Что хотел сказать автор: смысл «Сказки о рыбаке и рыбке» Пушкина

Гениальные поэты, художники, композиторы — словно пришельцы из других миров. Они вынуждены пользоваться земными словами, созвучиями, образами для максимально возможного контакта с землянами. Но за, казалось бы, обычными словами и объяснимыми ситуациями часто скрыто иное. Постигая глубокие слои, скрытые значения, мы открываем для себя это иное, и мир вокруг становится шире, красочнее. В нашем мире все ограничено... кратковременностью пребывания. Мы практически не успеваем узнать, ни куда мы прибыли, ни где мы, ни зачем мы здесь. Большинство людей пройдут мимо даже самых доступных книг, музыкальных произведений, картин.

Многое из того, что создано гением, остается на уровне нашего подсознания. Мир становится совершенно иным, как только мы уходим в глубины. Попробуем увидеть это на примере «Сказки о рыбаке и рыбке» Александра Сергеевича Пушкина. Посмотрим, сколько всевозможных идей и мыслей ускользает от нас при обыденном чтении, не давая нам постичь даже малой доли того, что написано гением, что выражено им при помощи простых слов и ситуаций.

Итак, на каком уровне мы воспринимаем пушкинскую сказку?

Первый уровень

Жадность старухи не знает границ. На протяжении сказки она обнаруживает страсть к потреблению, а затем волю к власти. Новое корыто, новый дом, дворянство, высшая, царская, власть. И наконец — последнее желание — овладеть всем миром, стать абсолютной владычицей над всем и всеми. Мораль сказки в этом варианте достаточно проста и вычитывается на бытовом уровне: жадность старухи и безропотное подчинение слабовольного, покорного старика привели к истокам — разбитому корыту. Беспредельная жадность наказана. Об этом — во всех учебниках, во всех анализах сказки.

А если на уровень глубже?

Второй уровень

А многие ли поняли, что… Это сказка о любви! О чуткости и отзывчивости старика. Он прожил с женой «тридцать лет и три года», его поведение — свидетельство огромной любви к ней. Часто говорят о покорности старика. Но ведь все его походы к рыбке, его беспрекословное подчинение желаниям жены, его радость, когда рыбка выполняет очередное ее желание («Чай, теперь твоя душенька довольна...»), его безропотность и готовность быть при ней конюхом («На конюшне служить его послала...»), затем вообще никем («На него старуха не взглянула, // Лишь с очей прогнать его велела...») — все говорит о беспредельной любви старика!!! Старик ведет себя со старухой, как с любимым и балованным ребенком — доставляет своему ребенку все новые и новые игрушки.

Третий уровень

Чудо! Вы никогда не задумывались о том, чем занималась старуха? Об этом Пушкин упоминает коротко и только один раз. С работой старика — «ловил неводом рыбу» — связана вся сказка. А вот деятельность старухи, которая «пряла свою пряжу», больше нигде не упоминается. Когда речь пойдет о выполнении рыбкой любого желания, то первым оказывается необходимость замены расколотого корыта на новое. А совсем не о новой прялке.

Зачем же в сказке старуха-пряха?

Вспомните античную легенду о богинях-парках, которые прядут нить человеческой судьбы. Когда нить обрывается — это означает смерть человека. Борьба старика за право старухи быть тем, кем она пожелает, — сродни античным образам. Старик подчиняется требованиям не потому, что слаб душой. А потому, что он борется со смертью. За право старухи — его судьбы — на жизнь. Ведь в момент встречи с золотой рыбкой его жизнь и жизнь его старухи прожита. Корыто разбито, землянка ветхая... Что может продлить эту жизнь? Иной статус, смена рода деятельности, сказочная атмосфера, вмешательство Высших сил. Рыбка «золотая», «голосом молвит человечьим», готова выполнить любое желание старика. Вначале старик не выказывает никаких желаний, не стремится воспользоваться открывшимися ему возможностями. Но... он спешит поделиться «великим чудом» с любимой, рассказать ей удивительную историю встречи с золотой рыбкой. Шутка ли! В монотонность их существования вошло чудо!!!

Воротился старик ко старухе, 

Рассказал ей великое чудо.

«Я сегодня поймал было рыбку, 

Золотую рыбку, не простую;

По-нашему говорила рыбка, 

Домой в море синее просилась, 

Дорогою ценою откупалась: 

Откупалась чем только пожелаю. 

Не посмел я взять с нее выкуп; 

Так пустил ее в синее море».

Четвертый уровень

Сопряжение эпох. Новый уровень сказки. Старик ловил неводом рыбу, Старуха пряла свою пряжу. Как мы уже говорили, старуха, которая прядет свою пряжу, — это символ античной парки, богини судьбы. Если сравнить деятельность старухи с занятием старика, то можно увидеть прямую связь Античности и христианства.

Все, что связано с рыбой (Ихтос — Иисус), с неводом (все ученики Христа были рыбаками), вычитывается как христианские мотивы. Здесь две Цивилизации — античная (старуха-прядильщица, нить Ариадны, нить судьбы, тканье Пенелопы) и христианская (старик-рыбак). Это связано и с двумя цивилизациями в творчестве Пушкина.

Мне не спится, нет огня; 

Всюду мрак и сон докучный. 

Ход часов лишь однозвучный 

Раздается близ меня.

Парки бабье лепетанье, 

Спящей ночи трепетанье, 

Жизни мышья беготня...

Что тревожишь ты меня?

Что ты значишь, скучный шепот? 

Укоризна или ропот

Мной утраченного дня?

От меня чего ты хочешь?

Ты зовешь или пророчишь?

Я понять тебя хочу,

Смысла я в тебе ищу…

Сам поэт творчески находится на стыке двух эпох. Для него античность — не прошлое, а полнокровная и важная часть творчества. Он «ищет смысл» античности. Иногда открыто, как здесь: «Пока не требует поэта // К священной жертве Аполлон...» Великий античный бог, бог солнца, контактирует с поэтом, и тогда: «Тоскует он в забавах мира...», «Бежит он, дикий и суровый, // И звуков, и смятенья полн...».

Да и сама рифма («Рифма, звучная подруга...») рождена античной историей. Постоянные поиски высшего смысла в истории цивилизаций и религий — высшая идея творчества Пушкина.

Сказка о рыбаке и рыбке — не примитивная сказка о жадности, ненасытности старухи и безропотности и покорности старика.

Это история столкновения двух начал: античного рога изобилия (неограниченные потребности старухи) и христианской идеи «нищих духом», ограничения материальных потребностей (старик довольствуется малым).

Старик не становится дворянином при дворянке, царем при царице. Чем выше поднимается старуха, тем ниже опускается по социальной лестнице старик. Причем сохраняя любовь к старухе. Ведь он при любых оскорблениях готов продолжить исполнять свой долг. И даже когда старуха собирается стать «владычицей морскою», а рыбка, выполняющая любое желание, будет у нее «на посылках», старик послушно идет к рыбке. По сути, он приносит себя в жертву. Ведь он в этой иерархии не нужен, ибо перестает быть посредником между старухой и рыбкой. Старик добровольно идет на заклание — если рыбка сама будет исполнять все желания старухи, то старик должен исчезнуть. Ведь пока он у старухи «на посылках». Вот почему в ответ на желание старухи стать «владычицей морскою» ничего «не сказала рыбка, // Лишь хвостом по воде плеснула...». И ушла не в «синее», как раньше, а в «глубокое» море. Здесь в сказке наступает момент протяженности. Море глубокое, а старик — «долго у моря ждал он ответа...». Ведь, с точки зрения старика, решение вопроса о старухе как «владычице морской» требует времени и глубины.

Давайте остановимся на всех деталях, всех знаках сказки Пушкина.

Сюжет сказки не оригинален — было несколько вариантов до Пушкина. Но основной источник для Пушкина — сказка братьев Гримм. Итак, не Пушкин придумал сюжет сказки, он, как и Шекспир, воспользовался существовавшими до него новеллами, сказаниями, историями. И, как и Шекспир, Пушкин превратил сказку в Космос, в грандиозную нравственно-эпохальную идею, вышел не на уровень простой морали (каковой эту сказку и пытаются представить), а на уровень высших представлений о Добре и Зле. Не случайно сказку Пушкин написал в конце жизни, верлибром (белым стихом). Это как творения Гомера, где судьбы человеческие сопряжены с судьбами божественными. Это — одно из пушкинских завещаний. В конце жизни поэт искал новые пути русского стихосложения.

Жил старик со своею старухой 

У самого синего моря...

В этих двух строчках возникают два пушкинских чуда.Обычно в общении с людьми я провожу эксперимент-провокацию. Я начинаю читать сказку так:

Жили-были старик со старухой 

У самого синего моря...

И спрашиваю, правильно ли я читаю начало сказки. Ответ в большинстве случаев один: «Правильно!» И только после этого я раскрываю секрет. Действительно, правильнее было бы начать сказку именно так. Ведь так начинаются все русские сказки. У Пушкина каждое слово имеет глубинный смысл. И здесь смысл намного глубже, чем простое и традиционное начало сказки. Жил старик со своею старухой. Словосочетание «со своею старухой» резко меняет смысл сказки. Своя старуха — это идея тесной связи, единства, взаимности. По мере того как желания старухи становятся все обширнее, она все меньше становится «своей» для старика. Хотя старик изо всех сил пытается называть ее своей. Мы обязательно проследим за тем, как старуха перестает быть своей.

Но во второй строке не меньшее пушкинское чудо! Я часто спрашиваю, что означает фраза «у самого синего моря»? И получаю такой естественный и правильный ответ: «Старик и старуха жили рядом с морем, у самого моря, на берегу моря». Ответ правильный. Но неполный.

Пушкин, как никто, владеет поэтической полифонией слова. Фразы и слова могут иметь двойной и даже тройной смысл.

Пример из «Евгения Онегина»:

Татьяна (русская душою, 

Сама не зная, почему)

С ее холодною красою 

Любила русскую зиму…

Здесь «холодная краса» относится и к зиме, и к Татьяне. Чудная пушкинская полифония!

Кто-то, конечно, не согласится. Скажет, что определение «холодная краса» относится только к зиме. Но давайте проведем эксперимент. Переставим слова так, чтобы «холодная краса» действительно относилась только к зиме. Иначе строчки звучат явно неуклюже.

Татьяна (русская душою, 

Сама не зная, почему) 

Любила русскую зиму

С ее холодною красою.

Та же история со строчкой «у самого синего моря». Два значения. Первое — то, что все слышат сразу, — местоположение «ветхой лачужки» у «самого синего моря». А если услышать вторую мелодию словосочетания «самое синее», тогда речь идет не о месте жизни, но о самом синем море, что синеʹе всех остальных морей. Рождается поэтический образ моря, которое «самое синее».

По мере развития действия старуха перестает быть для старика «своей», а море меняет свой цвет.

Но здесь вычитывается и третий образ. Словосочетание «синее море» повторяется так часто, что становится названием моря. Как Черное море. Особенно там, где «почернело синее море». Думаю, когда юный Пушкин был в Тавриде у Черного моря, то ему вполне могла прийти в голову мысль о том, что Черное море на самом деле — Синее. Так через годы родилось «синее море» сказки. Причем заметьте, что первый вариант (жили у самого моря) — географический. Местоположение. Второй вариант — поэтический. Море «самое синее». И третий — название моря или признак моря, по которому оно узнается.

Не случайно через сто лет после сказки Пушкина появятся строки другого поэта: 

«Самое синее в мире 

Черное море мое...»*.

Итак: Жил старик со своею старухой У самого синего моря… Дальше чудеса продолжаются:

Они жили в ветхой землянке 

Ровно тридцать лет и три года.

Излюбленная Пушкиным игра с цифрой «три»!

Как в «Сказке о царе Салтане». Там тоже бесконечная троичность. Более того, вся сказка построена на числе «три». И тридцать три богатыря, и три девицы под окном, и замена выбывшей сестры, которая стала царицей, на третью участницу интриг — бабу Бабариху. А три полета князя Гвидона! А три чуда! В «Салтане» такое количество троичностей, что этому нужно посвятить отдельную книгу.

*Песня для кинофильма «Матрос с “Кометы”». Слова М. Матусовского, музыка О. Фельцмана. 1958.