Аватар
Подписчик Сноба

Anna Bistroff

Синдром Стендаля, или Красота спасет мир

Впервые это случилось, когда мне было лет двенадцать: отец повел нас с братом в Пушкинский музей, чтобы вживую показать картины из альбома «Шедевры мировой живописи в музеях СССР». Этот альбом в черном коленкоровом переплете стоял на центральной полке нашего кустарного стеллажа. В то время мы жили на казенной квартире, и папа на скорую руку сколотил его сам. Альбом был достаточно дорог даже для его зарплаты старшего научного сотрудника (стоил около шести рублей), и то, что отец потратился на предмет не первой необходимости, о чем-то говорит. Фолиант открывался репродукцией «Портрета пожилого мужчины». Помню, как я разглядывала этот портрет, обводя пальцем характерный, с горбинкой, нос и скорбные надбровные дуги мужчины, умершего почти две тысячи лет назад. Отец (эрудит, увлеченец и первооткрыватель многих вещей в жизни своих детей) сказал, что картина относится к сонму фаюмских портретов – посмертных изображений людей, населявших местечко Фаюм в Египте. Эти изображения выполнялись в технике энкаустики – вида живописи, в которой связующим веществом для красок является расплавленный воск (к примеру, так написаны многие раннехристианские иконы). Уже в те ветхозаветные времена художники создавали полотна, отличавшиеся сочностью красок, глубиной образа и живоподобностью. Египтологи полагают, портреты рисовались при жизни человека на деревянных дощечках или ткани. После смерти тело бальзамировали, оборачивали погребальными пеленами и сверху клали изображение лица. Древние египтяне считали, что мумия – отдельная, самодостаточная сущность человека, и после специального ритуала отвержения уст и очей эта сущность обретает способность чувствовать, слышать, говорить, вкушать и так далее. Они верили, что в любой образ (плоскостное или скульптурное изображение живого существа) можно вдохнуть жизнь. Если впоследствии такое изображение повредить, пострадает и сам изображенный. Таким образом, для фаюмца величайшим из несчастий считалось уничтожение его мумии или надругательство над именем, начертанном на гробнице: это означало смерть вовеки. 
0

Не бойся, я не больно тебя убью

В выходные отпаивала шампанским подругу (назовём её Катей): вытаскивала из депрессии. Пили по весьма грустному поводу: её бросил возлюбленный. Ну как бросил... на самом деле, она сама от него ушла, но легче от этого не становилось. Катерина моложе меня на восемь лет, а бывший её саму – на десять: в общем-то, в сыновья мне годится. Встречались полгода: любовь была – словами не передать! И всё на моих глазах: мужик во всех отношениях – прям мечта, ну очень подходящий. Как оказалось, скорее преходящий... Перед самым Новым Годом Катя узнала, что он женат, и не просто так, а по самое некуда: старшему сыну четыре года, а ещё есть десятимесячные двойняшки (и это в тридцать с хвостиком: молодец парень!).  То есть всё это время он врал, и врал грамотно. Завёл два одинаковых айфона: один для жены, другой – для Катюхи. Та, грешным делом, пару раз «свой» телефон прошерстила... но нет: всё стерильно – только по работе. И вдруг такое... Она, конечно, как с небес на землю – рыдала в голос, а мужичок, слоняясь по Катькиной квартире в поисках своих вещичек, её же пытался обвинить: мол, взрослая женщина, знала, на что шла. А что там знать-то?! Мерзавец да и только. А он ей: ничего, ты сильная – справишься... такие, как ты, всегда справляются. И тут меня аж в жар бросило: всё это уже было. Со мной. Давно.        
0

Montana, или Все когда-нибудь бывает в первый раз

Не так давно одна уважаемая редакция обратилась ко мне с просьбой набросать текст по кое-какому поводу: мол, как это было впервые? Я написала... тема, кстати, сугубо материальная. Вроде как в июне материал увидит свет (большего сказать не могу — не смею выдавать чужие секреты). Меж тем это выуженное из недр воспоминание повлекло за собой цепочку других… и на пару дней я зависла в прошлом — эдак тридцатилетней давности. Известно, что наша память — не ксерокс и не фотоаппарат, а воспоминания — не фотокарточки, которые можно достать из архива в первозданном виде. Они не просто «выцветают»: каждый раз, вспоминая что-то, мы видоизменяем след в памяти, добавляя к нему новую ассоциацию или частично стирая прежнюю «запись». Память отражает события прошлого через призму дальнейшего опыта, таким образом «мадленки» М. Пруста  и его тезис о «неотягощенности памяти последующими событиями» (т. е. постоянстве воспоминаний) — не более чем фигура речи. Великого француза можно простить: тогда еще не знали о лимбической системе мозга и ее прихотях. При всем при этом мы продолжаем романтизировать прошлое, особенно нашу юность, молодость. Эти мои зарисовки относятся к очень короткому периоду — от 16 до 19 лет, и тем случаям, когда все было впервые: наверняка у каждого в памяти есть подобные оттиски. Эссе посвящается всем, кому за сорок.
0