Вадим Рутковский: Святая чепуха. Канский фестиваль стал Московским международным
Мечты сбываются
Всегда мечтал побывать на Канском фестивале — том, что с одной буквой «н» в названии, ибо проводится не в Канне, а в сибирском Канске на энтузиазме команды продюсера и режиссера Андрея Сильвестрова, одного из крестных отцов объединения «Сине Фантом» (и при поддержке Фонда Михаила Прохорова). Родившийся как шутка (будет у нас свой Канский), фестиваль стал вполне серьезным (в смысле авторитетным, но никак не занудно-протокольным) событием в экспериментальном, новаторском и во всех отношениях свободном кино. С международным конкурсом и оригинальным главным призом — Золотым пальмовым секатором. До Канска я так и не добрался, но мечта неожиданно сбылась: 15-й фестиваль перебрался в «Октябрь», главную киноплощадку столицы, и превратился в ММКФ (еще одна удачная шутка) — Московский Международный Канский фестиваль. Получилось дико интересно и весело, почти как в 1990-е, о которых напоминает и обаятельный бардак выставки видеоарта Untitleology, разместившейся в прежде скрытом от посторонних глаз пространстве «Октября» (окруженный новогодними елочками монитор, в котором художник Исаева на фоне искаженной видеоработы AES+F поет в караоке «Гражданскую оборону», смотрит в окна на Новый Арбат, — красота ведь!), и буйное соитие кино и перформанса. Такие вещи вообще редко случаются в кинозалах; темные «храмы искусства» не расположены к инвазии чужеродных видов с планеты Contemporary Art. А тут вваливаются веселые люди и что-то такое творят: я вспомнил все те же блаженные 1990-е с кинопоказами петербургских некрореалистов в воронежской «Юности», когда Юфит и Ко устраивали на сцене дикие вещи, конгениальные экранному «мочебуйному» безумию. Правда, не без накладок. В конкурсе — 22 короткометражных фильма, и показ одного из них — «Возвращения куршского пилота» Петра Жукова — должен был превратиться в перформанс с участием двух видеомагнитофонов и звуковой партитуры композитора Кирилла Широкова. Но связать «видики» друг с другом и более современной техникой с первого раза не вышло — все, может быть, состоится сегодня. Зато без сбоев прошел придуманный Сильвестровым глобальный перформанс церемонии открытия — с пластическими этюдами объединения «Соль», хорами, электронными шумами композиторов Андрея Ульянова и Феликса Микенского и пленочной проекцией «Андалузского пса» Бунюэля и Дали на гигантском экране Первого зала «Октября» (за что спасибо Александру Зенину, благодаря которому в том же зале в начале года с пленки показывали Тарантино). Сюрреализм стал былью в Москве 2016-го — мне, честно говоря, и не снилось.
Россия как сон
Это название фильма открытия, возможно, самого странного и демократичного «омнибуса», «альманаха», к работе над которым приложили руку все желающие гости и участники прошлогоднего Канского фестиваля, а внятно структурировали коллективное творчество автор идеи Сильвестров и Даниил Зинченко (о его «сольном» кинопроекте «Эликсир» — здесь). В этом многоголосом сне — десятки непохожих эпизодов, среди которых есть проходные, есть уморительные, а есть гениальные, например, те, где жители Канска экспромтом сочиняют фантазийные монологи о собственной смерти.
