Как начинался скандал

Некоторое время тому назад cайт Openspace.ru, посвященный современной культуре, обратил внимание общественности на то, что в шорт-лист премии Кандинского вошел художник Алексей Беляев, исповедующий евразийские взгляды, сподвижник Александра Дугина и член его политического движения. Так был поднят вопрос о том, что номинация художника, придерживающегося ультрарадикальных правых идей, приводит к легитимизации и его политических взглядов. Это и стало предметом конфликта между OpenSpace.ru и журналом «Артхроника». То есть мы имеем дело с конфликтом двух структур. С одной стороны, это издание,  программно отождествляющее искусство с индустрией досуга и роскоши, то есть «Артхроника», которая как раз и учредила премию Кандинского. С другой стороны, мы имеем дело с интернет-ресурсом, представляющим умонастроения либеральной интеллигенции. Причем его редактор, Екатерина Деготь, является бессменным председателем другой художественной премии — «Черный квадрат», несколько померкнувшей в лучах премии Кандинского.

О буржуазном индивидуализме

После присуждения премии Беляеву Екатерина Деготь написала прочувствованный памфлет в жанре «Не могу молчать, или Я обвиняю». Текст этот — безусловно яркий и прекрасно изложенный, так как писал его яркий и талантливый человек. Со многим из того, что в нем утверждалось, трудно не согласиться, а вложенная в него взволнованность автора  невольно передавалась и читателю. Испытал на себе.

Однако за несколько дней до этого — а с этого, собственно, и началась вся история — на этом же сайте был опубликован другой материал, стенограмма организованной Деготь встречи группы московских арт-журналистов (кажется, так сейчас принято называть этих людей), которые так или иначе, почти в полном составе побывали членами жюри премии «Черный квадрат». Это жюри собралось, однако, обсуждать не свою премию, а чужую, так как целью встречи было предугадать ожидавшийся шорт-лист премии Кандинского. Они сидели, листали каталог, выпивали (как следовало из текста стенограммы) и очень едко на трех страницах «опускали» художников, причем выражения типа «это полный пиздец» были одними из наиболее ходовых профессиональных критериев оценки автора. Отсюда возникает странное противоречие: когда сайт публикует прочувствованный антифашистский памфлет, то получается, что он адресован, в частности, тем людям, которых за несколько дней до этого опустили в материале этого же сайта. А ведь реальным барьером любому фашизму является как раз сообщество, которое строится на взаимном уважении и признании прав других. 

Еще одна деталь: в тексте яркого памфлета Деготь рефреном проходит фраза «я — индивидуалист». Но ведь из истории XX века мы знаем, что именно буржуазный либерализм всегда рождает фашизм. Это азбучная истина. Фашизм и индивидуализм — два сапога пара.

Медийная власть

Здесь важно вообще понять, почему мы придаем такое значение институту премии. Ну есть, предположим, какие-то люди, которые решили какого-нибудь художника ублажить. Но почему мы к этому событию так серьезно относимся? Мы не должны попадаться на удочку этой медийной власти и контроля за общественным мнением.

На самом деле, то, что нужно было бы делать, — это способствовать формированию более сложной инфраструктуры в культуре и обществе, формированию пространств, где бы консолидировалось и воспроизводилось экспертное сообщество, экспертная среда. А пока Борис Орлов, общепризнанный  классик современного искусства, выступает вместе с достаточно молодым Беляевым, и при этом у него даже нет каталога его творчества. Есть премия, которая выдает 40 тысяч в карман, но нет никаких фондов, никаких программ, которые инвестировали бы каталоги художников, серьезные издания по современному искусству. Образовательная система остается нищей, профессора, преподающие историю искусства, получают копейки, нет тех, кто поощрял бы работу молодых кураторов или закупки музеями предметов искусства. Проблема связана с социальным вакуумом. И с одной стороны, мы видим медийные войны, а с другой — полная социальная пустота. И это чревато самыми непредвиденными социальными и политическими последствиями. Поэтому, если достойно реагировать в этой ситуации, все те, кто считает, что премия Беляеву — это опасный симптом, должны не просто стремиться дать премию какому-то другому художнику, а создавать некое насыщенное сложноорганизованное пространство культуры, которое все бы правильно амортизировало.

Однако в скандале вокруг премии есть интересный новый симптом. Раз медийные войны начинаются, это уже говорит о том, что инфраструктурно ситуация стала сложнее. До скандала вся эта группа журналистов представляла единую массу, которая перетасовывалась из одного издания в другое,  они были единым планктоном, а сейчас они поделились на кланы. В результате мы уже имеем дело с более многомерной ситуацией, в которой можем выбирать из разных составляющих. Для многих, да и для меня в том числе, несравненно симпатичней OpenSpace, в силу его более высокой профессиональности, его желания противостоять этому жлобскому гламуру, который все время цинично пропагандирует «Артхроника».

Искусство и политика едины

Крайне симптоматично и то, что в своем противостоянии разные медиальные кланы начинают апеллировать к этическим и политическим аргументам. Это еще совсем недавно было невозможно. И здесь я согласен с Дмитрием Ханкиным — времена действительно меняются. Только я имею в виду то, что теперь становится все труднее просто играть с политическими идеями, теперь становится необходимым оправдывать свои действия политически и этически. И мне кажется, это хорошо. Поэтому я солидарен с теми, кто протестовал на улице в пикете. И поэтому у меня вызывает недоумение срыв Гутова. Если человек считает, что решение о первой премии является политически реакционным, то надо было выйти из премии еще раньше. А не сидеть рядом с олигархами, с прессой, с Мариной Абрамович и ей на ушко нашептывать, что один из номинантов — фашист. А потом возмущаться. Он должен был снять свои работы, этим самым привести премию в кризис, лишить ее легитимности, создать яркий общественный прецедент. При этом я не считаю Беляева фашистом, но для формирования у нас культуры такой прецедент был бы очень важен.

 

Об Алексее Беляеве-Гинтовте

Во-первых, мы должны иметь в виду, что Алексей Беляев — прежде всего художник. И художник талантливый. Это безусловно. Это, насколько я понимаю, не отрицает и Openspace.ru.

Во-вторых, я считаю, что политические взгляды художника отражаются в его творчестве, а в случае Беляева это предъявлено совершенно программно. Достаточно просто посмотреть названия его работ, за которые он получил первую премию. Мы вполне можем назвать художников с «левыми» взглядами, которые отражают эту позицию в своем искусстве. А в лице Беляева мы можем видеть и другую позицию. То есть нет никакой автономии искусства от политической жизни. Эта позиция отделения искусства от политики, на мой взгляд, умаляет искусство, ведет его к чему-то романтически возвышенному, а реально низводит до рыночного объекта. Нет, мы должны иметь в виду, что искусство — это часть общекультурной общественной динамики, это форма самопознания себя человечеством, обществом. Поэтому тут никуда не денешься, у Алексея Беляева есть такие взгляды, какие есть, и с этим мы должны считаться.

Третий момент связан с тем, что если уж вести на территории искусства политическую дискуссию, то нужно себе отдать отчет, что евразийство — это не есть фашизм, хоть это и система взглядов, не очень близкая демократии, конечно.

И есть четвертый момент. Когда мы имеем дело с художником, который апеллирует к определенным радикальным идеям, очень важно понимать, в каких отношениях с этими идеями художник пребывает. Потому что есть традиция, когда художник «разыгрывает» сторонника каких-то радикальных идей, не будучи к ним по большому счету причастным. Это имеет целую традицию в европейской и русской культуре. Это и Курехин, в частности, и Тимур Новиков, которые начали диалог, кстати, с тем же Дугиным. Алексей Беляев, собственно, тоже вышел из этой традиции. И важно понять, действительно ли это прямое отождествление себя с идеями или манипулирование ими.

Я хочу отчасти защитить художника или, по крайней мере, вывести его из-под прямого удара. Мы знаем Комара и Меламида, которые манипулировали советскими лозунгами, не будучи художниками режима. Это важная презумпция.

Но мы должны отдавать себе отчет, что если некая премия делает художника первым, то она, безусловно, легитимизирует его и как общественную фигуру. И члены жюри несут за это ответственность. Можно написать большую монографию о художнике, признать его в академических кругах, но давать премию — это совсем другое, это общественное признание. И я считаю, что было бы нормально, если бы члены жюри следовали такой логике. То есть нельзя сказать, что искусство — вне политики. Зная Беляева и все этапы его творчества, я полагаю, что он скорее манипулирует идеями.

 

 

Я игнорирую

Мне во всей этой истории не понравилась больше всего фраза Николая Молока о том, что идеи Алексея Беляева отвечают нашим главным сегодняшним задачам государственного строительства. То есть он исходил из того, что Беляев абсолютно адекватен этим праворадикальным идеям, а эти идеи отвечают «Путину—Медеведеву», и, соответственно, мы все должны им следовать. То есть это политическое кредо одного из основателей премии. С этой позицией мне трудно согласиться, и отчасти поэтому я на церемонию присуждения премии не пошел.

 

Жюри припечатали

И знаете, есть еще один интересный момент. Та война, которую начал OpenSpace, поставила членов жюри в нелепую ситуацию с того момента, когда им сказали, что они поставили в шорт-лист фашиста. Ведь премии предлагают обществу очень примитивные суждения. Например, что лучший художник — это Осмоловский или Диана Мачулина. Да не лучшие они, все намного сложнее.

Премия — это часть медийной культуры. И сами медиа больше всего любят скандалы, после которых жюри приходится принимать примитивные решения. Либо ты даешь премию Гутову и Орлову, и тогда ты испугался давления общественного мнения. Или же ты даешь Беляеву, но как бы назло. В то же время и Боровский, и Бобринская — очень серьезные люди и профессионалы. Они способны к более тонким и взвешенным решениям. Но они загнаны в очень примитивный коридор, в ситуацию «аут-аут». То есть жюри припечатали, и оно могло сделать только резкие движения в одну или в другую сторону. Ситуация с премиями опримитивляет все связанное с культурой, и это может быть политически опасно.

Этот опримитивляющий эффект медийных войн воздействует и на общественное мнение, и на само общество. Так, после присуждения премии Беляеву OpenSpace констатировал: раз премия Кандинского — это премия олигархического капитала, то, следовательно, подобное решение жюри суть симптом, что симпатии правящего экономического класса склоняются к правому консерватизму. Но ведь по сути это не так. Работа жюри определялась несравненно более комплексной динамикой. Более того, как стало известно, председатель жюри Шалва Бреус, которого формально и можно счесть представителем капитала, отдал свои два голоса Борису Орлову (к слову замечу, я бы никогда не вошел в состав жюри, где председательствует непрофессионал и обладает двумя голосами). Однако OpenSpace сделал уже выбор за правящий класс и пытается убедить в этом общественное мнение. И может статься, как это ни парадоксально, что если такая точка зрения — в силу совокупности самых разных обстоятельств, а не только этого мелкого скандала — в общественном мнении восторжествует, то правящий класс под воздействием медиа действительно сочтет, что он такой выбор сделал.

Все это для меня еще один аргумент, что создавать надо не премии, а сообщество и экспертную среду. Общественное мнение надо создавать не медийными войнами, а диалогом экспертной среды внутри себя и ее диалогом с обществом.