не со скрытым саркастическим подтекстом. Аркадий Стругацкий запомнил детство как светлое и радостное время. А вот на детство младшего брата, Бориса, пришлись война, эвакуация, голод и разруха. Аркадий окончил военный институт иностранных языков, знал английский и японский, работал с секретными документами и допросами военнопленных. Борис в то же время жил обычной жизнью школьника и студента. Они вращались в разных кругах, которые никак не пересекались.

Во-вторых, общение братьев сводилось в основном к письмам и редким встречам. Даже после демобилизации Аркадия ситуация улучшилась не сильно, ведь старший брат обосновался в Москве, а младший жил в Ленинграде. Поскольку в интервью братья лишь отшучивались по этому поводу, возникла даже легенда о том, как творческий дуэт встречался для совместной работы на станции Бологое, то есть на полпути из Ленинграда в Москву.

И тем не менее рождение творческого союза все-таки состоялось. Ведь в своей переписке и во время редких встреч братья постоянно обменивались идеями, обсуждали книги и мечтали написать в соавторстве повесть. Известна фраза Бориса: «Будь все с фантастикой благополучно, мы не написали бы ни строчки. Мы бы читали фантастику, а не писали ее! Но с фантастикой в нашей стране все было очень плохо...» Примерно так и родилось первое совместное произведение — «Страна Багровых туч».

Некоторое время братьям пришлось налаживать процесс совместной работы. «Багровые тучи» они писали буквально по частям, которые пересылались друг другу почтой. Но этот вариант был быстро признан ущербным. Братья часто созванивались, изредка встречались в домах творчества, скрупулезно подготавливали сначала план будущего произведения, часто даже с ключевыми фразами, а потом по отдельности наращивали на этот скелет «мясо», облекая в письменную форму то, что было устно проговорено по три-четыре раза.

В начале 1960-х, с выходом первых книг, пронизанных верой в коммунизм и человечество, к братьям быстро пришла широкая известность. Это было время хрущевской оттепели, когда советский гражданин увлекался прогрессом как идеей. Еще бы! СССР буквально только что запустил в космос первый искусственный спутник и человека. Поколение шестидесятников чуть ли не поголовно зачитывалось героическими эпосами Стругацких: «Полдень, XXII век», «Стажеры», «Попытка к бегству», «Далекая Радуга».

Поворотным пунктом в карьере Стругацких стала вышедшая в 1964 году повесть «Трудно быть богом». Роман задумывался как веселое приключение, где впервые противником героя была не природа, а другие люди, но вмешался случай. В Москве Никита Сергеевич Хрущев посетил выставку авангардистов и устроил грандиозный разнос:

«Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует!..»

В газетах немедленно началась травля, а авангардизм, которым так гордился молодой Советский Союз, оказался чуть ли не под запретом. Скандал получился невероятно громким, о нем писали по всему миру. Борис Стругацкий после вспоминал, что именно это событие изменило первоначальный замысел их с братом романа:

«Но одно стало нам ясно, как говорится, до боли. Не надо иллюзий. Не надо надежд на светлое будущее. Нами управляют жлобы и враги культуры. Они никогда не будут с нами. Они всегда будут против нас. Они никогда не позволят нам говорить то, что мы считаем правильным, потому что они считают правильным нечто совсем иное. И если для нас коммунизм — это мир свободы и творчества, то для них это общество, где население немедленно и с наслаждением исполняет все предписания партии и правительства.

Осознание этих простых, но далеко для нас не очевидных тогда истин было мучительно, как всякое осознание истины, но и благотворно в то же время. Новые идеи появились и настоятельно потребовали своего немедленного воплощения. Вся задуманная нами “веселая, мушкетерская” история стала смотреться совсем в новом свете, и БН не потребовалось долгих речей, чтобы убедить АН в необходимости существенной идейной коррекции “Наблюдателя”. Время “легкомысленных вещей”, время “шпаг и кардиналов”, видимо, закончилось. А может быть, просто еще не наступило. Мушкетерский роман должен был, обязан был стать романом о судьбе интеллигенции, погруженной в сумерки средневековья».

В СССР оттепель сменилась заморозками, а после и застоем, а произведения братьев попали под огонь цензуры. Показательна история публикации «Обитаемого острова», после издания которого в журнальном варианте посыпались доносы и обвинения в антисоветчине. Под нажимом Главлита в роман внесли почти 900 правок, и в печать он вышел только через два года, в 1971-м. А после этого почти на десятилетие выпуск книг братьев остановили. С этого момента их произведения в полном виде ходили только по рукам в виде самиздата, а в официальную печать — в литературные журналы — попадали лишь отрывки. Многие произведения Стругацких издали впервые только с началом перестройки, когда пал железный занавес.

Раз за разом сталкиваясь с бессмысленной беспощадностью идеологической машины, подвергаясь травле и нападкам, братья все чаще писали антиутопии, безрадостными красками рисуя опасности будущего Земли. В начале 1991 года тандем пережил бурную ссору и развалился, а в конце года, 13 октября, в рабочем дневнике, который вели оба брата, появилась запись: «Писателя “братья Стругацкие” больше нет». За день до того в возрасте 66 лет умер старший брат, Аркадий. Борис скончался 19 ноября 2012 года, ему было 79 лет.

Наследие

Казалось бы, за несколько десятилетий после публикации, а тем более за целое столетие, произведения фантастов прошлого не могли не устареть. На редкость странно выглядят миры будущего, в которых космонавты, покоряя Венеру, переживают из-за количества отснятых кадров в пленочном фотоаппарате. Анахронизмы то и дело встречаются в книжных галактиках, где нет ни смарфтонов, ни компьютеров-эксафлопсов, ни нейронных сетей глубокого обучения. Но солнечные зайчики, отброшенные фантастами, продолжают увлекать читателей, заставляют их глубоко задуматься о настоящем и дать надежду на будущее.

Источники:

1. Варламов А. Н. Александр Грин. Биография. — М.: Эксмо, 2010
2. Варламов А. Н. Алексей Толстой. Биография. — М.: Эксмо, 2009
3. Анненков Ю. П. Евгений Замятин // Дневник моих встреч. — М.: Захаров, 2001
   Евгений Замятин и культура XX века. Исследования и публикации / Сост.: М. Ю. Любимова. — СПб.: Российская национальная библиотека, 2002
4. Скаландис А. Братья Стругацкие. — М. : АСТ, 2008