В Ирак с топором
В апреле 2002 года Мария Шадрова, которой тогда было 23 года, пришла на призывной пункт в Миннеаполисе (штат Миннесота) и вступила в американскую армию. Через год, став специалистом по ядерному и биологическому оружию, Мария и ее коллеги были направлены в Ирак вслед за морскими пехотинцами.
«Когда мы прибыли, температура не опускалась ниже 37 градусов. Пейзаж был всех оттенков коричневого, без каких-либо растений. Без перчаток невозможно было ни до чего дотронуться, в воздухе ни единого дуновения ветерка», — вспоминает Мария.
Она выросла в Москве, окончила общеобразовательную школу и всегда была очень яркой девушкой. Еще будучи школьницей, встретила любовь своей жизни и уехала с ним в Америку. Однако идиллическая любовь внезапно закончилась разводом. И после развода нужно было решить, что делать дальше. По словам самой Марии, выбор был невелик. Можно было вернуться в Москву или устроиться на какую-нибудь низкоквалифицированную работу — образования у нее тогда еще не было. Или можно было придумать что-нибудь решительно невероятное.
И Маша придумала. Она подписала трехлетний контракт, который начинался со службы в немецком городе Ханау. Маша начинала рядовым в базовом учебном лагере в Форт Леонард Вуд. Ее включили в программу по обучению специалистов в области ядерного и биологического оружия. «Нас учили тому, как защищать людей в случае ядерной или биологической атаки», — объясняет Маша.
Самым любимым уроком Марии Шадровой была стрельба: «Это был такой выброс адреналина, что хотелось, чтобы это длилось вечно». Это свое пристрастие она потом всегда вспоминала добрым словом.
Когда Шадрову отправляли в Ирак для выполнения ее первой боевой задачи, при Маше было 210 единиц боеприпасов и оружия. Без боеприпасов автомат М16 весит 3,5 кг, а гранатомет М203 — 6 кг. С боеприпасами — на 5 кг больше.
У Маши был приказ: вести машину, в которой находилась ее начальница, лейтенант. Полное отсутствие карт нисколько не способствовало ориентации на местности. Солдаты не знали, что они делают и куда направляются. Они ехали 23 часа, и единственными ориентирами были дорожные знаки. Ситуацию усугублял тот факт, что лейтенант только что окончила школу офицеров и требовала неукоснительного выполнения всех правил. Например, запрещала курить в машине. Можно себе представить, каково это — оказаться в зоне военных действий, не имея возможности даже выкурить сигарету. Довольно скоро начальница уступила — курение было чуть ли не единственным утешением, оставшимся у солдат. Жилье в Багдаде было совершенно не приспособлено для существования: ни душа, ни кондиционера, да и с питанием было тяжело, питались сухим пайком. Предметов первой необходимости едва хватало. После месяца жизни на заброшенном складе солдаты приняли меры: сделали душ в грузовике, наладили поставки контрабандного алкоголя (спиртные напитки запрещены в армии, единственный путь — договориться с русскими летчиками в аэропорте Багдада).
«Иракские мужчины были сильно удивлены, увидев женщин с оружием, я уверена, они были потрясены», — говорит Маша. Тут нужно заметить, что потрясение это было, конечно, взаимным. Машу тоже удивляло, что многие иракцы не разрешают женам выходить из дома, что даже у мальчишек прав больше. «На одной из ферм мужчина в футболке с коротким рукавом и в шортах едет на осле, — вспоминает Маша, — а рядом идет беременная женщина, на сносях, в парандже по 40-градусному пеклу. Тут-то я и поняла, что мы находимся в каменном веке и как далек Багдад от нашего, XXI века».
Удивлялись при виде Маши не только иракские мужчины — американцы, по ее воспоминаниям, тоже часто были в растерянности. А также относились к ней несколько по-другому, чем к своим сослуживицам-американкам (а к ним они относились в духе «сами не знают, что творят»). Причиной такого особенного отношения стал тот факт, что Маша имела привычку всегда носить с собой топор. Ей дали прозвище «Русская с топором». Вид у нее был устрашающим. «Люди старались быть ко мне поближе, — вспоминает Маша. — Однажды мы ехали по городу, когда автомобиль, который я вела, сломался. Две сопровождающие машины тут же перегородили дорогу, солдаты стояли по периметру, охраняя пространство, в котором оказались заключены. Было страшновато оказаться в таком положении в городе, где полно иракских мужчин всех возрастов. Три женщины стояли в оцеплении, охраняя транспорт, а одна из них была не только с оружием, но и с топором».
Конечно, Маша рассказала и том, что всегда хотят услышать люди, которые никогда не были на войне, от человека, который там побывал: приходилось ли ей убивать. Ей приходилось.
В первый раз это случилось в августе 2004 года, когда ее отряд попал в засаду. «Мне пришлось стрелять по грузовику, набитому людьми, а потом взорвать его. Сколько тогда погибло людей, я не знаю».
«Армия и война несовместимы ни с чем личным. Эмоции, мысли, переживания, все остается по ту сторону», — объясняет она без особых эмоций.
Наверняка немного людей, которые прочтут эти строки, смогут отнестись к тому, что делала Маша, просто как работе. Наверняка у каждого возникнет вопрос: как сама Маша объясняла себе, что же она делает на этой чужой войне? За что воевать русскому человеку в чужом Ираке, если даже не все американцы могли найти ответ на этот вопрос? Вот что сама Маша говорит по этому поводу: «У нас в бригаде была общая цель — вернуться домой живыми и выпить пива. Мы каждый день изо всех сил старались выжить. И у нас был настрой радоваться жизни, несмотря на кажущуюся бессмысленность дела».
Эта Машина мечта сбылась. Она вернулась живой, закончила Канзасский университет, растит дочку Сашу, мечтает работать в ООН или жить в Вашингтоне и работать в правительстве США, а пока переезжает в Германию служить на американской базе.
«Я не жалею о том, что попала в армию, — говорит Маша, — я научилась доверять себе. Лучше разбираюсь в людях и знаю, что происходит с человеком, когда он теряет контроль над ситуацией. Меня теперь очень сложно напугать. Армия дает шанс, и ваше право выбирать, воспользоваться им или нет».
