Роуд-муви Ларисы

«Коня на скаку и в горящую избу… причем и то, и другое — неоднократно», — подумала я, глядя на вошедшую ко мне в кабинет женщину.

Возраст посетительницы не определялся никак. Тридцать восемь? Сорок пять? А может быть, далеко за пятьдесят?

Загорелое, обветренное лицо, короткая, современная, очень идущая ей стрижка, сильные руки с короткими, ухоженными ногтями, одета по-мужски… Цельная картинка не складывалась, и, признаюсь, я была заинтригована: зачем она пришла ко мне? Маленьких детей у нее как-то по возрасту не предполагалось. Проблемный подросток? Не может сама с ним справиться, пришла за психологическим советом? По виду она могла бы успешно работать воспитателем в Макаренковской коммуне для беспризорников, но когда речь идет о своих детях, всякое, конечно, бывает.

— Детей у меня нет, — сказала женщина. — И не было никогда.

Я вдруг увидела, что она очень сильно нервничает. Если не приглядываться, то ничего не заметно, в позе даже была некоторая вальяжность, но есть много мелких признаков, выдающих напряжение человека, и буквально все они у нее были. Видимо, привыкла скрывать свои чувства и умеет это делать.

— Я вас внимательно слушаю, — осторожно сказала я.

— Откуда ж мне начать? С конца или с начала? — спросила женщина.

— Откуда вам будет удобнее. Но если говорить обо мне, то я предпочитаю, чтобы в начале было начало, а в конце — конец. Мне так привычнее.

Она усмехнулась.

***

Лариса родилась в крошечном городке за Уралом, который еще в начале XIX века возник на месте прииска, ныне давно выработанного и закрытого. Вокруг городка была тайга. Подростковость девушки пришлась на перестройку. Оба родителя и все взрослое окружение перебивались случайными заработками, ругали судьбу и пили по-черному. В старшей школе не хватало половины учителей, ученики на уроках матерились и могли подраться, не выходя из класса.

— Меня спас случай. Как подросла, у меня аллергия на алкоголь открылась, — объяснила мне Лариса. — Стоило выпить хоть глоток — я сразу красными пятнами покрывалась и начинала хрипеть. Потому и выжила. Сверстников моих там сейчас уже почти никого в живых не осталось, а сверстницы… с ними по-разному получилось.

После девятого класса Лариса поступила в ПТУ. Там предлагали три специальности — повар, механик или парикмахер-визажист. Лариса выбрала последнее. Прямо с первого курса устроилась в недавно открывшуюся мужскую парикмахерскую на «должность» «подай-принеси-подмети». Мастерицы не скрывали секретов профессии, денег девочке не платили, но иногда перепадали чаевые от клиентов — на них она, прилежно откладывая, купила себе первую кожаную юбочку. Именно тогда неожиданно выяснилось, какие у юной Ларисы длинные ноги.

Когда в парикмахерской поменялся хозяин (была женщина, стал мужчина), он однажды сказал: да ты, Ларочка, вдесятеро больше могла бы зарабатывать.

— Как это? — удивилась девушка.

Хозяин объяснил. Лариса поразмыслила над его предложением и согласилась. Денег хотелось: с перестройкой в городке стали появляться невиданные прежде и очень привлекательные для молодой девушки вещи.

Лариса стала стричь клиентов на дому или в гостевом доме. Плюс сопутствующие услуги. Клиенты в основном были дальнобойщики (через городок проходила трасса федерального значения). Хозяина девушка «стригла» бесплатно. У него была жена, двое детей и всякие фантазии. У Ларисы тоже были фантазии: иногда после «сеанса» она в подробностях придумывала, как зарежет хозяина острой бритвой, и сама себя пугалась.

Лариса стала покупать модные вещи, косметику, следила за собой. Однажды, вернувшись с работы и оглядев родную квартиру, особенно грязную и неуютную после того, как к родителям приходили очередные гости-собутыльники, девушка сказала: ну вы бы хоть прибрались тут, что ли.

В ответ мать неожиданно вскочила и, пошатнувшись, отчеканила:

— Мы пусть свиньи, но честные люди, и всегда ими были, а ты — позор семьи, шлюха продажная и не отмоешься теперь никогда!

— Да! Именно так! — поддержал супругу отец Ларисы, стукнул кулаком по столу и громко икнул.

Осмысляла свое новое положение Лариса весьма оригинально — находила и читала книги, в которых героинями были проститутки. Даже в библиотеку для этого записалась. «Преступление и наказание», «Блистающие облака», «Дама с камелиями», «Яма», «Нана», «Унесенные ветром», «Таис Афинская» и даже «Одиннадцать минут» Пауло Коэльо… Прочитав «Доктора Живаго», стала называть себя Ларой. Дальнобойщики, которые были не прочь поговорить, очень удивлялись широте литературного кругозора провинциальной путаны.

А один из них однажды сказал так: слушай, Лара, ты девка странная, но интересная, а тут зачахнешь скоро и сдохнешь в своей тайге и болотах. Поехали лучше со мной — хоть страну поглядишь.

Лариса как будто давно ждала этих слов — собралась меньше чем за час. Мужик удивился и, кажется, даже испугался немного.

Дальше Лариса ездила по стране с дальнобойщиками несколько лет (сколько именно, она не сказала, а я не спросила). Когда первый раз попала в Москву и в Петербург, долго ходила по улицам, раскрыв рот. Первое время ей казалось очень странным и даже почти невероятным, что все это построили и устроили живые, реальные люди, вот точно такие, как те, среди которых она выросла и жила.

— Вам понравилось?

— Очень. Но я почти сразу поняла, что жить все время в таком городе не смогла бы, устала бы голову задирать. Вот вы смогли бы при случае в Эрмитаже поселиться?

— Пожалуй, нет, — подумав, ответила я.

— Ну и вот.

Различного рода мужчинам, которые проходили сквозь жизнь Ларисы, очень нравилось давать странноватой девушке разнообразные советы. Она их все внимательно слушала, так как прекрасно осознавала недостаточность своего образования. Опасность своей профессии тоже понимала и ощущала вполне — было три случая, когда она могла в прямом смысле пропасть, после одного из них месяц пролежала в больнице. Там же ей сказали, что детей у нее, скорее всего, не будет. Лариса обдумала это и почти не расстроилась — ни о каком «продолжении себя» она не помышляла. Считала, что на ней все это разумным образом и должно закончиться. После опасных инцидентов имела и носила с собой оружие и умела им пользоваться (этому тоже научили клиенты).

После месяца в провинциальной больнице, где делать было совершенно нечего — только думать обо всем, Лариса решила, что у нее должен быть какой-то план на дальнейшую жизнь, потому что «годы-то идут и нельзя же до конца вот так». Там же она, чуть-чуть оклемавшись и вспомнив раннюю юность, ходила по палатам с набором хирургических ножниц и зажимов на металлическом подносе и в охотку стригла всех больных, выздоравливающих и даже приходящих к ним родственников. Результаты все очень хвалили, а один продвинутый лежачий больной даже назвал стрижки «весьма креативными».

Из этого в конце концов и родился план. Несмотря на «перелетный» образ жизни, Лариса еще с детства была жадноватой, прижимистой и умела копить деньги. Осела на некоторое время в довольно большом городе при железной дороге. Сдала на права. Параллельно в дополнение к ПТУ последовательно закончила еще два курса — парикмахерские, где учили делать модные прически, и косметологические. Накопила на машину и купила вместительную «буханку». Оплатила ее полную переделку под свои нужды. Попрощалась с городом и отправилась в свое первое «настоящее» путешествие с весьма амбициозной целью — «посмотреть моря и океаны». Океаны имелись в виду Северный Ледовитый и Тихий, на Дальнем Востоке.

— Про семью вы вообще никогда не думали? Не было поводов?

— Думала. И поводы были. Три раза разные люди всерьез замуж звали. Один ну прямо очень настойчиво. И он мне в общем-то нравился. Думала. Но потом решила — не смогу. Только всех, включая себя, сделаю несчастными.

Поздней весной, летом и осенью Лариса в основном ехала по проселкам. Заезжала в деревни, останавливалась на главной площади, выставляла яркий рекламный щит и включала музыку. Открывалась «креативная парикмахерская и сопутствующие косметологические услуги». Особенно Лариса почему-то любила делать прически подросткам и старухам. Взбивала коки, выстригала лесенки, делала перманент, укладывала локоны и кудельки, подкрашивала седину в различные оттенки. Вечером бабушки устраивали общее чаепитие с сушками, переодевались из ватников и тренировочных штанов в яркие кофты, доставали сережки из старых шкатулок с палехской росписью и хвастались друг перед дружкой новыми прическами. Ларису на чаепитие тоже, разумеется, приглашали, она мало рассказывала, больше слушала.

На зиму Лариса снимала комнату каком-нибудь небольшом городе у воды. Работала мало, в основном читала книги и ездила с местными на зимнюю рыбалку (такое у нее было увлечение).

Мужчина, который звал ее замуж, сказал в сердцах о ее плане: да не выйдет у тебя ничего, изнасилуют тебя и прибьют в какой-нибудь тьмутаракани. «Пускай попробуют!» — ответила ему Лариса.

Но пророчества отвергнутой любви, кажется, увы, иногда сбываются.

Их было трое — и младшему, как потом выяснилось, еще не исполнилось 18. Они были и пьяны, и под каким-то дешевым кайфом, и решили, что одинокая женщина со своей парикмахерской, остановившаяся на ночь на их озере, — легкая добыча. Как потом говорили на суде: убивать мы не собирались, только позабавиться, а потом выкинуть ее и на машине покататься.

Лариса вырвалась, вырубила одного монтировкой, после чего два раза предупредила — и начала стрелять. Потом сама же привезла самого младшего в фельдшерский пункт. К утру он умер.

О случае писали в региональных газетах. У журналистов были разные позиции. На суде невеста погибшего рыдала о «неслучившейся» жизни, размазывая тушь по щекам. А мать юноши призналась, что он бил ее со своих 16 лет, требуя деньги на водку.

Ларисе дали шесть с половиной лет колонии. Отсидела она четыре.

Статьи из тех газет вырезала и вставила в рамки, как картины. Теперь, кроме рекламного щита и музыки, вывешивала на борта «буханки» еще и их. На всякий случай, чтобы знали, с кем имеют дело. Собравшихся очень впечатляло. Мужской клиентуры от этого в передвижной «креативной парикмахерской» парадоксальным образом прибавилось.

Когда Лариса познакомилась с Миленой, той было неполных 14 лет. Она стояла и голосовала на шоссе в дождь, в весьма диком месте. Очень удивилась, увидев за рулем остановившейся «буханки» женщину.

Жадно ела все подряд, не дожидаясь, пока Лариса сделает бутерброды, пила горячий чай из термоса, спросила «а водки нет? Мне бы согреться», на все вопросы врала безбожно, не заботясь о правдоподобии.

На второй день Лариса все-таки узнала, из какой деревни ее попутчица. Сказала: едем, там разберемся. В эту же ночь Милена ушла «в туалет» и сбежала. Лариса охрипла, кричавши, потом села в машину и поехала в деревню — выяснять обстоятельства жизни девушки.

Судьба Милены оказалась простой и трагичной. Обычная деревенская семья. С ссорами и драками. Однажды отец по пьяни (следователи решили, что случайно) убил мать. Проспавшись и осознав содеянное, покончил с собой. Трех детей распределили в разные детдома, так как младший был совсем маленький, а средняя девочка — глухая и, видимо, отстающая в развитии. Милена — старшая. Из детдома сбегала уже три раза. После ее видели неоднократно — промышляла проституцией на трассе. Жалко девчонку, пропадет, но что ж поделать, она всегда у них вольная была.

Близилась зима. Лариса решила отыскать Милену. Местные дороги она уже знала, как индеец родную прерию. Отыскала девочку спустя пару недель, предложила ей вместе перезимовать и подумать. Милена согласилась.

Оттаивала девочка медленно: молчала, на вопросы отвечала односложно, ела много, но не толстела и не росла. Лариса подумала: уж не глисты ли? Купила таблетки. Не помогло. По вечерам Лариса читала Милене вслух книги. Потом сказала: тебе вообще-то, получается, скоро уж паспорт надо получать. Но как?

Ближе к весне Милена заговорила: вы хорошая женщина, а я пропащая уже и сама за себя проживу. Христа ради прошу, возьмите к себе брата и сестру, или хоть одного из них, чтобы у них жизнь была, а я буду и возиться с ними, и деньги на них зарабатывать и вам отдавать. Сестра не дура совсем, у нас с ней свой язык жестов был, я его придумала. Она все понимает, и сама сказать может, но в детдоме-то его не знает никто, и она там дуреет. А брата из его детдома уже брали в семью, а потом обратно вернули, потому что он кусался как дикий зверь, но я-то знаю, отчего это, и со всем справлюсь.

Лариса все выслушала и твердо сказала «нет». Не нужны мне никакие маленькие дети, ни больные, ни здоровые. В тебе я увидела себя в юности, захотелось помочь. Это я, думаю, смогу, а дальше как знаешь. Понимаешь меня?

— Да, понимаю, — кивнула Милена. — Спасибо, что объяснили.

На следующий день она сбежала, прихватив с собой практически все наличные деньги, которые были у Ларисы, красную перламутровую помаду, самые дорогие ножницы и ее фирменный складной нож.

Лариса пожала плечами, пробурчала себе под нос что-то вроде «наше дело предложить» — и стала жить дальше.

Недавно она получила письмо из Питера. Милена поступила в некий приют из больницы и после неоднократных бесед с психологом назвала имя Ларисы. Письмо начиналось так: «Простите, если пишу не по адресу, но если вы вдруг действительно как-то заинтересованы в судьбе этой несчастной девочки…»

Лариса приехала в Петербург. Встретилась с Миленой. Девочке уже 15 лет. Она в ужасном состоянии и все время молчит. Какой-то прилагающийся к приюту психолог, поговорив с Ларисой, сказал: с вашими обстоятельствами об опеке даже не думайте.

— Если я сама решу, то сдвину там все, что нужно, и по местам расставлю, — уверила меня Лариса. — Но вот для себя-то решить. Надо оно мне?

— А у вас есть свой план? — спросила я.

— Что за план?

— На следующий этап вашей жизни. Океаны видели? — Лариса кивнула.

— А теперь?

— Надо подумать.

— Я вас не тороплю.

— Мне ее брат и сестра как не были, так и сейчас не нужны.

— Я понимаю. Брата теперь, скорее всего, уже усыновили. А вот глухая сестра, которая выглядит как умственно отсталая, но, по утверждению Милены, с сохранным интеллектом, — это матрешка. Одно в другом. Вы ведь поняли, что у Милены тоже был жизненный план?

— Какой?

— Вытащить младших. Если вы сейчас ей его вернете, то ваши вложения, скорее всего, пойдут дальше. Матрешка.

— Об этом я не подумала.

— И это же не навсегда. Пять лет? Шесть? Получить какую-нибудь специальность в училище?

— Да я сама могу ее научить!

— Диплом тоже нужен.

— Сказать ей сейчас, что мы все это делаем, чтобы она потом могла вытащить сестру?

— Приблизительно так. В ее собственной жизни пока, увы, не было и нет ничего такого, за что можно было бы так уж цепляться. А спасать кого-то для девочки 15 лет — как раз самое то.

— А мне, получается, осесть лет на пять, на шесть? По своему плану?

— Ну да.

— Но я в Питере не смогу.

— А вам и не нужно. Милена ведь тоже родом не из мегаполиса. Найдете, где вам обеим будет комфортно. И будет вся нужная инфраструктура. Но вы представляете, насколько сложной будет психологическая реабилитация Милены?

— Честно? Мне кажется, что если человеку дать в руки веник, поварешку и ножницы, то у него реабилитация очень ускоряется. Я сейчас думаю ее по части ногтей пустить.

— Простите?

— Маникюр освоить. Я этому не училась, а запрос в деревнях появился. У Милены, думаю, дело пойдет — пальцы ловкие и глаз острый.

Тут я окончательно поняла, что решение на самом деле уже принято.

Осталось только пожелать Ларисе успеха.

— План есть. Но дел впереди много.

— Да не то слово. Если Милена захочет поговорить, пока вы здесь, пусть приходит.

— Да мы вместе, если что, к вам придем.