Катя Рыблова и Кети Богомаз: Синяя комната в Cube.Moscow — это убежище для интроверта
Катя, расскажи, каково быть художником-синестетом? Ты не устаешь от многообразия оттенков? Особенно если учесть, что ты сама предпочитаешь работать с монохромом.
Катя Рыблова: Синестезия — это как дополнительный уровень чувствования у людей. Она довольно-таки распространена, но существует в настолько разных формах, что не все люди догадываются о том, что являются синестетами. У меня же синестезия проявляется в фоновом режиме, и я уже свыклась с этим. Например, слышу музыку — а в голове всплывают различные цветовые пространства. Чувства я могу ощутить в теле, а могу — в цвете. И это интересно! Это всегда для меня дополнительный способ что-то почувствовать. А монохром я использую потому, что чистый цвет красив в своей простоте. Мне легче и мир воспринимать, если я обозначу его простыми поверхностями. Когда я работаю с чистым цветом, я легко погружаюсь в него, я в нем «нахожусь», много в нем могу размышлять. Но очень многие цвета на самом деле меня раздражают (смеется). В интерьере комнаты или мастерской я предпочитаю светлые, нейтральные оттенки, а в одежде — черный.
А какие цвета тебя раздражают?
Однажды я делала большую работу «Цвет умения отстаивать свои позиции и добиваться своего» насыщенного бордового цвета для аукциона Cube.Auction — форматом 90 х 90. Я переночевала с ней в комнате, и у меня поднялась температура! Настолько сильно она повлияла на меня. Она стала для меня раздражителем в пространстве, в котором я не привыкла видеть что-то яркое или темное. И это смешной парадокс: я работаю с цветами, но мне самой в них находиться сложно.
Вообще, все яркое и броское влияет на меня плохо. Это преимущественно оранжевый, красный, кислотные оттенки… Но иногда случается и настроение, когда я чувствую себя с ними органично. У меня был период, когда я ставила себе на заставку красный цвет. Мне нужно было быть смелой, классной — и мне нужен был этот цвет для какого-то внутреннего настроя. А есть оттенки, из-за которых меня тянет в пучину переживаний: темно-фиолетовый, темно-серый… Сложные цвета. Сейчас мое состояние совпало с открытием нашего проекта «Не слишком ли уединенно? Нет, достаточно» — уже второй месяц я в спокойствии, рефлексии, замедлении. Сейчас я в «эре синего» (смеется).
Любопытно, что для тебя синий — это про спокойствие. Покопавшись перед интервью в истории и различных исследованиях цвета, я выяснила, что синий, без оглядки на модный и политический коды, — это преимущественно оттенок депрессивного, подавленного состояния. Гете в труде «К теории о цвете» пишет, что синий создает отрицательную энергию, пронизан мистицизмом и будто бы «съедает» человека изнутри, погружая его в «волнующее ничто».
Кети Богомаз: Это мой любимый цвет (смеется).
Я обожаю стереотипы! Для меня это дополнительный пласт знаний о цвете — о том, как его воспринимает большинство людей. В своей практике я по возможности стараюсь разговаривать с людьми, спрашиваю зрителей, что цвет значит для них. Есть общие культурно-бытовые значения, а иногда они суперличные, но, что важнее, они очень разные — мне это нравится. Для меня синий — это легкая меланхолия, в которую приятно погрузиться. Он совсем не про депрессию. И я, кстати, недавно читала исследования: советские ученые в XX веке проводили эксперименты и выяснили, что зеленый и синий цвета снижают артериальное давление, замедляют сердцебиение и оказывают успокаивающее действие на центральную нервную систему. Это мне очень откликается. Так что для меня синий — это положительное замедление энергии, когда тебе нужно время что-то переждать, наполниться. У синего цвета накопительный эффект, как мне кажется. Но не грустный.
Как я уже сказала, синий — мой любимый цвет, но у него, конечно, множество оттенков. Все они воздействуют на меня по-разному. Например, у меня в коллекции есть работа Кати «Цвет доверия к себе и своим решениям». Она темно-фиолетовая, но немного тоже уходит в синий. Для меня, наверное, этот цвет — про уверенность и стабильность. К инсталляции мы долго выбирали нужный оттенок, нам было очень важно, чтобы он соответствовал текущему ощущению Кати. И еще нам не хотелось будоражить общественность. Когда ты красишь в определенный цвет все пространство, зритель волей-неволей становится его частью и не может не поддаться его влиянию. Цвет может вызвать тревогу, иные смешанные чувства, а нам хотелось всех успокоить, ведь жизнь вокруг и так сложная. Так что мы решили: идеально подойдет оттенок синего — лично мне он здорово помогает сонастроиться с миром и самой собой, я надеюсь, что и зрители почувствуют то же самое.
Получается, что ты и сама своего рода синестет! А как вы с Катей нашли друг друга?
Я не диагностированный синестет (смеется). На самом деле — не знаю. Не задумывалась об этом, если честно. Возможно, если бы я создавала что-то как художник, то пришла бы к этому. Но я куратор. Перед художником стоит задача высказаться, перед куратором — помочь донести высказывание до зрителей. Мы долго думали, в каком формате будем делать экспозицию, и пришли к тотальной инсталляции не просто так. Мы не хотели показывать отдельные работы. Можно было бы, конечно, просто развесить их по стенам, но мы подумали, что будет классно сделать из них как бы одну большую инсталляцию и запустить туда, внутрь, зрителей. Погрузить в мир восприятия Кати. А затем уже стали думать о цвете — тут уже случился мэтч.
Я очень много художников нахожу в социальных сетях — это один из способов. Хожу на ярмарки и выставки. Насколько я помню, с работами Кати я познакомилась в соцсетях, потом еще наложился blazar… Мы познакомились, пошли в «Энтузиаст», выпили вишневого пива, дальше — как в тумане (смеется). Вообще, в Cube.Market мы стараемся делать выставки начинающих свою карьеру художников, и я составляю себе выставочный график с самыми популярными художниками платформы. Сначала я пригласила Катю в групповую выставку «Совсем от рук отбились», которая проходила в кафетерии в 2023–24 году. Она была посвящена роли женщины и тому, чего от нее хочет общество, — а еще тому, как важна в этом давлении поддержка, взаимная и самостоятельная.
Точно, я была на той выставке. Там еще была вязаная кастрюля с овощами от ХК Бусинки, а-ля суповой набор для борща. И помню зеркальную работу Кати «Цвет самоподдержки» — даже сделала в ней селфи. Мне кажется, я тогда о тебе и узнала, кстати.
Когда я делала эту работу, я проживала депрессивный эпизод. Мне хотелось, смотря на себя в зеркало, ощутить больше поддержки к самой себе. Поэтому мои зеркальные работы буквально об отражении — иногда тебе нужен не чистый цвет, а ты сам себе нужен. Это был крик: «Попробуй дай это себе». Сейчас инсталляция полностью состоит из зеркал — сейчас я понимаю, что это результат моей терапии с психологом. Многие вопросы, написанные там, — это то, что мне говорил психолог, то, что мы пытались узнавать про меня. Специалист ведь не дает тебе советов, он лишь помогает вести качественный и честный диалог с самим собой.
Это новая серия работ, которая эксклюзивно представлена в Cube.Market. В «Не слишком ли уединенно? Нет, достаточно» зеркала занимают все пространство, но по чуть-чуть, и висят на разном уровне они тоже не просто так. Где-то зритель увидит отражение своего плеча, где-то — ноги, глаза, кисти левой руки… Это точки обращения к себе, к своему телу, деликатно и по кусочкам, ведь через тело мы и проживаем эмоции, мягко, не наваливая на него снежный ком. Мне кажется, этот проект довольно интровертный, сюда лучше приходить одному.
Да. Ты приходишь сюда один — проживаешь что-то один. Наша синяя комната — про возможность побывать на «почти терапии» и провести самоанализ. И мне кажется, для тех, кого синий успокаивает, эффект должен получиться. Если это так, то я очень рада, мне это ценно. Я не психолог, а художник, но хочу думать, что мое искусство может кому-то помочь. У меня даже была серия наклеек на телефон — они выглядели как микроверсии моих работ, как напоминания, которые всегда с тобой. Я получала отклик: «Знаешь, я наклеила карточку на чехол телефона перед собеседованием, настроилась на этот цвет — все получилось, прошла!» Или подруга недавно мне говорит: «Я перестала зажиматься, молчать, когда мне нужно что-то сказать и защитить свою точку зрения». Она носит бордовую наклейку «Цвет умения отстаивать свои позиции и добиваться своего».
Когда был вернисаж с толпой людей, я сидела в кафе — даже на фоне огромного количества людей я все равно ощутила обособленность. При всем желании я не могу быть интровертом в силу профессии. А инсталляция послужила мне убежищем.
А у цвета инсталляции есть код Pantone?
Дело в том, что у всех своя палитра и свои коды. Например, у института цвета Pantone свой набор кодов и оттенков. А в рамках проекта мы сотрудничали с брендом краски Dulux — у них он свой. Обычно я использую коды RGB — для фиксации номера цвета на основе его электронного изображения на экране. Но в этом проекте я отошла от практики называть определенный цвет на свой лад. И в инсталляции нет названия этому оттенку, нет номера или четкого обозначения в рамках той или иной палитры — есть только подсказки на зеркалах. Я мечтаю сделать инсталляцию, где не будет вообще ничего, кроме цвета — без надписей, зеркал, кодов… Наверное, это будет апогей эмоциональной чистоты. Надеюсь, я к этому приду, и зрители тоже будут к этому готовы. Им больше не будут нужны подсказки.
Интересно, что вы, как синестеты, думаете о цвете года — Mocha Mousse. У меня он вызывает ассоциации с Москвой в марте, если честно.
Мне он не близок. Иногда выбор института Pantone мне откликается, но Mocha Mousse какой-то нейтральный, спокойный. Поэтому для меня это про мягкость. Мне в принципе нравится то, что делает Pantone: это большой пласт исследований влияния цвета на человека, создание собственных трендов и направлений, такое, как, например, цвет года. Всегда слежу за их выбором!
Прямо сейчас открыла этот цвет, чтобы что-то почувствовать… Рилсы говорят, что 2025 год — это год отшельничества. И мне кажется, что Mocha Mousse и правда какой-то одинокий. Ассоциация с очень одинокой евродвушкой в спальном районе, как было модно в 2007–2010 годах.
Не знаю, мне рилсы говорят, что 2025 — это год благополучия и богатства…
Возможно, это про обогащение в отшельничестве (смеется).
Проект вышел точно благополучным — с точки зрения гармонии. Каково было работать дуэтом людям, которые так тонко воспринимают цвет? Особенно когда у них разные роли — художника и куратора.
Мне человеческий фактор очень важен — я выбираю художников, с которыми мне комфортно коммуницировать, нужно, чтобы у нас был достигнут какой-то уровень взаимопонимания и доверия. Я доверяю Кате как художнику, а она мне — как куратору. Мы постоянно обмениваемся идеями и делаем совместно только то, что откликается нам обеим. Помню забавное: я прислала номера красок, и постоянно фигурировала в чате такая формулировка: «А это точно уединенно»? (Смеется.) Там были реально очень похожие — для меня — цвета, тяжело было выбрать, а Катя убеждала, что в них все-таки есть большая разница. И было, конечно, страшно, удастся ли попасть в цвет — не всегда есть возможность выкрасов, дополнительной колеровки, плюс освещение…
Потом мне пришлось уехать в Нижний Новгород, и на монтаже я не присутствовала. Когда уже красили стену, вешали работы, Кети прислала мне фото, где сотрудники Cube.Moscow держат зеркала с абсолютно отстраненными лицами, и спрашивала: «Достаточно высоко? Или пониже?» (Смеется.) А когда все получилось, я у Кети все переспрашивала: «Кети, все синее? Правда?», а она мне: «Да, правда, все синее! Вообще все! Мы даже дверь покрасили!» Это был такой восторг (смеется).
У нас реально в переписке сообщений десять с фразой «все синее», слово в слово!
Катя, ты пока еще не видела инсталляцию?
Нет. Сначала я уехала, потом, в момент монтажа, заболела. Приду посмотреть ее на лекции, которую буду вести. Она будет посвящена синему цвету, его истории и роли в искусстве, архитектуре, повседневности и состоится 13 февраля в пространстве Cube.Moscow.
Хочется вернуться к вопросу кураторства: это ведь не только бесконечные выкрасы стен, это продюсирование выставочного проекта. И то, скорее всего, такая формулировка не очень точно отражает весь спектр задач куратора.
Можно работать куратором, делая абсолютно все: от хранения и логистики до распаковки и развески работ. Сейчас многие хотят быть кураторами. Мне кажется, это нормально. Художником тоже много кто хочет быть. Но профессия куратора очень расплывчата, правда. Никто точно не знает функционала, который к тому же зависит от количества людей в команде: я знаю коллег, которые даже пригласительные верстают сами или везут холсты на такси. Можно много спорить о том, входит ли это в обязанности куратора. Даже я иногда выступаю как экспозиционер, а не куратор — делаю развеску, и все. Если говорить про стандарты работы куратора, то, по своему опыту и в рамках своей картины мира, я бы сказала, что есть два близких мне варианта.
Первый — ты делаешь групповой проект и сам решаешь, о чем хочешь рассказать. Уже под эту концепцию выбираешь художников, озвучиваешь им план, а они уже предлагают тебе адекватную замыслу работу от себя либо создают работу специально для выставки. Получается, что ты — автор проекта, приводящий художников к общему связующему звену. Значит, функционал будет состоять из придумывания идеи и текста, презентации идеи участникам или галеристам, которые могут предоставить работы. Тут очень много идет переговоров, надо быть дипломатом. И к вопросу текста: у тебя может быть корректор или редактор, но сформулировать мысль от начала и до конца будь добр. Экспозиция и развеска в данном случае тоже полностью на кураторе.
Второй — ты делаешь персональный проект с художником вдвоем. Так получилось с Катей. Мы придумывали вместе абсолютно все в рамках поставленной задачи — познакомить зрителя с работами художницы. Это и правда дуэтный труд. Например, еще на самых начальных этапах мы обговорили, чтобы зеркала висели на разных уровнях. Постановка технических задач, вся концепция была разработана нами рука об руку. И монтаж тоже был бы совместным, но Катя заболела — зато была на связи все время. Текст к выставке мы писали и редактировали вместе, к тому, что это будет инсталляция, тоже пришли вместе. А вообще, надо признаться, я очень люблю работать с жанром тотальной инсталляции.
Почему? Считаешь, за ней будущее? Катя, к тебе тот же вопрос — как к автору, работающему в жанре. Все-таки в Доме Наркомфина у тебя тоже была тотальная инсталляция.
Мне кажется, что у тотальной инсталляции большая сила воздействия. Но для меня это способ «перезапустить» пространство и использовать его как инструмент, который повлияет на человека, может, даже чуточку больше, чем отдельно стоящие предметы искусства. Для меня все это — большой эксперимент. И это очень интересно.
Я согласна с Катей насчет степени воздействия. Тотальная инсталляция — это один из наиболее сильных способов взаимодействия со зрителем. Но тут нужно понимать, что искусство всегда было сложно воспринимать тем, кто им не занимается или не любит его. А сегодня у нас есть проблемы с концентрацией, с вниманием, и это определенно влияет на тенденции: сделать так, чтобы человек обратил внимание на конкретную работу, стало сложнее. И ты либо делаешь ставку на работы, которые удивляют — но тут вопрос, искусство это или хайп, — либо начинаешь работать с пространством и создаешь тотальную инсталляцию.
Мы уже давно делаем выставки в кафе с участием художников Cube.Market — все смелее и смелее используем здесь цвет, так что появление здесь тотальной цветовой инсталляции было как будто предрешено. Между собой эту зону мы называем «экспериментальной кухней». И мне кажется, было бы здорово однажды сделать цикл выставок-инсталляций, аналогичных «Не слишком ли уединенно? Нет, достаточно» — с другим цветом, другой эмоцией. Мне кажется, после этого интервью нам всем надо обязательно пройти цветовой тест Люшера. Когда я впервые его прошла, я была в шоке: это был анамнез всех моих внутренних состояний. И каждый раз шокирует.
Беседовала Катерина Алабина