Яна Вагнер
Яна Вагнер Фото: Ольга Паволга

Чем, на ваш взгляд, «Тоннель» отличается от ваших предыдущих романов — «Вонгозеро», «Живые люди», «Кто не спрятался»?

Я писала его пять лет и здорово с ним намучилась. Но на самом деле, как часто бывает, он сначала задумывался как сценарий. Это вечная амбиция писателей — написать что-нибудь для кино, и обычно этим все и заканчивается: сценарий у писателя никто не берет, и тогда он пишет книгу, которую потом в кино превращают другие люди. Но, в общем, я рада, потому что в романе сделала все, как хотела, в кино так обычно не получается. А отличие основное, пожалуй, в том, что мои истории до сих пор все были очень компактными, а тут целых пятьсот человек. Прежде я на такой масштаб не замахивалась. Тренировалась, наверное.

Необычный сеттинг у «Тоннеля»: несколько сотен людей оказываются заперты в автомобильном тоннеле под Москвой-рекой. Идеальный, наверно, повод для писателя проследить, как ведут себя разные люди, оказавшиеся взаперти, в темноте, духоте и неизвестности. В таких произведениях всегда хочется понять, где вымысел, а где сюжет перекликается с личным опытом автора. 

Да мне кажется, сеттинг в «Тоннеле» как раз довольно классический, я вообще люблю ставить такие, знаете, привычные всем декорации, многократно использованные, потому что они не главное. И конечно, «Тоннель» — это в чистом виде психологический эксперимент, еще один способ собрать вместе побольше народу и как следует их напугать. А затем посмотреть, как они с этим справятся. Сама я в тоннелях на сутки не застревала, но думаю, всякому человеку доводилось не раз попадать в ситуации, из которых как будто нет выхода, так что личный опыт автора именно в этом: он видел уже и знает, как ведут себя люди, когда им страшно (спойлер: очень по-всякому), и на свой счет у него тоже иллюзий особенных нет.

Издательство: АСТ

В ваших романах прослеживается общий мотив: борьба людей (некоего небольшого сообщества) с обстоятельствами, выживание в экстремальных условиях. В «Кто не спрятался» компания оказывается в отрезанном от цивилизации горном отеле, в «Вонгозеро» группа людей прорывается к далекому карельскому озеру через охваченную эпидемией территорию, в «Живых людях» — «робинзонада», как спасшиеся в эпидемии пытаются выжить на необитаемом острове, в «Тоннеле» люди отрезаны от мира. Сочувствуете ли вы своим героям и знаете ли заранее, кому суждено выжить, а кому нет?

Я, пожалуй, сказала бы, что в первую очередь мои герои борются со страхом, и причина его не имеет значения. Но, конечно, вы правы, тема общая — насмерть перепуганные люди очень искренни и способны на разное, так что я пугала их и пугала четыре романа подряд, и смотрела на них с любопытством и пониманием, иногда с восхищением, иногда — с ужасом, но всегда с жалостью. И мне кажется, четвертой книгой для себя эту тему закрыла. Подняла ставки до максимума, буквально включила таймер, собрала их как можно больше, самых разных, заглянула каждому в голову (это было самое трудное) и разобралась наконец. Ну, насколько в этом вообще возможно разобраться. Больше я такие истории писать не буду.

А убивать героев не хочется никогда, никаких, но приходится, работа такая. Смерть и в реальной жизни очень рядом всегда, и в литературе без нее поэтому не обойтись. Так что да, я заранее знаю, что кому-то придется умереть. Просто надо понять — кому, и вот это, бывает, выясняется не сразу. 

Сейчас в моде произведения в жанре апокалипсиса, антиутопии, гибели человеческой цивилизации. И это популярные произведения — один успех сериала про зомби «Ходячие мертвецы» чего стоит. Не говоря уже о ваших романах. Чем вы объясняете такой интерес общества к этим темам?

Ну, про гибель человечества я всего один раз написала, в «Вонгозере» и «Живых людях» (это дилогия). Откатала обязательную программу, как многие дебютанты, ухватилась за самую яркую декорацию. Остальные мои истории тоже страшные, но уже про другое.

Хотя сама эти жанры люблю и вечный наш к ним интерес понимаю, просто мне не кажется, что это новая мода, так всегда было. Человечество ждет конца света с каким-то даже нетерпением жадным, неслучайно же в каждой религии есть свой яркий сценарий. А примерно с середины двадцатого века, давайте честно, и вовсе как будто двумя руками его приближает. Может, дело в том, что мир, который у нас получился, нам не очень-то нравится, а в этих историях, как ни странно, всегда есть надежда. Кто-то выживет и построит что-нибудь новое.

Фото: Ольга Паволга

Ваша проза чрезвычайно кинематографична — и это стало понятно после выхода сериала «Эпидемия». Есть ли уже договоренности об экранизации «Тоннеля», или «Кто не спрятался»? Вы будете участвовать в проекте как сценарист?

Да, и на «Кто не спрятался», и на «Тоннель» права проданы, так что их экранизируют — не факт, конечно, что скоро, но рано или поздно. Русское кино — такая очень медленная все-таки лошадь, между «Вонгозером» и «Эпидемией» прошло, например, восемь лет. И нет, писать сценарии по ним я не буду, потому что наконец поняла, что так делать не надо. Я эти истории уже написала, и лучше у меня все равно не получится. Не то чтобы я оставила амбицию написать что-нибудь для кино, напротив, я еще сильнее теперь хочу и тем более напишу. Мне просто в эти истории возвращаться уже неинтересно, можно же новое что-то придумать.

Роман «Вонгозеро» вышел задолго до ковида (и сериал «Эпидемия» тоже). Когда разразилась пандемия коронавируса, что вы почувствовали? Вы же многие вещи угадали: не возьми власти ситуацию на местах в свои руки, сюжет «Вонгозера» повторился бы многократно?

Сериал как раз вышел в конце 19-го, прямо накануне того, как все разразилось. И, думаю, шквальный успех его это во многом подогрело, причем не только в России. А мы с «Вонгозером» без реальной пандемии с удовольствием бы обошлись. Для дебютного  романа судьба у него и так сложилась вполне удачно, и тоже не только дома. В год пандемии аудитории у него, конечно, прибавилось, но у меня так и не получилось этому обрадоваться. Наоборот, если честно, я совсем его в тот момент разлюбила, он тогда превратился в инфоповод, и до сих пор говорить о «Вонгозере» мне не хочется, потому что разговоры эти никогда не о книге. И, в общем, очень надеюсь, что «Тоннелем» я чертово это «Вонгозеро» перебью наконец, и меня больше не будут спрашивать про него никогда.

Фото: Ольга Паволга

Кого из современных российских авторов вы читаете? Чувствуете ли чье-то влияние на себя?

Я Татьяну Толстую очень люблю и Лору Белоиван. И Линор Горалик*. Татьяну Замировскую, Марину Степнову и Анну Старобинец. Людмилу Петрушевскую, конечно. Последний роман Эдуарда Веркина тоже очень хорош, и Алексей Сальников прекрасный, и Александр Терехов, хотя он давно уже не пишет. И Виктор Пелевин прежний великий, хоть он тоже как будто больше не пишет. Я вообще стараюсь читать все заметное, его у нас много и всегда будет много, но из современников сильнее чувствую женщин — не нарочно, так получилось. 

А повлияли на меня не современники, а Стругацкие и Булгаков, Ирвинг и Фолкнер, и Пратчетт, Зощенко, Ильф с Петровым, Толстой, Достоевский, Сэлинджер и Киплинг. И еще примерно сотня писателей, если не две. Если не три, как и на всех нас.

Беседовал Владислав Толстов

В «Редакции Елены Шубиной» выходит долгожданный роман-катастрофа Яны Вагнер «Тоннель». В электронном формате книга будет эксклюзивно доступна в «Букмейте», книжном сервисе «Яндекс Плюса». Печатную и электронную версию романа можно будет прочитать с 5 марта 2024 года. Уникальную трактовку романа в формате аудио с оригинальным саунд-дизайном представит издательство «ВИМБО». Аудиокнига будет доступна эксклюзивно в «Букмейте» и «Литрес».

* Минюст России внес Линор Горалик в реестр иноагентов.