Издательство: «Книжники»

Надзиратели и насилие в женском лагере

В Аушвице-Биркенау заключенные-женщины периодически сталкивались с охранниками-мужчинами, но в основном в повседневной жизни охраной занимались сами женщины. Долгое время этим женщинам уделялось мало внимания в исторической науке. Безусловно, были громкие послевоенные процессы, когда судили печально известных Ильзу Кох или Ирму Грезе, но глубокий всесторонний анализ роли женщин в системе концентрационных лагерей стал проводиться лишь относительно недавно. Такие исследовательницы, как Элисса Майлэндер, Катрин Компиш и Венди Лоуэр (Elissa Mailänder, Kathrin Kompisch, Wendy Lower), показывают, что женщины играли в национал-социалистическом терроре гораздо большую роль, чем принято считать. В том числе благодаря этим новым работам удалось опровергнуть стереотипный образ женщины в Третьем рейхе как пассивной и полностью зависимой. Кроме того, исследования показывают, что, несмотря на то что женщины не могли сделать такую же карьеру, как мужчины, они все же могли проявлять инициативу и действовать самостоятельно. А в некоторых лагерях, таких как Равенсбрюк и Аушвиц, женщины имели возможности карьерного роста внутри бюрократической системы, вплоть до руководящих должностей.

Особенно это касалось большого женского лагеря в Аушвице-Биркенау. Во главе всех охранниц этого лагеря стояла старшая надзирательница (Oberaufseherin) Мария Мандель. Получив опыт в лагерях Лихтенбург и Равенсбрюк, она в октябре 1942 г. приехала в Аушвиц-Биркенау на смену Йоганне Лангефельд, против которой с самого ее приезда в Аушвиц был настроен комендант лагеря Рудольф Хёсс, считая ее недостаточно энергичной. Но попытки Хёсса взять руководство женским лагерем на себя не нашли отклика у Генриха Гиммлера, утверждавшего, что «женским лагерем должна руководить женщина».

Из предыдущих лагерей, где она работала, Мандель вынесла привычку к жестокости и беспощадности, и в этом отношении ее позиция совпадала с позицией коменданта лагеря Рудольфа Хёсса. Однако ее организаторский талант не произвел на Хёсса особого впечатления, и поэтому в августе 1943 г. он внедрил параллельную структуру управления, в соответствии с которой за повседневную жизнь женского лагеря отвечал, помимо надзирательниц (Aufseherinnen), шутцхафтлагерфюрер (Schutzhaftlagerführer) Франц Хёсслер.

Но, несмотря на борьбу за власть с Хёссом, положение Марии Мандель оставалось сравнительно автономным. Хёсс дал ей полную свободу в отношении селекций и наказаний, а с чисто формальной точки зрения она была главной надзирательницей СС и вместе с тем начальницей женского лагеря.

Мандель славилась своей жестокостью, за которую заключенные прозвали ее Зверюгой. Она руководила примерно 170 другими надзирательницами, которым, в свою очередь, помогали капо и старосты блоков. Так как совсем немногие из этих женщин предстали перед судом, а также потому, что заключенные часто не знали имен своих надзирателей, трудно точно понять, кто именно охранял Анну, Марго и Эдит в Аушвице.

Кроме информации о Марии Мандель, мы обладаем сведениями только о нескольких особо отличившихся личностях.

Так, Элизабет Фолькенрат участвовала в Аушвице-Биркенау в отборах заключенных в газовые камеры и заведовала распределением хлеба. Другая надзирательница, Ирма Грезе, прозванная Белокурым ангелом смерти, проявляла особую жестокость по отношению к заключенным и ассистировала доктору Менгеле.

Точно известно, что женщинам-заключенным Аушвица-Биркенау постоянно приходилось испытывать на себе насилие и унижение. Роза де Винтер-Леви описывает, как при поступлении в лагерь женщин заставляли раздеваться и брили, причем мужчины-охранники их бессовестно оглядывали:

Назвав свои имена, мы должны в присутствии эсэсовцев полностью раздеться, стоим голые, нас выстраивают в ряд, и специально назначенные польки бреют нас налысо. То и дело мимо нас проходят коменданты из СС с огромным бульдогом; мы дрожим от страха, усталости и стыда. Несколько часов мы так и стоим, всем на посмешище. Один их этих скотов, по-другому и не назвать, сдергивает ткань с девушки, которая стоит рядом со мной. Я подаю ей знак встать за мной сзади. Так она сможет хоть как-то уберечься от жадных взглядов этих вандалов.

Получив статус капо, например заняв должность старосты блока, женщины, как и мужчины, часто становились жестокими. Роза де Винтер-Леви вспоминает, как замстаросты блока в их первое утро в Биркенау, вооружившись палкой, вытряхнула всех из кроватей и погнала на утреннюю перекличку, где им пришлось стоять несколько часов, пока их не «посчитают». На следующий день Роза увидела заключенную, которая, как и она сама, еще не разобралась в лагерных правилах и шла по запрещенной для них дороге, ведущей через лагерь. Вдруг у нее на пути оказалась надзирательница с хлыстом в руках, крича что-то по-немецки. Когда голландка, не поняв ее слов, отреагировала не сразу, надзирательница пришла в ярость. «Она приказала ей встать на колени, нещадно била ее хлыстом и ногами так, что та осталась лежать в крови. Мы потом отнесли ее в Скорую [так иногда называли барак для больных], где она от полученных ран умерла».

Роза испытала побои и на собственном опыте. Через какое-то время женщин опять повели в душевые избавляться от вшей, и они почти целый день простояли голышом, прежде чем им выдали одежду. Роза с дочерью, обе страдавшие от высокой температуры и диареи, едва смогли прикрыться. Розе досталось рваное платье. Плюс ко всему охранники решили их коллективно наказать за то, что кое-кто их женщин пытался избежать этой процедуры. Всех поставили на колени с поднятыми руками, заставляя держать в них кирпич. Роза не выдержала и попросила у мужчины-блокенфюрера рубашку:

Я стою в своем драном платье на коленях в первом ряду, ему видно мой голый живот. Я прошу его дать мне рубашку. Он бьет меня хлыстом и говорит презрительно: «Scheiss egal, nackter Bauch, kannst verrecken». Потом он встает перед нами, наставив на нас револьвер и говорит: «Ich hab Lust zum Schiessen»*. 

Отпускают нас только глубокой ночью. Кошмар.

Лени де Йонг-ван Нарден и Блуме Эмден, сдружившиеся в Аушвице, помимо изматывающих перекличек, голода, холода и антисанитарии, вспоминают и жестокое обращение. Со слов Блуме Эмден, их «страшно били». Однажды ее сильно избила надзирательница, скорее всего капо. «Она ударила меня так, что лопнула барабанная перепонка. Из-за этого у меня много лет гноилось ухо».

Хоть она и не помнит, чтобы били Анну и Марго, это наверняка происходило, потому что насилие было в порядке вещей. Так, Блуме рассказывает, что ее подругу Аниту однажды ударил эсэсовец, а она так рассвирепела, что чуть не набросилась на него с лопатой, которую держала в руках. «Для нее это был бы, конечно, конец. Но Лени успела схватить ее за руку и заставила опустить лопату. Еще одна спасенная жизнь. Вот как! Такую жизнь даже не описать словами». Лени де Йонг-ван Нарден вспоминает, что той небольшой группе голландских женщин, к которой она примкнула, в основном удавалось избегать телесных наказаний — благодаря тому, что они всегда были вместе и оберегали друг друга. Но вскоре после прибытия в лагерь она все-таки получила сильный удар по голове за то, что во время бритья налысо вдруг рассмеялась. «У меня были очень длинные волосы, заколотые шпильками, целой кучей шпилек, и у девушки рядом со мной — Анни — тоже, и от нервов мы обе рассмеялись. И мне тут же прилетел удар по голове, впервые в жизни меня били по голове за то, что я смеюсь».

И хотя позже она подчеркивает, что благодаря защите своей группы она с насилием «почти не сталкивалась», все же из интервью с ней становится понятно, что риск получить наказание практически ни за что присутствовал в их жизни постоянно. «Если сказали тебе идти налево, то и иди налево, а не направо. В людей стреляли просто так, с самого начала. За то, что они что-то сделали не так. Уж не знаю».

Заключенные постоянно видели смерть. Роза де Винтер-Леви пишет в своей книге, что тех, кто пытался бежать, вешали на виселице, для устрашения остальных. «Ужасное зрелище. Проходя мимо, мы не могли их не видеть». По свидетельствам женщин, находившихся в Биркенау одновременно с Августой, Эдит, Анной и Марго, они испытали особенный шок, когда большую группу детей из Венгрии отправили в газовые камеры сразу после того, как те приехали. Роза де Винтер-Леви вспоминает, как вернулась с работы в лагерь и увидела там «целый транспорт венгерских детишек». «Но — о ужас — им приказывают раздеться и стоять голыми под дождем, а потом заводят внутрь. Бедные дети думают, что их ведут в баню, а на самом деле их убьют газом и сожгут». Только в этот момент она осознала, что в крематориях массово сжигают трупы. Эрнсту Шнабелю она рассказала, что Анна Франк тоже видела венгерских детей. «[Анна] тоже плакала, когда мы шли строем мимо венгерских детей, которые уже полдня голышом простояли под дождем у газовой камеры, потому что до них пока не дошла очередь. И Анна толкнула меня в бок и сказала: “Смотри, какие у них глаза!”» Лени де Йонг-ван Нарден видела, как эти дети только приехали: «Видеть такое количество идущих за ручку детей. Это было просто невыносимо — смотреть, как их ведут к газовой камере».

*«Да мне плевать, что живот у тебя голый, сдохни». <...> «Так бы и выстрелил» (нем.).