Напомню известное пушкинское определение вдохновения:
"Вдохновение? - есть расположение души к живейшему принятию впечатлений, следственно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных. Вдохновение нужно в поэзии, как и в геометрии. Критик смешивает вдохновение с восторгом." Ссылка
Эти слова Пушкина интересны тем, что дают толчок к пониманию творцов, художников и их мастерства, а также позволяют точнее определить основные понятия, выведенные в заголовок. В том числе, и прежде всего, понятие сознания.
"Изменение сознания", о котором так много и часто говорится - это, примерно с середины 60-х годов ХХ века (думаю особенно после студенческой "психоделической" революции 1968), устойчивое выражение, которое всегда казалось мне принципиально неточным, и вводящим в заблуждение самим своим использованием. Это сочетание терминов ("изменение" и "сознание") УЖЕ несет в себе априорное решение проблемы, которую, на самом деле, только предстоит решить.
Так вот, "изменение сознание" в молодежных (условно говоря "молодежных", конечно) "психоделических" контектсах, это именно то, что Пушкин называет "восторгом", и что он считает скорее угрозой истинному вдохновению, о чем и спорит с Кюхельбеккером.
Итак, примем, что восторг это некое особое состояние, и оно "психоделическое", собственно наркотическое в широком смысле слова. И оно САМОДОСТАТОЧНО, самоценно, к нему можно стремиться ради него самого, не задумываясь о последствиях и других целях, и обычно именно так и делается. И делается это в основном не ради "изменения сознания", в этом выражении есть некоторое невольное (или вольное) лукавство, самообман, а ради забвения сознания.
Бодрствующее сознание восторгу, понятому как забвение и самозабвение, принципиально мешает. Почему это так, попытаемся разобраться, определив чуть позже, что такое сознание в строгом смысле.
Пока ясно, что Пушкин противопоставлял вдохновение восторгу. Причем понятно в каком смысле : для него важно то, что объединяет, а не отличает вдохновение поэта (читай художника, творца вообще) и вдохновение геометра (читай математика и физика). И это, объединяющее вот что: "быстрое соображение понятий", которое " способствует объяснению оных".
Здесь мы, благодаря движению мысли Пушкина, подходим к искомому определению сознания в строгом смысле слова. "Соображение понятий", и "объяснение оных", это не что иное, как понятийная рефлексия. А в основе понятийной рефлексии лежит рефлексия как таковая, то есть способность к метаязыковым построениям, метаязыковая функция языка (по Якобсону Ссылка ).
Эта метаязыковая функция ("как там тебя кличут?", "ну я же это и говорю!", "расскажу я сказку, что мне няня сказывала", и так далее) не есть нечто особенное для человека, для нее не нужны ни философские, ни методологические построения.
Метаязыковая функция это способность повседневного языка к рефлексивным высказываниям. Эту способность мы и назовем сознанием в строгом смысле.
Эта рефлексивность человеческих речей и есть та рефлексия, которая структурно, и ПОМИМО воли человека встроена в человеческий язык. Это и есть сознание в строгом смысле слова.
К чему я веду? К тому, что если мы вернемся к концепту "измененного сознания", то окажется, что это миф. Восторг и экстаз это одно, а способность сказать "я в экстазе", совершенно иное. Другими словами, пока человек жив и не в глубоком сне, пока он в состоянии рассказать о своем восторге изнутри своего восторга - его сознание в строгом смысле слова НЕ изменяется. Это то, что всегда с ним как способность ОСОЗНАВАНИЯ, называния чего бы то ни было, РЕЧИ О чем бы то ни было (как речи внешней, так и внутренней, компактной). Можно осознавать все что угодно - можно глубокую депрессию, можно психоделический экстаз. Сама рефлексия, само сознание (читай - язык как самореферентная струкутра) неизменно. Пока сознание действует оно просто есть, его невозможно "изменить", только погасить или уничтожить, когда оно так или иначе ( в смерти, или во сне) не исчезнет.
Культивирование бодрствующего сознания для творца, то есть художника-мастера вещь принципиально важная. Именно это культивирование (отсылка к культу, культуре, взращиванию злаков) приводит к специфическому и знакомому всем мастерам "раздвоению" сознания. Но это "раздвоение" на самом деле есть особый момент САМООБНАРУЖЕНИЯ того, как сознание действует. О таких моментах рассказывают поэты, композиторы, живописцы, актеры, великие певцы (знаменитый пример Шаляпина, когда он подмигивал зрителю во время полного погружения в роль в сцене смерти Годунова) и музыканты-исполнители, но и математики и великие физики. Это то самое, о чем Тютчев вслед за Пушкиным и в явном диалоге с ним писал:
"Ширококрылых вдохновений
Орлиный, дерзостный полет,
И в самом буйстве дерзновений
Змииной мудрости расчет."
А в резонансе с Пушкиным и Тютчевым Галактион Табидзе:
"Я - твой гений,
о Хаос!
Я - форма!
Я - твой властелин!"
(пер. В.Леоновича)