Как сдувается последний пузырь

В прошлый четверг индекс Dow Jones упал на 500 баллов, а на следующий день сначала рухнул на 130 баллов, потом рванул на 150 баллов в плюс, а затем ушел в минус на 250. И так несколько раз. Среди трейдеров сразу же начал циркулировать невеселый анекдот: «Вопрос: “Почему разорившиеся банкиры больше не прыгают в окно?” Ответ: “Не успевают, потому что умирают от инфаркта”».

В финансовой науке волатильность — мера степени риска. Чем больше амплитуда и частота колебаний в цене акции, тем больше рискует инвестор. Индекс Доу состоит из 30 самых крупных, солидных, стабильных компаний американской экономики. В него входят «Кока-Кола», «Боинг», «Джонсон & Джонсон».

У этих компаний огромный объем бизнеса, стабильные многомиллиардные доходы и неприступная позиция на диверсифицированных рынках во всем мире. Они также составляют костяк американской экономической системы.

Колебания последних дней были экстремальными — причем компьютерные трейдинговые системы их значительно усугубили, — но в целом волатильность американских финансовых рынков значительно увеличилась в последнее десятилетие. Это значит, что инвесторы не верят в стабильность даже самых крупных, устоявшихся компаний. И следовательно, в стабильность американской экономики в целом.

В конце 1970 годов, когда я изучал экономику в университете, скачками на финансовых рынках отличались рынки третьего мира, а «взрослые» рынки должны были показывать стабильность и высокую степень предсказуемости. Однако уже к тому времени стало ясно, что хорошо спланированная, регулируемая экономика, где нет неожиданностей и где высокие налоги перераспределяют доходы от богатых к бедным и от успешных к лузерам, притупляет частную инициативу, тормозит инновации и в конце концов ведет к стагнации и высокой инфляции.

Плановая государственная экономика СССР была тому самым ярким примером. Она полностью лишала граждан инициативы и исключала рынок из экономических решений. Но даже не бросаясь в крайности, социал-демократическая экономическая политика в США уже к 1980 году завела систему в тупик. Индекс Dow Jones практически не рос в период 1965-1980 годов, а на лекциях профессора объясняли нам, что период инноваций закончился и что создать новый всемирный бренд типа «Форда» или «Кока-Колы» сегодня практически невозможно.

Целью экономических реформ, инициированных в начале 1980-х, было освободить бизнес от чрезмерной опеки государства. Элементы государственного планирования и индустриальной политики были отброшены, и регулирующие органы федерального правительства начали постепенно сужать свою компетенцию. Были ослаблены предписания бизнесу в вопросах защиты окружающей среды, социального обеспечения рабочих, минимальной зарплаты. Финансовые рынки и финансовые институты были освобождены от ограничений, установленных после банковских крахов времен Великой депрессии. Профсоюзному движению, процветавшему в первые послевоенные годы под опекой государства, было позволено умереть, во всяком случае в частном секторе. Налоговая система постепенно изменилась в пользу богатых частных лиц и успешных корпораций. Государство не только перестало вмешиваться в дела бизнеса — в соответствии с предписаниями классического либерализма, — но и значительно ослабило свои регулирующие и направляющие функции.

Новая экономика стала более динамичной и предпринимательской, но нестабильность и непредсказуемость оказались заложены в ней изначально. С одной стороны, мы имеем максимально успешную, инновационную систему, в которой высокие технологии развиваются очень быстро, генерируется масса идей и рынок пополняется новыми продуктами и услугами. Эта экономика стимулирует предпринимательство и подталкивает деятельных, изобретательных людей не только что-то придумывать, но и быстро выводить свои изобретения на рынок. При этом мобильность предпринимательства обеспечивает гибкая, очень денежная и диверсифицированная финансовая система. Она предоставляет финансирование для предпринимательской экономики на различных ее этапах, позволяя быстро и эффективно реализовывать идеи, а также обогащает самих предпринимателей и инвесторов.

Это все замечательно, но, с другой стороны, это своего рода естественный хаос и куча-мала, которые по определению волатильны. В этой экономике постоянно надуваются мыльные пузыри, которые являются интегральной частью ее динамизма. Например, быстрое развитие интернета во второй половине 1990-х смогло произойти лишь благодаря эксцессам рыночного бума, когда возникли тысячи компаний, которые после краха начали в крайне тяжелых условиях бороться за выживание. Сейчас надувается пузырь социальных сетей, но он необходим для развития этой области.

После краха пузыря доткомов в американской экономике его сменил пузырь на рынке недвижимости, причем к 2008 году надулись и другие пузыри, например, на рынке акций и природных ресурсов — нефти, металлов и т. д. После краха Lehman Brothers, когда сдулись финансовые пузыри и рухнул американский рынок недвижимости, стал надуваться пузырь на рынке государственных облигаций. Полгода назад этот пузырь начал сдуваться в Европе, а теперь и в США. Однако это только начало. Ни американские, ни немецкие облигации еще не начали падать в цене, и до сих пор держатся цены государственных облигаций развивающихся стран. Когда все это начнет рушиться, неизвестно, но похоже, что нас ожидает очень неспокойная осень.

Однако все это было ясно уже давно, в конце 2008 года, когда богатые индустриальные страны начали политику бюджетного стимулирования, финансируя огромные государственные затраты за счет растущего государственного долга. Для того чтобы предсказать скорый конец и этого пузыря, не нужно было всеведение пророка. Даже мы тут, на сайте «Сноба», предсказывали второй виток кризиса в начале сентября прошлого года.