AY YOLA: Создатели вирусного хита Homay — о силе эпоса, органическом успехе и мечте о башкирском Burning Man
Руслан, вы самый старший участник проекта — много лет вели программы на радио, были диджеем в московских клубах 1990-х, клубе «Птюч», как вы пришли к этнике?
Я родился в музыкальной семье — мой отец собирал совершенно разную музыку. И где-то в 1980 году, я тогда был в первом классе, у нас дома появилась пластинка рижской группы «Зодиак». Для меня это был буквально водораздел: как будто жизнь разделилась на до и после. С самого детства я не мог слушать то, что было модно у сверстников: тяжелый рок, метал. Мой мир — это были «Зодиак», Жан-Мишель Жарр, Kraftwerk, Front 242, позже — Pet Shop Boys, Erasure...
В какой-то момент я оказался на радио. Сначала — на уфимской радиостанции, затем — на московских, таких как «Серебряный дождь», потом — «Радио Максимум». Я делал авторские программы, посвященные электронной музыке, 25 лет провел в эфире. Одновременно с этим я всегда мечтал писать музыку. Первый серьезный опыт был с Андреем Splash — мы написали трек Electronic Love, и, как ни странно, он попал в ротацию BBC Radio One. Это был мощный толчок.
А народная музыка в какой момент вас заинтересовала?
С раннего детства. Я это очень хорошо помню: у нас была радиоточка, с шести утра начиналось вещание, и я школьником просыпался под звуки курая. Представляете, в 6:00 утра — и сразу курай. Я помню, как проводил лето в Геленджике, но очень скучал по нашему башкирскому радио, этим звукам. Мне кажется, звук курая у башкир прошит на каком-то генетическом уровне… И потом, электронная музыка, положа руку на сердце, тоже основана на этнике: афро-хаус, например, — это африканская этническая музыка, положенная на хаус-бит. Я уже не говорю про мою любимую группу Enigma.
Адель, в какой мере папа повлиял на ваши музыкальные предпочтения? Вы спорите по поводу музыки?
Получилось так, что у нас абсолютно одинаковый вкус. Мы иногда едем в машине, и он мне говорит: «Я тебе сейчас один трек покажу». Я ему говорю: «И я тебе тоже». И он мне показывает ровно тот же трек, который я ему хотела показать.
Например?
Мы оба очень любим британскую группу Honne.
Эту группу для меня открыла Адель. Это невероятно качественный бритпоп, с потрясающим продакшеном. Хотите отдохнуть душой — и при этом у вас есть хорошая стереосистема? Послушайте Honne.
Недавно меня Ринат со студии забирал, и у него в машине заиграли Honne — выяснилось, что ему они тоже нравятся. Так что у нас гармония в этом плане.
Адель, как вы решили, что хотите петь? У вас были какие-то ориентиры, любимые певицы, у которых вы учились?
Я начала заниматься рано, в промежутке от 5 до 9 лет. Первым моим педагогом была преподавательница в хоре музыкальной школы. Она академическая певица, с оперной школой. Именно она дала мне базу — дыхание, подачу, основы вокала. А все остальное — всякие фишечки, мелизматика, расщепление, хрипотца — это я уже изучала сама. На ощупь, что называется. Экспериментировала, слушала, пробовала. Когда я начала заниматься, больше всего слушала Adele, пыталась подражать ей, ловить ее манеру. Но со временем поняла, что это не так просто — у нас ведь разные тембры, разные возможности голоса. И вообще, копировать кого-то сложно и, по сути, бесполезно. Это физика: либо твои связки могут так звучать, либо нет. Возможно, это прозвучит немного самоуверенно, но я действительно считаю, что у меня сформировалась своя самобытная вокальная манера.
Руслан, до AY YOLA у вас с Адель был проект Musume — это была совсем другая музыка, расскажите о нем.
Мы с Адель начали музыкальные эксперименты очень давно. Первую авторскую песню она исполнила, когда ей было всего 9 лет. «Мусумэ» — это электронная музыка с джазовой основой, интересной гармонией и вокальными решениями. Чистая, красивая, искренняя лирика, без фальши и наигранности. На японском «мусумэ» означает «родная дочь», и нам оно показалось очень точным и теплым для описания того, что мы делаем вместе.
Ринат, у вас к моменту появления AY YOLA, был самый серьезный опыт в этномузыке: вы руководили ансамблем «Аргымак», изучали башкирский фольклор. Как вы познакомились и решили работать с Русланом и Аделью?
С Русланом меня жизнь свела еще в раннем детстве — очень интересная история. Брат подарил мне кассету, тогда еще были кассетные магнитофоны. На обложке было написано — Руслан Север. Такая синенькая кассета. После этого прошло много лет. Во время пандемии я приостановил работу с ансамблем «Аргымак», и как раз в тот период у нас в Уфе отмечалось 450-летие города. В честь этого Руслан написал песню, посвященную городу, и я исполнил в ней партию курая. Получилось так мощно, что грех было на этом останавливаться. Как-то раз Руслан показал один трек — с плотным электронным звуком, жирным битом. И тут у меня всплыли в памяти стихи на основе башкирского эпоса «Урал-батыр». Они просто сразу легли на музыку, будто специально для нее и были написаны. Мы буквально визжали от восторга — настолько хорошо все сочеталось. Было ясно, что получится не просто трек, а настоящая бомба. Оставалось только записать вокальные партии. И тут Руслан говорит: «Давай дочку позовем, она споет». Пришла Адель — и как вжарила! Сразу стало понятно: она должна быть частью проекта.
Я бы хотел Рината прервать и рассказать то, что он, конечно, о себе не расскажет. Так же, как он когда-то познакомился с моим творчеством, так и я познакомился с его работами. Я бывал на концертах группы «Аргымак» и каждый раз восхищался, насколько профессионально, современно и при этом глубоко это все звучало. Ринат — мультиинструменталист, настоящий мастер. Я всегда говорю: это человек, который будто бы родился с кураем в руках, глубокий знаток и ценитель башкирской культуры. Один из тех, кто не просто хранит традиции, а по-настоящему живет ими. Надо сказать, башкирский язык — очень сложный с точки зрения произношения, и Ринат владеет им в совершенстве. Это редкость.
Кроме курая, какие народные инструменты вы еще используете?
Например, кубыз — у разных народов он известен под разными названиями: варган, хомус. Также звучит думбыра, которую в других культурах называют домра или домбра. В песне Homay можно услышать редкий инструмент с двумя названиями — саз или баглама. Он встречается в турецкой, азербайджанской музыке. Это тоже струнный инструмент, похожий на думбыру, но с восточной системой ладов и сдвоенными струнами. Вообще, у нас на троих 90 лет творческого пути. У Руслана это электронная музыка. У Адели — вокал. У меня — все, что связано с нашей национальной культурой. Так этот пазл и сложился. Ну и очень важны, конечно, тексты «Урал-батыра», выжимку которых делает наша башкирская поэтесса Диана Кильдина — она изучением эпоса всю жизнь занимается.
Что вы почувствовали, когда трек Homay завирусился?
Было сложно поверить в эти цифры. Мы выложили тот самый рилс, где Адель в шапке — и все, он просто взлетел, стал набирать 4500 просмотров в минуту. Многие думают, что мы какой-то крупный коммерческий проект. Но на самом деле ни копейки не было потрачено ни на рекламу, ни на какие-то интеграции. Все, что вы видите, все эти цифры, позиции в чартах, топах — это чистая органика. Просто людям понравилась песня, они влюбились в образ, который мы показали. Окунулись в смыслы — а они у нас действительно глубокие. То есть все вместе сработало: и музыка, и визуал, и посыл. Сейчас наступает такое время, когда люди начинают тянуться к настоящему, к своим корням. Если почитаете комментарии под нашим видео — поймете, о чем я. Просто вдумайтесь: запрос «Урал-батыр» был в топе Google на третьем месте. В наше время это что-то фантастическое.
У вас изначально было ощущение, что именно эта песня выстрелит?
У Руслана есть своя лакмусовая бумажка на такие случаи.
Да, есть. Она почти со стопроцентной точностью предсказывает, какая песня «зайдет». Это мама Адель, моя супруга Людмила. Я всегда делюсь с ней тем, что создаю в студии, показываю новые треки. И вот когда она услышала эту песню, сразу сказала: «Это будет хит». Так и вышло. Но давайте сохраним немного интригу… Есть еще одна песня, на которую она тоже «поставила». Альбом уже записан — теперь посмотрим. Я уверен: моя «лакмусовая бумажка» снова не подведет.
В целом весь альбом «Урал-батыр» у нас родился буквально на одном дыхании. Это было какое-то мощное, невероятное вдохновение — песни шли одна за другой. Мы почти на год буквально заперлись в студии, и весь этот период работали, не останавливаясь. Единственная песня, которая потребовала долгой работы, — это «Шульген». Шульген — это брат-антагонист Урал-батыра, воплощение темных сил. С этим треком Руслану пришлось основательно повозиться. Но главное — песня в итоге получилась. И получилась настолько мощной, что звучит как саундтрек к какому-то голливудскому фильму. Каждый раз, когда ее слушаешь, реально мурашки по коже.
Что для вас значит образ Хумай — птицы счастья из эпоса?
Это очень чистый, светлый, но в то же время жертвенный образ. В эпосе она — дочь Самрау, царя воздуха, птиц и солнца. У царя было две дочери: одна от Луны, другая — от Солнца. И как раз от Солнца родилась Хумай. Она могла принимать облик человека, будучи в сущности лебедем. И в эпосе «Урал-батыр» весь смысл, по сути, в жертве. Когда Урал-батыр умирает, люди приносят ему живую воду. Но вместо того, чтобы выпить ее и спастись, он выбирает разлить ее над землей, потому что та истощена темными силами. То есть он отдает свою жизнь ради будущего народа. После его гибели Хумай, которая его любила, снова превратилась в птицу и больше никогда не возвращалась в человеческий облик. С тех пор считается, что если хотя бы перо с крыла Хумай коснется человека, его ждет счастье и благословение. Прикоснуться к нему — значит почувствовать что-то по-настоящему большое. Этот образ встречается в фольклоре у многих народов: благодаря ему трек стал таким популярным в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане. В Узбекистане эта птица вообще на гербе изображена.
Я совсем недавно видел новость, что в ЗАГСах разных районов Башкортостана дочерей называют именем Хумай.
Насколько «Урал-батыр» популярен в Башкортостане? Его знают, к его тексту часто обращаются?
Мое первое знакомство с «Урал-батыром» было в школе — где-то в 1984–1985 годах. Я воспринимал его как очень красивую, монументальную сказку. Брал книгу в библиотеке, она производила впечатление, но тогда, конечно, не осознавал всей глубины. Кажется, чтобы понять истинный смысл эпоса, нужно пройти определенный жизненный путь или встретить наставника, который поможет раскрыть его значения.
Даже если человек не знает весь сюжет, само имя знакомо всем с детства. Проводятся конкурсы, где дети рассказывают части эпоса наизусть. Помимо текста, он буквально вплетен в нашу географию и культуру. Реки, горы, памятники природы — многие носят имена героев «Урал-батыра». Сейчас, на фоне успеха нашей песни, интерес к нему вырос. Недавно была новость о том, что продажи книги выросли в два раза — это только по офлайн-магазинам. А если брать «Озон», Wildberries, «Яндекс Маркет», там они выросли в 30 раз.
Название AY YOLA тоже пришло из эпоса?
Ay означает мир, вселенная. Yola — это традиции, заповеди. Можно перевести это как вселенские законы и ценности, все они в «Урал-батыре» присутствуют в том или ином виде.
Вас, очевидно, часто сравнивают с группой АИГЕЛ, чья песня «Пыяла» тоже стала всероссийским, а потом и мировым хитом. Как вы к этому относитесь?
Честно говоря, сравнивать нас с АИГЕЛ — это примернокак сравнивать Южный и Северный полюс. Полюсы — да, но абсолютно разные. Понятно, что это поверхностно — просто вдруг песня на татарском прогремела на всю страну, а у нас песня на башкирском… На самом деле АИГЕЛ офигенные, очень крутые. У исполнительницы такая инфантильная подача, минималистичный электронный бит, максимально приближенные к аналоговому звуку. Но у нас абсолютно другой саунд и подход к материалу. Единственное, что может показаться схожим, — языки: башкирский и татарский действительно близки. Но я напомню, что их трек «Пыяла» выстрелил на волне успеха сериала («Слово пацана»), а у нас песня завирусилась сама по себе.
Не боитесь стать заложниками одного хита?
Нет. Во-первых, песня потрясающая. Каждый раз исполнять ее — настоящее удовольствие, у нее невероятно мощная энергетика. Сколько бы мы ни пели, каждый раз пот ручьем под костюмом — настолько она заряженная, и зал это чувствует. Во-вторых, мы уже выступаем с короткой концертной программой, где звучат песни с нового альбома. Некоторые из них еще официально не вышли, но мы их уже показываем на сцене. И каждый раз, где бы мы ни играли, будь то клубная сцена или большая площадь (как у нас недавно было в Алматы), программа проходит на одном дыхании. Мы завершаем ее песнями, которые публика пока не знает, но по энергии публики кажется, что, если бы люди могли танцевать на потолке, они бы это сделали.
Я полностью присоединяюсь ко всем словам папы. Каждый раз ее петь — это удовольствие. Хотя из-за нее я в последнее время не смотрю Reels — она мне постоянно там попадается. Мне интересно, что там еще в трендах, какая музыка, но алгоритмы мне каждый раз подкидывают Homay. Мы как будто бы все захватили.
Она не надоедает только потому, что каждый выход на сцену — это новые люди, взаимосвязи, энергии. Если мы будем просто стоять на сцене и деньги отрабатывать — ну так это не работает, тогда и популярность проходит, тогда и сама группа себя изживает, и вообще творчество останавливается. Я живу этим, через меня проходит некий поток энергии, и я раздаю его. Выдающийся поэт Шайхзада Бабич говорил об этом: «Стань фонариком небес, стань фонариком вселенной». Возьми свет и сей его своему народу. И вот когда ты выходишь на сцену как фонарик, и этот свет берешь из бесконечности, и сеешь собравшемуся народу — это процесс, от которого ты кайфуешь. Ты вроде есть, а вроде тебя нет, ты вроде на сцене ногами, а вроде летаешь где-то в отдельном мире. Я всегда за собой чувствую огромный ряд своих предков. Когда у человека есть такая связь, он как пальма, которая может в пустыне стоять — и ничего ей не будет, потому что она глубоко ушла корнями вниз. Любое растение может погибнуть, а она будет стоять в самой засушливой земле.
Как выглядел бы идеальный концерт AY YOLA?
Об этом пусть Ринат расскажет, он у нас главный фантазер.
На самом деле, лучшее выступление AY YOLA возможно именно в Башкортостане, потому что и земля, и небо здесь поддерживают. Мечта — сделать фестиваль мирового уровня, как шоу Леди Гаги или Мадонны на бразильском пляже, где больше двух миллионов человек собралось У нас уже есть отличный опыт: в 2021 году Башкирия провела Всемирную фольклориаду. Мы приняли эстафету от Мексики и сделали мероприятие на таком уровне, что другие страны не решились ее проводить дальше — планка оказалась слишком высокой. У нас очень мощные мероприятия иногда проходят: например, фестиваль «Сердце Евразии», который проводится в природном амфитеатре у конгресс-холла «Торатау». Там 150–200 тысяч человек спокойно может поместиться. Хочется «бомбануть» у нас в республике чем-то грандиозным и захватывающим вроде Burning Man или «Супербоула». Это, наверное, очень большая мечта, но я привык думать о чем-то масштабном.
Беседовал Егор Антощенко