Понедельник – тяжелый день... Почему многим из нас трудно просыпаться по понедельникам..., и впрочем по другим дням недели тоже? Что происходит в момент перехода из мира сна в мир бодрствования? Выдержки из недавно вышедшей книги «Сон под микроскопом» (Эксмо, 2022).
«Сон — такой совершенно знакомый и обыденный процесс — тем не менее до сих пор ускользает от нашего понимания», — писал швейцарский исследователь сна Александр Борбели. Десятки если не сотни тысяч раз мы засыпаем и просыпаемся в течение жизни и воспринимаем этот процесс чем-то самим собой разумеющимся. Нам не нужно учиться спать и бодрствовать — мы наделены этим даром от природы — и это происходит в некотором роде само по себе.
Американский философ Дэниэль Деннетт ввел в употребление прекрасно характеризующее сон понятие «компетентность без разумения». Нам не нужно знать, что такое сон, для того, чтобы засыпать и просыпаться. Мы просто спим, не думая, зачем это делаем, и что это за удивительное состояние, которое отбирает у нас треть жизни. И чем меньше мы пытаемся активно, сознательно участвовать в процессе засыпания, тем легче оно наступает. Любопытно, что в отличие от многих других типов поведения, которые совершенствуются с опытом в течение всей жизни, сон же только ухудшается. Как будто с возрастом мы разучиваемся спать и управление нашим сном и способность его контролировать, включая и момент засыпания, и процесс возвращения к бодрствованию, становятся нам все менее и менее подвластны.
Британский философ, логик и математик Альфред Норт Уайтхед когда-то писал своему ученику, соавтору знаменитого труда «Основания математики» Бертрану Расселу: «Для вас мир отождествляется ощущению ясного, безоблачного дня около полудня; для меня же это более сродни пробуждению ранним утром из глубокого сна» .
Переход от сна к бодрствованию, или возвращение из потустороннего мира сна в реальность, заслужил немало эмоциональных описаний, которые, впрочем, представляют собой не более чем робкие попытки облечь в словесную форму то, что можно только ощутить и пережить лично. Попробуйте, например, объяснить, что такое пробуждение инопланетянину, который прилетел с планеты, где никто не спит!
Для нас пробуждение — это процесс, который неразрывно связывает наш внутренний и внешний миры. Он может быть понят, только если его рассматривать одновременно изнутри и извне. В момент пробуждения мир небытия или фантастических сновидений материализуется, трансформируется в осязаемые формы внешнего мира. И он, в свою очередь, начинает снова действовать на нас, а мы опять обретаем привычную способность на него отвечать.
Сон определяется прежде всего взаимодействием между нами и миром извне, а не только тем, что происходит в глубине мозга, где миллиарды нейронов, пребывая в вечном мраке черепной коробки, усердно трудятся над расшифровкой и систематизацией потоков информации, которые приходят с помощью органов чувств.
В книге «Человек и его природа», которую Чарльз Шеррингтон составил по лекциям, прочитанным в Эдинбургском университете в 1937—1938 годах, есть пассаж, который поэтически описывает момент пробуждения: «Верхний слой коры мозга, где еще мгновение назад едва ли пробегала искра света, внезапно озаряется появлением ритмически мигающих и движущихся огней, спешащих туда и сюда. Мозг просыпается, а вместе с ним возвращается и разум. Это как если бы Млечный Путь вступил в некий космический танец, или это как волшебный ткацкий станок, на котором миллионы мигающих челноков плетут растворяющийся узор, неизменно значимый, но никогда не постоянный, состоящий из изменяющейся гармонии стежков». Сегодня мы знаем, что мозг активен во время сна и возникновение искр света — не более чем метафора.
Определить, что такое сон, непросто. Обычно его описание подразумевает простое исключение характеристик бодрствования. Например, сон — это состояние, которое связано с отсутствием движения и способности к осознанным ответам на внешние воздействия. А бодрствование в таком случае — наоборот. Но так ли это? Бодрствование определяется, во-первых, способностью получить и воспринять информацию, приходящую из окружения. Во-вторых, способностью на нее реагировать тем или иным способом: отвечать окружению, влиять, в свою очередь, на него, что обычно происходит через движение. Во сне такого не происходит. Подобные круговые описания не всегда помогают, но, увы, пока ничего лучшего в нашем распоряжении нет.
Британский поэт и философ Фредерик Майерс описал явление так называемого гипнопомпического состояния — характерного состояния сознания в момент пробуждения. Возможное возникновение в этот момент галлюцинаций, как считается, отражает попытки мозга «объяснить» и привести в гармонию два потока информации: исходящий изнутри (сродни воображению) и извне (сенсорное ощущение или перцепция), и разрешить возникающие между ними конфликты. Такого рода противоречия проявляется в явлении гипнического подергивания — характерного ощущения падения при засыпании, от которого человек мгновенно просыпается. Происхождение этого феномена неясно, но, возможно, оно связано с неодновременным засыпанием разных частей мозга: те области, которые отвечают за то, чтобы поддерживать тонус мышц, в некоторый момент перестают получать тормозящее влияние от других структур мозга или неправильно интерпретируют расслабление мышц, принимая его за опасность потери равновесия. В ответ мозг моментально воспроизводит процесс падения в воображении и формирует адекватную реакцию — его предотвратить. Устранить несуществующее падение. Время в этот момент как будто идет вспять. Падения еще не произошло в реальности, но ответ на него — пробуждение — уже сформирован.
Гипнические подергивания — это один из замечательных примеров явлений, относящихся ко сну, которыми можно с увлечением спекулировать, не зная конкретного и исчерпывающего ответа. Впрочем, так обычно и развивается наука, ведь «воображение предшествует познанию» — утверждал нобелевский лауреат, американский нейробиолог Ричард Аксель. А одним из путей познания является собственно движение — Максин Шитс-Джонстон, философ и автор книги «Первичность движения», развила знаменитый афоризм Сократа о познании себя: «Биологическая матрица, которая в своем эволюционном развитии восходит к проприоцепции» — осознанию собственного тела, ощущению его положения в пространстве и его перемещения.
Другой аспект, связанный с пробуждением, — инерция сна. Переход от сна к бодрствованию не происходит внезапно — это постепенный процесс, и мы сразу после пробуждения, как правило, чувствуем себя как-то необычно. Начальный период бодрствования обычно характеризуется пониженным уровнем внимания, некоторой дезориентацией во времени и пространстве — где я, который час? — и отчетливым субъективным ощущением «неполного бодрствования». Это состояние часто называют инерцией сна. Примечательно, что инерция сна — это не только и не просто «субъективное явление», она имеет четко обозначенную, впрочем, тоже недостаточно понятную, нейрофизиологическую основу. Ученые в лабораториях сразу после пробуждения испытуемых, в первые минуты их бодрствования, фиксировали характерные изменения в определенных частотных диапазонах электроэнцефалограммы, а также изменения в вызванных потенциалах мозга (тип активности, отражающий ответы мозга на внешнюю стимуляцию) и снижение когнитивных функций. Кстати, известно, что очень короткий дневной сон может быть намного более освежающим, чем продолжительный, по крайней мере на субъективном уровне. Одна из причин этому — именно инерция сна, которая не проявляется в значительной степени после его «поверхностных» стадий. Однако, если позволить сну продолжить развитие и добраться до своих глубоких стадий, то инерция сна может практически перечеркнуть всю пользу сна.
Так что же происходит в мозге после пробуждения? Недавние исследования на лабораторных грызунах позволили выяснить, что активность нейронов коры мозга немедленно после пробуждения несколько снижена. Иными словами, количество электрических разрядов (которые также называют нервными импульсами), которыми, как считается, нейроны обмениваются информацией, было на 15–20 % ниже в первые несколько минут после спонтанного выхода из сна по сравнению со средними значениями во время бодрствования. Более того, паттерн разрядов активности напоминал скорее активность мозга во сне, чем во время бодрствования. Иначе, с одной стороны, мышь уже проснулась, а с другой стороны — не совсем.
Как же внести бо́льшую ясность в вопрос: cпит ли еще мышь во время пробуждения или уже нет? Британский физик и астробиолог Пол Дэйвис в своей книге «Демон в машине» рассуждал о возможности разработать «датчик жизни», который можно было бы применять, чтобы определять, есть ли жизнь на удаленных планетах или нет. Впрочем, он сразу оговаривался, что вопрос о том, что такое жизнь, остается до сих пор открытым: «Конечно, датчика жизни пока не существует. Более того, еще предстоит выяснить, как такое устройство может работать в принципе. Что именно оно должно измерять? <…> Например, поговорим о сложности химического состава живых организмов. Мышь, которая только что умерла, по своей химической сложности едва ли уступает живой мыши. Однако, мы же не станем утверждать, что она еще жива на, скажем, 99,9%. Вовсе нет. Она просто мертва». К сожалению, все обстоит не так просто со сном. Судя по некоторым данным, немедленно после пробуждения мышь может быть в обоих состояниях — бодрствования и сна — одновременно. Впрочем, как и мы с вами!
Одновременное сосуществование бодрствования и сна наиболее выражено в случаях, когда мы вынужденно лишены сна и, наверняка, при определенных его нарушениях. Итальянский врач-нейрофизиолог Джузеппе Моруцци назвал такие состояния dormiveglia — «полусном» или «сном-бодрствованием», а известные американские ученые Марк Маховальд и Карлос Шенк ссылались на размытость границ при описании смешанных состояний между бодрствованием и сном. Во всяком случае, существующее тысячелетиями представление: мы либо бодрствуем, либо спим, без промежуточных состояний, — в некотором смысле, устарело.
Сама по себе точка зрения о том, что сон и бодрствование не взаимоисключающие состояния, не новая. Предположения о том, что во время сна спят только определенные мозговые центры, которые отвечают за сознание или сенсорное (чувственное) восприятие, — что мозг не спит полностью, — высказывались уже довольно давно. Мария Манассеина, одна из первых русских женщин-ученых, в частности, исследовавшая и сон, писала: «Ученые, признающие сон за остановку или диастолу мозговой деятельности, ошибаются, так как во время сна мозг вовсе не спит, не бездействует весь целиком, а засыпанию подвержены только те части его, которые составляют анатомическую основу, анатомический субстрат сознания. Сон — время отдохновения нашего сознания» . Упомянутый уже Моруцци уточнял, что «сон, в первую очередь, касается не всего головного мозга или даже неокортекса — его верхних слоев — но только тех нейронов или синапсов, которые во время бодрствования связаны с функциями мозга, отвечающими за сознательное поведение».
Мы смело засыпаем каждую ночь, не сомневаясь, что вернемся к бодрствующему состоянию следующим утром, и не задумываемся, почему и как мы вообще просыпаемся. Как в состоянии измененного, если не отсутствующего, сознания у нас получается отслеживать течение времени, чтобы поспать ровно нам причитающиеся семь или восемь часов? Удивительно, что прогресс в развитии новых технологий и методов для изучения мозга и приобретение новых знаний не столько приближает нас к пониманию природы сна, сколько открывает доселе неизвестные уровни сложности этого процесса.