Русские прощаются с генной инженерией
Когда Александр Зиновьев опубликовал в 1976 году книжку «Зияющие высоты», это название выглядело как чертовски остроумный каламбур. Спустя четыре десятилетия обнаруживать себя в авангарде деградации стало для обитателей РФ столь же привычно, сколь и несмешно. Поэтому сенсационная новость о полном запрете ГМО на 1/8 части суши резонирует как-то вяло.
И нам, конечно, хотелось бы добавить резонанса, но в душе тоже что-то надломилось: хотите вы этого или нет, но душа — категория социальная и разлагается параллельно с обществом. Не припрятано у нас за щекой никакого звонкого парадокса, чтобы читатель прочел его и охнул: «Вот ведь кретины!» Но обстоятельства обязывают все же как-то прокомментировать новость.
О вредности и полезности ГМО писано много, в том числе и на наших страницах. Когда пресловутый закон еще только вносился на обсуждение, мы откликнулись на это заметкой, где кратко поговорили об основных пунктах. Сейчас вспомним лишь о трех важных моментах.
1. Закон запрещает выращивание генетически модифицированных растений и животных (например, картошки, устойчивой к колорадскому жуку) в России. При этом его формулировки довольно обтекаемы в том, что касается импорта и продажи продуктов, изготовленных на основе ГМО. Таким образом, если кто-то переживал о том, как мы сможем отказаться от всех продуктов из сои (3/4 этой культуры в мире генетически модифицированы) или, к примеру, от сока из папайи, — не беспокойтесь: российские власти, наученные собственным горьким опытом, оставляют лазейки, чтобы даже самый громкий законодательный акт не привел к немедленному параличу экономики. А действовал бы постепенно.
2. Закон не говорит о «генетически модифицированных организмах», а специально оговаривает, что речь идет только о растениях и животных. Интересный вопрос: подпадают ли под него люди? Можно ли выращивать в России детей, подвергшихся генотерапии? Это, конечно, софистический вопрос: разумеется, детей надо выращивать где-то в другом месте. Кстати, об опытах по генной терапии в США замечательно рассказала недавно Ольга Гольдфарб, а мы читали и думали: «Вот ведь что в мире-то делается». Но, повторяю, ввиду отсутствия в России генотерапевтических исследований это все скорее праздная игра ума.
Интереснее другой вопрос: под действие закона уж точно не подпадают генетически модифицированные микроорганизмы (бактерии, грибы, дрожжи). В принципе, людям, считающим, что ГМО вредны, уже ничто не мешает думать, будто бактерии — выдумка атеистов: семь бед — один ответ. Однако следует осторожно отметить, что именно микроорганизмы были исторически первым и до сих пор являются основным объектом генно-инженерных манипуляций. Предотвратить их утечку в окружающую среду практически невозможно (в отличие от мифического «перекрестного опыления» с участием ГМ-растений, которое то ли кто-то когда-то видел, то ли померещилось). С огорчением сообщаем невежественным мракобесам: они все равно проглотят генетически модифицированного монстра, это только вопрос времени. Это могут быть, например, пивные дрожжи, или грибок — производитель бета-галактозидазы, который делает молочную сыворотку более съедобной для телят, или даже — если повезет — сбежавшая с завода бактерия — продуцент человеческого инсулина. Генетически модифицированные организмы уже окружили вас со всех сторон, вы обречены.
Хорошие новости состоят в том, что 10 млн российских диабетиков не останутся без инсулина (да-да, весь человеческий инсулин производят ГМО). В противном случае пришлось бы вернуться в середину ХХ века и заменять человеческий инсулин свиным («Скажите пожалуйста, я не стану от этого свиньей? Хи-хи!»). Плохие новости в том, что инсулинового производства в России по существу нет, инсулин импортируется (см. пункт 1). Да-да, мы еще помним, как кто-то кому-то что-то поручил запустить к 2016 году, но оно пока почему-то не запускается.
И вот тут мы плавно переходим к третьему пункту.
3. Закон удивительным образом вовсе не запрещает выращивать ГМО с исследовательской целью. Удивительно здесь вот что: зачем исследовать то, чего нету? С советских времен мы как-то привыкли, что в любом научном исследовании есть некий символический раздел о «внедрении». А в мировой научной практике он и вовсе не символический: в заявке на научный грант непременно надо написать, какой именно пользы следует ждать человечеству от планируемой работы. Тем временем наш закон прямо предлагает исследовать нечто, не имеющее практической ценности. Наделаем генно-инженерных сортов и заложим их в хранилище под семью запорами. Будем растить козочек, дающих лактоферриновое молочко, но тщательно следить, чтобы не капли того молочка не попало к деткам. Как это объяснить?
Один вариант объяснения: авторы закона просто плохо представляют себе, как функционирует наука. Возможно, им представляется, что ученые получают продуктовый паек и в благодарность за это двигают прогресс кто как умеет. Делают открытия и сваливают в ящик, чтобы ответственные дяди из Ростехнологий потом когда-нибудь могли там порыться. Разумеется, отчасти так оно и есть: уже много-премного лет российская молекулярная биология и генная инженерия не породила ничего, что было бы серьезно востребовано экономикой ее страны. Но досадный атавизм, требующий от ученых думать о практическом применении своей работы хотя бы теоретически, все еще существует. И конечно, принятие нашего замечательного закона означает конец исследований по генной инженерии растений и животных.
Авторов этих исследований ждут в других странах мира, они не пропадут. Самые бездарные пристроятся в органы государственного контроля: бегать по полям с PCR-машинкой и следить, чтобы бабушка не пустила на посадку фитофтороустойчивую картошку из Европы или египетскую бульбу, вооруженную для борьбы с мотыльком, который у нас даже и не водится. Но в целом, мне кажется, генная инженерия растений и животных на территории России может подводить итоги своего недолгого и не слишком плодотворного существования. Выражаю соболезнование своим бывшим коллегам, посвятившим себя этой сфере деятельности.
Но у нас есть и другое объяснение. Возможно, законодатель и сам прекрасно понимает: рано или поздно морок развеется, на российских полях заколосится генно-инженерная репа, и вот тут-то из хранилищ появятся все наработки наших биологов на зависть Западу: «Думаете, мы отстали от вас на века? А вот и нет! Мы притворялись! Опять всех переиграли!» Вера российской государственности в свою историческую обреченность, конечно, имеет под собой все основания. Но все же, кажется, это первый раз, когда она зафиксирована в официальном законодательном акте страны.
Будем надеяться, что именно это второе объяснение и окажется правильным. Генно-инженерная наука по-прежнему будет получать финансирование и благополучно дотянет до того дня, когда статус мирового лидера интеллектуальной деградации и мракобесия перестанет казаться моим соотечественникам почетным. Я бы тоже хотел дотянуть до этого дня. Но что-то пока мало обнадеживающих знаков.
Справедливости ради отметим, что точка зрения противников ГМО, освобожденная от самых невежественных проявлений мракобесия, представлена в прекрасной заметке Бориса Акимова. На наш взгляд, она сводится к тому, что современные технологии означают конец патриархальной экономики, и будь я проклят, если в этом есть сенсация. Но возможно читатель найдет в этой заметке нечто большее.