Когда она села в самолет до Стамбула, ее звали Амина. Амина значит «чувствовать себя в безопасности». Кто-то даже говорил, что она стала Аминой еще в университете. Говорили, она совершила омовение на полу в своей комнате и прочитала шахаду. Это крошечная молитва. Если произнести ее вслух, можно сделаться мусульманкой.

Когда она оказалась в новостройке на окраине Стамбула, ее звали Нур. Это значит «свет». Вместе с ней в комнате находились шесть девушек и трое детей. Они сидели в хиджабах и не выпускали из рук мобильные телефоны. У каждой был свой роман в интернете. Нур тоже получала сообщения. Ей писали: «Маленькая моя. Где же ты?» Его звали Айрат, он находился в Сирии и воевал в стане «Исламского государства»*. Он писал: «Мне уже вараку на никях дали, а тебя все нет». Это значило, что стоит им оказаться вместе, они станут мужем и женой. Нур еще не знала, что жен у Айрата больше, чем игроков в бейсбольной команде.

Когда она была депортирована в Россию, ее звали Саша Иванова. Она стала посещать психоаналитика, пила антидепрессанты и поверить не могла в то, что с ней приключилось. Она почти не разговаривала. Она записалась в школу жестового языка и думала проводить экскурсии по Москве для глухонемых.

Пару раз в неделю к ней в дом приходили вполне себе обыкновенные люди в свитерах и рубашках. Они заходили в ее комнату, протягивали вполне себе обыкновенный мобильный телефон и запирали дверь. Они просили Сашу писать сообщения Айрату в Сирию. Они говорили: «Ты поможешь нам поймать его. Теперь никто не пострадает, девочка». И она писала, что любит его и хочет оказаться рядом.

Только потом Саша, она же Варвара, попросила маму Киру выйти с ней во двор. Она сказала ей: «Забери у меня телефон». Она сказала: «Я чувствую, что могу снова стать зависимой. Огради меня от интернета». И Кира забрала все средства связи.

Тогда же в их квартиру пришли с обыском и отправили девочку в следственный изолятор. А бывший вице-премьер предложил расстрелять ее: поставить у стенки, как пойманную шахидку, и пустить ей пулю в лоб. А Рамзан Кадыров предложил провести с ней воспитательную беседу. А в Национальном антитеррористическом комитете заявили, что переписка Карауловой с Айратом под присмотром ФСБ — это полная чепуха, что спецслужбы такой ерундой не занимаются.

В изоляторе Варваре, Амине, Нур или Саше исполнилось двадцать лет.

Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости
Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости

Айрат Львиное Сердце

История Варвары Карауловой похожа на детективный сериал. В день, когда она пропала, ее отец Павел опубликовал на своей странице в Facebook пост «Помогите найти дочь». Он писал, что по некоторым сведениям она может носить хиджаб и находиться в Турции. Пост расшарили двадцать тысяч человек. Через пару дней Караулову задержали на границе с Сирией и депортировали в Россию.

«Когда вы впервые увидели дочь?» — спрашиваю я Киру Караулову. Мы сидим в «Шоколаднице» около дома, где живет Кира, ее новый муж, их дочь и где раньше жила Варвара; Кира пьет белое вино. Кира расстроена, что в «Шоколаднице» нет глинтвейна.

«По прилету меня к ней не пустили, — говорит Кира. — Они все направились в ФСБ, — а потом выделяет каждый слог, — и о чем-то там договорились, о чем Павел не говорит до сих пор».

Павел Караулов — отец Варвары. Спутниковые каналы устроили реалити-шоу из его поездки в Турцию. Каждый день они снимали, как он ходит по Стамбулу и показывает фотографии дочери продавцам пахлавы, как садится в автобус, как плачет у консульства, как идет в мечеть, как пьет воду.

— Если бы ее папаша не навел этот шум в июне, — продолжает Кира, — думаю, вряд ли бы ее стали так картинно задерживать. Он же когда приехал, не вылезал со всех каналов с утра до вечера. Рассказывал о своих героических подвигах. Надо было ее привезти по-тихому и все. Я его прям умоляла так не делать.

— Мне кажется, он думал, если поднять шум, ее точно не задержат. И ее не задержали.

— А мне кажется, он просто пиарил себя, — говорит Кира. — Люди разные. А где он сейчас?

— Не знаю.

— Я понимаю, что вы не знаете. Просто в июне он не вылезал ни с одного телеканала. А где он сейчас?

Она говорит, что впервые увидела дочь в три часа утра на даче у Павла. Я спрашиваю: какой была Варвара, когда вы стали пытаться с ней заговорить? «Марья Искусница, знаете? Что воля, что неволя — мне все равно». Несколько недель Карауловы жили в квартире друзей, потому что у их подъезда дежурил десяток фургонов спутниковых телеканалов. «Я думала, так бывает только в кино, — говорит Кира. — Мне до сих пор кажется, что это все не с нами происходит».

То, что произошло с Варварой Карауловой, не укладывалось в обыкновенный план вербовки девушек для воинов «Исламского государства». Обычно от знакомства в сети до самолета в Стамбул проходила пара месяцев. Обычно в Стамбул летели вдовы с Северного Кавказа. Обычно они брали с собой малолетних детей или были беременны. Обычно их бывшие мужья погибали во время спецопераций.

Влюбиться в воина — это даже звучит романтично. Почти как влюбиться в Короля Артура или Ричарда Львиное Сердце. Потому что война — это очень мрачная вещь; красивой она бывает только в кино с Фрэнком Синатрой или Джоном Уэйном. В других случаях это просто бойня, где убивают тех, кто верит в идею.

Варвара Караулова обожала посещать уроки обществознания и отстаивала право планеты Плутон входить в солнечную систему на уроках физики. Айрат из ее компьютера был единственным человеком в Варвариной жизни, готовым ради идеи пойти на смерть. Они общались четыре года. И она очень его полюбила.

Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости
Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости

Другая Варя

Пять месяцев Варвара Караулова жила не своей жизнью.

Она лежала в психиатрической лечебнице, сдавала кровь, давала бесплатные уроки французского и учила язык жестов. Теперь ее звали по-другому, потому что любая московская семья примет у себя репетитора Александру Иванову, а одно упоминание о Варваре Карауловой напугало бы эту семью до чертиков.

«Она говорила мне, что жалеет о смене имени, — у Киры покрасневшее лицо; она держит бокал тремя пальцами. — Я сказала ей, что это как раз очень символично. Потому что вся эта история, которая сейчас происходит, она к Варе никакого отношения не имеет. Все происходит с Сашей».

А с Сашей происходит что-то невообразимое. Потому что она и вообразить не могла, что стоит ей сменить имя или отказаться от переписки с Айратом, как к ней в квартиру придут с обыском. Что в шесть часов утра десять мужчин в масках войдут к ней в дом, что мама разбудит ее словами: «Просыпайся, Варя, у нас гости», — и что все остальные их встречи будут возможны только в суде. Потому что ее снова будут подозревать в причастности к терроризму.

Проще говоря, ее выставят девочкой с психическими проблемами, готовой в любую секунду разлететься на части в московском метро.

Я спрашиваю у Киры: неужели вы не замечали перемены в настроении дочери до ее побега в Стамбул?

«Я списывала все на этот дурацкий философский факультет, — отвечает она. — А потом возраст этот, когда родители раздражают, когда их отторгают. Мне все говорили: “Да отстань ты от нее, перебесится и нормально”».

В интервью, которые Кира Караулова давала полгода назад, она постоянно вспоминает, что перед вылетом Варвара купила красивое нижнее белье, чулки и купальник. Она говорит: «С таким багажом едут на войну? Нет. С таким багажом едут к любимому мужчине».

— Вы винили себя в том, что произошло с дочкой?

— Все, что происходит с детьми, — вина родителей. Что тут еще обсуждать? Чья вина? Больше ничья. Я нашла для себя много ответов, на самом деле, — говорит Кира. — В девятнадцать лет вообще многие вещи по-другому видятся. Назло маме отморожу уши, например. Вот меня не будет, вам всем станет… — она водит по воздуху пальцем, как будто ругает ребенка.

— Вы хотите сказать, что ваша дочка вела себя как ребенок?

— Она все время просит передать ей молочный шоколад, — говорит Кира и улыбается, как будто ей что-то припомнилось. — Цветную капусту, но цветную капусту передавать нельзя. Но я добилась, я ей передала цветную капусту. Я договорилась с начальником СИЗО, я с ним специально договаривалась, я его этой капустой достала просто».

Я повторяю: «Вы хотите сказать, что ваша дочь вела себя как ребенок?»

Она не отвечает. Она рассказывает историю. Как-то раз они вместе с Варварой сидели на диване и смотрели глупый сериал по центральному каналу. И Кира спросила Варвару: «Неужели ты не думала о том, что мы с тобой никогда больше не сядем вместе и вот такие фильмы не посмотрим, и неужели у тебя сердце не щемило от этой мысли?» И Варвара ответила: «Я, конечно, об этом думала, и вот сейчас смотрю эти фильмы с удовольствием и понимаю, что я могла бы этого лишиться».

Потом они обнялись и расплакались. В последнее время им часто приходилось просто обниматься и плакать.

Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости
Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости

Телефон с ушами

Я написал первое письмо Варваре в январе. Оно вернулось обратно через неделю, карандашом на нем было написано: «Убыла». Это значило, что Варвару Караулову перевезли в Институт Сербского для прохождения психолого-психиатрической экспертизы. Если бы в институте признали, что Варвара не в себе, это могло означать, что в то время, когда она меняла веру, надевала хиджаб и садилась в самолет до Турции, она болела временным помешательством.

Я писал ей: «Наверно, грустно целыми днями сидеть в камере, когда живешь в пяти станциях метро от дома. Как ты, Варвара?» Я писал, что въезд в Москву перекрыли дальнобойщики, которые не могут терпеть поборы; писал, что валютные ипотечники перекрыли Тверскую-Ямскую, потому что отчаялись из-за курса нашего рубля; что няня отрубила голову ребенку и крутила ею у метро. Я писал: «Все заняты делом». Писал, что впредь буду присылать письма с новостями каждую неделю, потому что все люди любят читать новости; потому что новости убивают время. Я написал, что обязательно приду в марте на ее очередной судебный процесс, когда ее арест в очередной раз продлят на пару месяцев. «Я буду в цветастой кофте, как девчонка, ты сразу меня узнаешь».

***

«Сейчас она занимается математикой, — говорит Кира. — Я оправляю ей книги и буклеты. Она решает тригонометрические уравнения. Мы с адвокатом Сергеем веселимся, что цензор там сходит с ума и скоро сдаст ЕГЭ по математике».

Адвокат Сергей — это Сергей Бадамшин. Он неудобный адвокат, потому что берется за такие дела, о которых громко трубят по телеку, а потом стараются не вспоминать, потому что дела оказались надутыми. А по-простому — идиотскими. Он, например, защищал Светлану Давыдову из Вязьмы, которая тоже сидела в изоляторе «Лефортово», только за государственную измену, а дома ее ждали 7 детей.

Когда Сергей с Варварой познакомились, он спросил ее: «Неужели ты правда была так влюблена?»

— Правда, — ответила она.

— А если бы он был у пингвинов, ты бы тоже к нему поехала?

— Поехала бы, — ответила она. И Бадамшин понял, что девочку нужно спасать.

Он спросил Киру: «Когда вы рассчитываете увидеть дочь?» И она ответила: «Завтра». Потому что Кира Караулова думала, что это все недоразумение. Что эти люди просто ошиблись дверью. Что Коран и «Молитва мусульманина», которые они нашли у Варвары в комнате, — просто книжки, а не «неопровержимые доказательства преступления». Она думала, что такое происходит только в глупых сериалах про бандитов. Тогда же она поняла, что любому гражданину на всякий случай нужно иметь персонального адвоката. «Вы только столкнулись с этим, — сказал ей Сергей Бадамшин. — А я уже давно так живу».

— Десять человек в следственной группе, — говорит мне Кира. — Десять мужиков! И вот они ее там обрабатывают, — она наклоняется над своим телефоном и громко произносит, — серьезную такую преступницу!

— Вы говорите так, как будто вас слышат.

— Конечно, слышат, — отвечает Кира. — У нас весь дом напичкан техникой, — она глухо бьет ногтем по экрану телефона и продолжает: — Ну здравствуйте, товарищи!

Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости
Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости

Письмо из несвободы

Как-то раз в камеру к Варваре постучали. Это была небольшая женщина с крупными серьгами. Прежде они никогда не виделись и вряд ли могли бы узнать друг друга. Варвара любила футбольный клуб ЦСКА. Зоя Светова следила за соблюдением прав заключенных в изоляторах и колониях. Она сказала: «Привет Варвара, я — Зоя Светова, у тебя все в порядке?» И Зоя Светова стала появляться у нее в изоляторе «Лефортово». Тогда Варвара написала матери письмо. Она написала: «Работа Зои — это то, что мне нужно в этой жизни. Я хочу вернуться домой».

И Зоя рассказала Кире, что порядки в изоляторах особые. Что первые недели в камере с Варварой сидела та же женщина, что сидела и со Светланой Давыдовой. Таких женщин в изоляторе называют «кликушами». Они умеют долго болтать, но еще лучше умеют запоминать все, что слышат. Зоя рассказала, что следователь пообещал привести в изолятор Варварину собаку, если она подпишет несколько бумаг, и Варвара все подписала, потому что любила своего пса больше жизни.

А через месяц Варвару перевели в камеру из двух комнат. Там жила девушка, которую государство подозревало в шпионаже, там же жила девушка, проходящая по делу о крупной партии наркотиков. Варвара, которую государство подозревало в участии в террористической организации, жила вместе с ними. У них не было горячей воды. Они подружились.

«Она нашла подруг по несчастью», — говорит Кира.

***

Я получу первое письмо от Ивановой Александры Павловны за неделю до того, как Московский городской суд продлит ее задержание в «Лефортово» до конца мая.

Вот, что там будет написано:

«Не могу дословно вспомнить строчку из стихотворения, но звучит примерно так: “Чем эпоха интереснее для историка, тем для современника болезненнее”. Моя жизнь стала вот чересчур интересной. Но это я так…

Чем пахнет “несвобода”? Отсутствием запахов. Простых запахов повседневной жизни: цветов, бензина, жареного лука, метро. А здесь вокруг бетон и вареная еда. Не хватает этих мелочей порой.

А вчера вот к нам залетела муха. Было интересно за ней наблюдать. Нет, не потому, что тут настолько нечем заняться, а просто движущийся элемент живой природы.

На улице теплеет, весна. Это для многих тяжелое и неприятное время: авитаминоз, болезни, слякоть. А я весну люблю. Рождение, цикл жизни закручивается заново. Все народы находили это время священным, что христианство так и не смогло искоренить.

И знаете, сколько бы я не убеждала себя в том, что неважно, что думают другие, это не так. И мне ужасно понимать, что меня боятся. А я знаю, что это правда.

Варя».

В клетке

Варвара Караулова училась в средней школе, когда между девятым и десятым классом ее вызвали на педсовет и спросили: «Будем идти на золотую медаль, девочка?» Варвара получала удовольствие от учебы. Школьный психолог называл ее «человек в себе». И Варвара ответила, что будет идти на медаль, потому что отличников приглашают в Кремль и с ними встречается президент. «У меня есть для него пара вопросов», — сказала она.

С президентом Варвара Караулова, конечно, не встретилась. Но он точно о ней слышал. Потому что 28 октября прошлого года по центральным каналам страны вышел сюжет о девочке, которая сменила имя, продолжала переписку с сирийским вербовщиком, хранила в комнате экстремистскую литературу и планировала побег на Восток. В нем напоминали, что над Синаем потерпел крушение пассажирский самолет. В нем напоминали, что российские войска в Сирии воюют за свободу и территориальную целостность. В нем напоминали, что Айрат, вербовщик Варвары Карауловой, воюет в стане «Исламского государства» и убивает русских солдат.

Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости
Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости

***

В последний раз на суде Караулову было не узнать. Обычно она прятала лицо под капюшоном и не смотрела в зал. Кажется, ей было стыдно. Теперь в клетке сидела двадцатилетняя девочка с каштановой косой, заплетенной вокруг головы. Она улыбалась и просила маму передать цветную капусту, прежде чем снова исчезла в коридорах суда.

«Я тебя высматривала на судебном заседании в марте, — написала она в письме. — В кофтах с цветочками были только две барышни. Я немного обиделась». Когда Варвару судили, у меня были другие заботы, я писал текст об очереди на Цветном бульваре для московского интернет-портала. Я не ожидал, что ее снова не выпустят домой. Что Киру Караулову выведут из зала суда за то, что она разговаривала с дочерью. Что юрист из Европейского суда по правам человека посмотрит на нее и скажет: «А за что она здесь?»

А она потом напишет:

«Когда я просыпаюсь, первая моя мысль: “Ах да, я в “Лефортово”, — хотя в течение дня мне кажется, что я тут чуть ли не всю жизнь. Почему-то даже солнце не желает сюда заглядывать. Помню, в детстве мы спорили, какого цвета Солнце: желтое, красное или оранжевое. А все-таки оно белое, по крайней мере с Земли. А когда ты, Вадим, наблюдал Солнце в последний раз? И часто ли ты просто лишний раз поднимаешь голову к небу?»

Читайте вторую часть:

___________

* Террористическая организация, запрещенная в России.