Миндаугас Карбаускис поставил спектакль «Ничья длится мгновение»
Этот театр Карбаускис выбрал по нескольким причинам, в том числе из-за актеров, которые поразили его еще в «Береге утопии» Стоппарда своей сплоченностью. Дмитрий Кривощапов, Нелли Уварова, Илья Исаев, Дарья Семенова, Александр Доронин и другие — это «ансамбль, который нужно обязательно увидеть, почувствовать, как они вместе дышат», рассказывает он.
Но, несмотря на доверительные отношения с актерами, Карбаускис все равно не дает им полной свободы: «Чтобы появился ансамбль, нужен знаменатель, один человек, в которого верят, — режиссер. Если каждый верит в себя, то ансамбля никогда не будет».
Карбаускис начал работать над спектаклем сразу по прочтении книги — всего четыре месяца назад он сделал в блокноте первые наброски декораций. Потом приступил к инсценировке, сократив роман в три раза. Что оставить, а что убрать, решал уже в процессе работы.
Действие происходит в литовском гетто в семье портного Авраама Липмана. Его дети по очереди рассказывают свои истории — с разным сюжетом и не похожими друг на друга развязками. «Эта история не только про гетто, а в первую очередь про выбор, про поступок как итог этого выбора. Это история обстоятельств и поступков», — считает режиссер.
Главный выбор должен сделать семнадцатилетний cын Авраама Исаак. Он играет с немецким офицером Адольфом Шонгером в шахматы. На кон поставлена жизнь всего гетто и самого Исаака. Если Исаак проиграет, все погибнут, а его оставят в живых. Если выиграет, выживут все, кроме него. Но есть еще один, почти невозможный вариант — ничья: «тогда все будут довольны». Что выберет Исаак, зритель будет гадать до конца. «Этот спектакль для того, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них», — говорит Карбаускис.
Кроме сюжетной линии, связанной с шахматами, и общей линии семейства Авраама, есть еще одна — любовная. В самом начале Исаак знакомится с девушкой, которая живет на другом конце гетто. Он еще не знает ее имени и называет Бузей. Но Бузя так ни разу не появляется на сцене. «Почему?» — спрашиваю Карбаускиса. «Понимаешь, Бузя — это что-то внутреннее у Исаака, это же его Бузя, его история. Если ты веришь Исааку, то она есть. Если мы ее покажем, то зритель засомневается, начнет сравнивать. Это зона интимности, которую надо было выдержать, не материализовав этот образ. И потом не столько Бузя важна, сколько тема любви».
