«Я обожаю все, что мы делали. Нет ни одного альбома, который я слушал бы без удовольствия». Интервью музыкантов «4 позиции Бруно» — первое за шесть лет

Ваш последний альбом «Шерсть» сильно отличается от предыдущих — слов нет, музыка довольно спокойная, можно сказать медитативная, да и в целом он как будто более доступный для восприятия, чем большая часть того, что вы делаете. Расскажите, как создавали запись, есть ли у нее какая-то концепция?

Антон Клевцов: Да, альбом отличается от последних, но не от наших работ в целом. Он продолжает линию «Многоножек» («Многоножки и сердцеедки», альбом 2011 года. — Прим. ред.) и «Откровенного ванного» (альбом 2012 года. — Прим. ред.). По форме, по содержанию нет ничего нового. Саш, как создавалась пластинка?

Александр Ситников: Как такие вещи рассказывать?

Клевцов: Копится много материала, и в итоге из него собирается запись. Если говорить про концепцию, то для нас история, заложенная в альбоме, четко сформирована, но не хотелось бы, наверное, открывать ее слушателю. Не будем спешить, может, мы еще что-нибудь с ней сделаем.

Ситников: Она довольно юмористическая. 

Клевцов: А музыка при этом вроде и не смешная.

Ситников: В названии есть указание на то, как слушать этот альбом, в какую сторону его «думать», но не уверен, конечно, что все это поймут. В идеале, чтобы слушатель шел четкими, проложенными нами сюжетами, но есть и более щадящий режим: не хочешь — не обращаешь внимания на названия, намеки и просто слушаешь.

Клевцов: Если в будущем мы сделаем виниловую пластинку, компакт или кассету, выразим эту историю в оформлении.

Ситников: Сделаем пояснительную записку, как на старых советских пластинках.

А если говорить не о конкретной истории, а в более общих чертах?

Ситников: Мне кажется, это альбом о старости. И о том…

Клевцов: И как получить обратно молодость.

Ситников: Да, о старости и как через старость получить вторую злобную молодость. Вот так вот. О злобных стариках. Он весь об этом, от и до. Ты говоришь, что он такой медитативный получился, красивый, а для меня там есть прямо жутковатые места.

При этом альбом выходит спустя десять лет после записей, с которыми вы его сравниваете. В последнее время вы выпускали много альбомов и синглов преимущественно с песнями — не просто музыку. Как происходит это переключение с одного на другое?

Клевцов: Чисто технически — у Саши скопилось очень много неиспользованного материала, который он записывает как композитор для театра, и мы его использовали.

Ситников: Скапливаются какие-то наброски, ты их композиционно объединяешь в общую картину. До этого у Тошика (Антона Клевцова. — Прим. ред.) было много материала, из которого мы делали альбомы, поэтому выпускали много такого злого рейва. А это мой материал для театра был, и я отдал его Тошику, чтобы он надругался над ним. Но все равно в этих набросках остается что-то сентиментально возвышенное. Потом я еще раз над этим надругался, и все равно что-то такое осталось.

То есть у вас есть какие-то роли — хороший полицейский, плохой полицейский?

Ситников: По ситуации. Бывает в работе над музыкой фигурируют слова типа «заболей» этот трек, что его надо «заболеть».

Клевцов: Так постоянно происходит. В последнее время действительно немного голова заболела от этих прямых битов, от басов, хотелось немного успокоиться. Альбом вырос достаточно быстро, за этот год.

Ваша музыка на разных альбомах очень сильно отличается по стилистике. Она узнаваемая, но при этом невозможно предсказать, какой будет следующая запись — это будут песни, эмбиент, IDM, кислотный рейв или что-то еще. Есть какая-то схема, которая определяет ваши творческие периоды, как они сменяются?

Ситников: Стихийно.

Клевцов: Плана нет. Просто в какой-то момент надоедает делать одно и то же, оглядываешься — вот мы сделали четыре альбома таких, они все разные, в них разные наши истории заложены, но по форме они похожи. И мы решаем: давай сделаем паузу с такой музыкой.

Ситников: Начинаешь пробовать сделать пятый такой же — и вдруг понимаешь, что это уже на третьем надоело, надо взяться за что-то другое. Появляются какие-то маленькие идейки, они во что-то складываются. И тут замечаешь, что делал похожее два года назад.

Вы заканчиваете работу и беретесь за новое или работаете над разными вещами параллельно?

Клевцов: Параллельно собирается материал.

Ситников: Часто что-то в процессе начинает делаться, и думаешь: скорее это надо доделать и взяться вот за это гадкое…

Клевцов: Или, наоборот, поскорее эту гадость надо закончить и взяться за другое, не гадкое. Иногда беремся за что-то и видим, что не заходит, и интуитивно убираем в одну из папок.

Ситников: Там скапливается три-пять кусков, и из них начинает выстраиваться цельная картина. Вообще, материал любого направления есть в запасе всегда.

Клевцов: Ну и от настроения зависит. Саша же не хочет все время тексты писать, например.

Ситников: Планы тут не работают. Мы как-то запланировали, что у «Поз» («4 позиции Бруно». — Прим. ред.) не будет песен. Прошло года два, и они появились. Это не так, что говоришь себе «нет, они все-таки будут» и начинаешь по-тихому гнуть в ту сторону. Оно само. И очевидно, что эти новые песни не «порезовские» («Порез на собаке», проект Александра Ситникова и Ольги Чернавских. — Прим. ред.), а именно «позовские».

По какому принципу вы разделяете песни: одни — это «Порез на собаке», а другие — «4 позиции Бруно»?

Клевцов: Это больше к Саше.

Ситников: Я даже не знаю. Дело не в темах — они часто пересекаются, и не в интонации даже, хотя у двух вокалистов и больше возможностей…

Клевцов: Тексты, по-моему, очень схожие. Просто Саша в «Порезе» их кладет на другую музыку.

Ситников: Просто понимаешь, что этот текст помешает «Бруно», что он там лишний. Или, наоборот, я понимаю, что этот текст не для «Пореза», типа он не органичен там. Это изначально был такой театральный проект, но он вырос уже во что-то другое.

Клевцов: Да, это Сашин собственный театр.

Ситников: Есть вещи, которые нам (с Антоном. — Прим. ред.) не нравятся друг в друге как в музыкантах, и, чтобы развести эти нестыковки, у нас есть собственные проекты: у Антона — «Ты23», у меня на пару с Олей Чернавских — «Порез на собаке». И «Бруно» как бы остается чистой точкой пересечения.

Клевцов: Когда мы слушаем готовый альбом «Поз», нет такого, что кто-то говорит: «Блин, жалко, что это осталось, мне же это не нравилось».

У вас есть внутренний запрос на работу с разными жанрами или это такой метод, изначальное решение быть разнообразными?

Ситников: Это все наш жанр. У нас есть наши собственные стилистические рамки, и, как мне кажется, что бы мы ни делали, все получается довольно узнаваемым. Это как разные части одного тела — голова кивает, нога бежит.

Клевцов: Музыканты часто гнут свою линию в определенном стиле музыки, а можно, чтобы тебя направлял не стиль музыки, а какая-то атмосфера. Так ты будешь создавать свой собственный мир. И тогда ты можешь схожие вещи говорить на разных языках — один раз сыграть в духе техно 1990-х, другой раз спеть, а осадок при этом останется один. Это интересно и в плане создания музыки, и в плане прослушивания. Какую-нибудь группу Orbital после двух альбомов можно бросать слушать — все клево, но, что они будут делать дальше, хорошо понятно.

Ситников: Эти музыканты ходят в одном маскарадном костюме всю жизнь. Мы инди-рокеры или еще кто-то. А можно костюм снять и надеть другой или просто голым побежать. А они как будто этого не понимают.

Клевцов: Да, и в итоге становятся заложниками этого костюма, правил игры.

Ситников: Или ими управляют какие-то рецепты успеха, мол, есть нишевость, не поймут фанаты.

Вас не смущает, что вас могут не понять?

Ситников: Вообще нет. И уверен, что нам даже не надо как-то оправдываться за это. Кажется, очевидно, что нам реально насрать, поймут нас или нет.

Клевцов: Те, кто нас слушает, хорошо понимают, что будет медитативный альбом, а потом речитативчик матершинный, а потом еще что-то другое.

У вас с самого начала было такое отношение?

Ситников: Я помню, мы в 2002 году решили, что будем делать злую и страшную музыку. Мы стояли на остановке, нам лет по семнадцать было. Причем мы тогда не были сильно наслушанными.

Клевцов: Мы начали делать разную музыку, но сначала у нас не очень получалось свести все в единое направление, в единый мир.

Ситников: У нас все было в темном околоэмбиентном духе. А потом мы придумали делать маленькие сказки — и там начали пробовать все, что угодно.

Клевцов: И мы поняли, что нам не обязательно делать обложки с кладбищами, где монах стоит с кадилом, потому что типа «у нас же дарк». Когда стало ясно, что не обязательно заниматься такой хренью, пошло то техно, то песни, то вот «Шерсть». И вроде компот у нас такой, а людям нравится.

Ситников: Когда группы придерживаются какого-то одного направления, они взаимозаменяемы. А нас как бы некому заменить, потому что это такая экосистема. И в ней уже все есть, она самодостаточная. А чего нет, то появится, скорее всего. «4 позиции Бруно» — это целая мировая культура, понимаешь? Только культура не всего мира, а нашего, маленького. У нас, как и в мировой культуре, есть такое искусство, есть сякое.

А что вы называете злой музыкой, что в это определение вкладываете?

Ситников: Может, скорее страшную…

Клевцов: Самое важное тут — у нас было желание делать независимую музыку. Делать не такое, как было в нашем окружении, на медиаканалах.

Ситников: В Екатеринбурге была своя клубная культура, знаковые места, и когда мы пробовали что-то делать, диджеи нам говорили, что это говно, что мы ничего не умеем. И мы думали: «Идите вы, мы будем делать свою страшную музыку». Темную музыку.

Хтонь.

Ситников: Это слово лет через десять появилось.

Клевцов: Тогда это было слово «вонь».

Ситников: Ага, когда рука гниет и воняет через одежду.

У вас на концертах много молодежи. Чем, на ваш взгляд, вы привлекаете новую аудиторию?

Клевцов: Тут дело не в возрасте.

Ситников: Мне кажется, у человека должна быть тяга к чему-то нехорошему. Девочки такие есть, которых прямо тянет на беду.

Клевцов: У нас нет субкультуры, нет возраста какого-то, нет общего стиля в одежде у публики. Притягивает их...

Что именно?

Клевцов: (смеется) Вонь, хтонь.

Ситников: Как раз та самая культура позовского мирка.

Какая в ней центральная составляющая? Какая шестеренка все это крутит?

Ситников: (пауза) Мне кажется, наплевательское отношение к внешнему мнению. Поэтому, наверное, и есть молодая аудитория: в юности больше честных людей, которым действительно плевать. В 17–20 лет все еще очень искренне. А потом начинаются компромиссы. У студентиков всегда куча рок-н-ролльных групп, а потом появляется работа, и все заканчивается. А в нас они чувствуют безоглядность такую. 

Клевцов: Что нет каких-то рамок, что можно плюнуть и сделать что-то совершенно другое.

Ситников: Но при этом остаться верным себе, не на поводу у моды пойти. Вот в документальном фильме про Moby рассказывают, что он сделал жесткий альбом, чуть ли не американский хардкор, а потом почти расплакался, что его не приняли. Что это? Это не безоглядность, а наоборот. Если ты делаешь что-то без оглядки на тренды, это автоматически становится ненормальным. Хочется верить, что тем, что мы так пишем музыку, мы помогаем кому-то пробовать делать что-то свое, непохожее на все остальное. «Раз у этих получилось, то, может быть, так можно и нам». Правда, не знаю, насколько могут вдохновить чужие дела… Вообще, мне кажется, музыканты должны не музыкой вдохновляться, а режиссеры — не режиссерами. Так в творчестве ты будешь вторичен. А вот если в музыке пытаться использовать опыт режиссера или писателя, то получится что-то совсем другое, какой-то гибрид.

Расскажите, какие у вас отношения с таким понятием, как «успех»? Что для вас показатель того, что вы на верном творческом пути?

Клевцов: Я не очень понимаю это слово. 

Ситников: Успех — это успешно сделанное что-то. Это значит, что ты доволен результатом труда.

Клевцов: И тобой довольны. Есть внутреннее удовлетворение. У нас оно есть.

А из чего оно у вас складывается?

Ситников: Я обожаю все, что мы делали. Нет ни одного нашего альбома, который я слушал бы без удовольствия. Мне кажется, это успех, огромный успех.

Клевцов: Для меня успех, что я могу не искать никакую музыку, для меня все есть в том, что мы создали сами. Мне не нужен Spotify. Нашей дискографии мне полностью достаточно. Вот это круто!

Ситников: Мы заменили себе всю мировую музыку. И она нам созвучна, подходит по характеру — кому она больше нас может быть созвучна. Для нас это идеальная музыка.

Клевцов: Клево, что это находит отзывы, что люди приходят на выступления. Это дает энергию. Хотя, на самом деле, если бы никто не приходил, мы бы так же сидели и ковырялись в создании музыки.

Ситников: До 2008 года на нас ходило максимум человек 15–20. Это сейчас кажется, что эти первые шесть лет — маленький срок, но для возраста 20–25 лет это много. Ты уже взрослый и продолжаешь заниматься чем-то, несмотря на то что вокруг тебе говорят: «Ну и че это?»

Клевцов: «Долго ты там будешь еще сидеть со своим синтезатором и наушниками?» А ты сидишь и сидишь.

Ситников: И ты сидишь не с целью «я им докажу», а просто делаешь.

По приколу?

Ситников: Не по приколу. Меня прямо режут слова вроде «по приколу», «по фану». Это вообще не так. Может попахивать какой-то манией величия, но мне кажется, что это (создание музыки. — Прим. ред.) какая-то миссионерская для меня вещь. Если этого не будет, то… мне будет абсолютно незачем жить.

Клевцов: Ну да.

Дело жизни?

Ситников: Это и есть жизнь, она из этого и состоит. Вспоминаешь какой-то год и ориентируешься по тому, что было тогда сделано.

Клевцов: И события жизни отбиваешь от альбомов.

Какое значение для вас имеют внешние составляющие успеха? Например, что вы ведущий исполнитель какого-то фестиваля или выступаете на большой площадке.

Ситников: Я не люблю фестивали. 

Клевцов: Это типа сборника.

Ситников: Не знаю, на каком фестивале мы бы чувствовали себя как дома, разве что на каком-то нашем фестивале, на котором наши десять человек выступают — «Демидовский Што?», «Ты23», «Бруно», «Порез», где будет легендарное возвращение «Птицу Емъ» (рэп-проект Ситникова, Диджея Дьявола и Николая Бабака. — Прим. ред.).

Клевцов: Да, для публики фестиваль —это круто, для музыкантов там нет ни энергетики, ничего. Мы не любим фестивали, потому что как будто тебя позвали в компанию, в которой никто друг друга не знает, но при этом надо сидеть на одной кухне.

Ситников: Люди там дружатся. «Вот мы все рэперы и будем дружиться, и мы будем дружиться». Это не про нас, нам это вообще не подходит.

Вы много лет постоянно ездите на гастроли в Москву и Питер. Кажется, легко могли бы перебраться в одну из столиц, но не сделали этого. Что думаете про такие смены места жительства ради развития карьеры?

Ситников: Это детский сад. Это примерно то же, что «музыкант немного подрос и начал петь на английском, а то мало ли…»

Клевцов: Вдруг будет лучше. Берет свою команду и настраивает на переезд, а барабанщик влюблен в Аню и не хочет ехать. И его заменяют другим барабанщиком из Москвы или Питера.

Ситников: А если у тебя имя погромче, то ты можешь с этим новым барабанщиком общаться свысока.

Клевцов: Может, это и нормально, мы просто не такой коллектив.

Не какой?

Клевцов: Не взаимозаменяемый. Мы не группа, мы просто создаем музыку. Не может быть такого, что я приду и скажу: «Саш, я поехал в Москву, давай, срочно переезжаем, иначе наша группа распадется» или «Нам это нужно для творческого прорыва».

Ситников: Творческий прорыв после переезда — это как купить золотую перьевую ручку, чтобы написать ей свой лучший роман. Переехать можно, но не ради того, чтобы прорваться, это можно сделать и у себя. Не обязательно ехать куда-то, не обязательно гитару дорогущую покупать, чтобы быть крутым гитаристом.

А что тогда обязательно?

Клевцов: То, о чем мы говорим уже час, — делать свое, не оглядываться на других.

Что думаете про сегодняшнюю российскую музыку?

Клевцов: Мы вчера сидели ночью и пытались вспомнить женскую группу, где одни женщины, и ничего не вспомнили. Мы ничего не помним, нам неинтересно.

Ситников: Мне нравятся некоторые рэперы, московские «Желтая ветка», «Полумягкие», но это с юности, это не актуальная музыка.

Клевцов: Мне тоже нравятся некоторые песенки, но не могу следить за чьим-то творчеством.

Ситников: Им всем немного чего-то не хватает, а не хватает им того, что они не мы. В какой-то момент понимаешь, что они чем-то не очень: или в образе что-то не то, или прочитал кусок интервью и что-то резануло, или видишь, как они собирают деньги на печать футболок. Меня начинает немного коробить, и я думаю: «Ты чего, они ж имеют ​​право». А потом просто понимаю, что они не мы, что мы бы не стали так делать. Они не мы, и это единственное, в чем их вина. Меня всегда в других будет что-то не устраивать.

Клевцов: Вообще музыкантам не полезно слушать актуальную музыку. Это опять же о трендах и не пойдет на пользу творчеству.

Ситников: Это вроде и не вредно, но может прицепиться к тебе что-то, начать влиять на тебя. И чем моднее музыка, тем она потешнее станет, когда устареет, это как со стрижками.

Клевцов: Надо следовать чему-то своему.

Ситников: Даже если ты не знаешь, что такое свое, не нужно копировать других.

Беседовал Денис Бондарев