Американская школьная учительница Кристина Томас подала в суд на власти штата Миссури. Новый закон, который запрещает учителям френдить своих учеников в социальных сетях, по мнению Кристины, ограничивает ее права: теперь она не может френдить своих собственных детей, которые тоже являются ее учениками. Закон был принят в рамках кампании по борьбе с педофилией, и его задача — свести к нулю все неформальные контакты учителей с учениками. Ограничения касаются любой онлайновой коммуникации: если речь идет о школьных заданиях, к переписке должны иметь доступ администрация школы и родители. А сетевое общение не по школьным вопросам запрещено вовсе. Причем не только со школьниками, но и с выпускниками.

Хотя борьба с педофилией имеет не слишком долгую историю, проблема «неуставных» отношений учителей с учениками, кажется, такая же древняя, как и сама профессия учителя. С вариациями этот вопрос повторяется во все времена: какая дистанция оптимальна, чтобы не быть педофилом, оставаясь при этом хорошим, неравнодушным учителем? В сегодняшней Америке этому вопросу посвящены специальные законы: дистанция должна быть максимальной, контакты вне школы не предполагаются. По логике страха, которая оказывается решающей, лучше не иметь никаких личных отношений с несовершеннолетним, если их нельзя контролировать. В Древней Греции секс с учеником был обычной историей, продолжением интеллектуальной и эмоциональной близости, хотя и мог стать поводом для судебного разбирательства — вспомнить хоть случай Сократа, большого любителя юношей. А в СССР идеи, что учитель может спать со школьниками, не существовало в принципе ни на уровне законов, ни в публичной сфере, ни в повседневном языке.

Дистанция вообще была главным педагогическим оружием, поэтому стандартный советский учитель — это некрасиво одетая женщина лет пятидесяти с пучком крашенных хной волос. Она принципиально не может быть объектом или субъектом сексуального желания. Более того, она вообще не вполне похожа на человека, так что любые ее человеческие проявления вызывают комический эффект и запоминаются учениками на всю жизнь. По той же причине едва ли не в каждой хорошей школе были учителя, которые бесконтрольно заводили романы со старшеклассниками — не только из оппозиции к стандартному официозу, но и потому что об этом все равно никогда не заговорят вслух. По телевизору тем временем показывали фильм «Доживем до понедельника», где молодая учительница, влюбленная в бывшего классного руководителя, а теперь коллегу, переживает, как ей «соблюдать дистанцию».

Независимо от того, как разные времена реагируют на сексуальную близость учителя и ученика, она никогда не была полностью легитимной. Не потому ли секс с учительницей — устойчивый классический сюжет порнографии: перемена статусов и ролей подчинения не может не возбуждать.

С проблемой, какая именно дистанция нужна и как ее установить, сталкиваются все без исключения учителя. После первого же занятия, которое я провела в университете в качестве преподавателя, ко мне подошла заведующая кафедрой с просьбой подобрать такую одежду, которая отличала бы меня от студентов. Я уныло поплелась в магазин выполнять приказ, хотя была убеждена, что стала жертвой дурацких принципов советской педагогики. Обошлось без романов, хотя не уверена, что благодаря тому уродливому пиджаку. Что дистанция действительно нужна, стало понятно позже, когда студенты начали френдить меня в ICQ (нормальных соцсетей еще не было): после этого преподавать стало в разы сложнее.

За последние лет десять ситуация сильно изменилась: ничего не стоит найти учителя в социальной сети, раскопать личную информацию или зафрендить. Поэтому на смену пиджаку должны были прийти какие-то новые способы сохранить дистанцию. Чтобы узнать, как к этой проблеме относятся сегодняшние учителя, я первым делом спросила Илью Колмановского, модератора блога «Наука» и учителя биологии в московском лицее с физмат-уклоном. «В школе от учителя мы ждем определенного стандарта поведения, — сказал мне Илья. — Он должен быть нейтральным, трезвым и уметь очень точно обращаться с сексуальной сферой. Я учитель биологии и подробно обсуждаю со школьниками аспекты сексуальной жизни: и про человека, и про гигиену, и про контрацепцию. Стараюсь делать это внимательно и где-то шутливо, но все-таки совсем не с той интонацией, с которой я обращаюсь, положим, к читателям журнала Men's Health (куда я одно время писал); соответственно, я не хочу, чтобы они читали мои диалоги с этими читателями». Поэтому Илья никогда не френдит учеников, зато с готовностью общается в сетях с выпускниками. Ему было так важно следовать этому правилу, что он даже не смог прочитать, что пишут школьники в его фан-группе «Вконтакте»: для этого нужно было завести аккаунт и зафрендить их.

В отличие от лицея, в котором работает Илья и который был сильной спецшколой еще в советские времена, место, в котором учится моя дочь, — маленькая, принципиально несоветская школа. В ней все устроено иначе, и едва ли не самый удачный результат этого педагогического эксперимента — отношения между взрослыми и детьми. Я вижу в «Фейсбуке», как моя дочь переписывается с завучем нашей школы, а мы с дочкой завуча ставим им «лайки». И хотя в школе не существует никаких внешних способов следить за дисциплиной, успеваемостью и этикой, я не припомню случаев, чтобы школьники высмеивали учителей, равно как и влюблялись в них. В «Фейсбуке» я и решила спросить, насколько эта дистанция важна для завуча, френдит ли она учеников и мешает ли ее личной или профессиональной жизни их обилие в социальных сетях. Завуч рассказывает, что ученики ограничивают ее ничуть не меньше, чем собственные родственники, так что никакой специфики своей профессии она в этом не видит. Пишет, что «приходится выбирать выражения». Но зато и важные объявления легче делать через сети. В школе наша Ирина Юрьевна часто не выдерживает дистанцию. Вечно теряя свой мобильник, она легко становится объектом иронии собственных учеников. «Казалось бы, плохая черта, которая должна вредить моему авторитету, — пишет она. — Зато все всегда готовы помочь мне найти мобильный, специально обращают на него внимание и приносят. И это приятно».

Наша маленькая школа существует только за счет сообщества учителей и учеников — каждый новый человек влияет на систему в целом. В такой ситуации невозможно себе представить «неуставных отношений», потому что все отношения неуставные и эффективно регулируются самим сообществом. Ведь если ученик (или учитель) принадлежит к близкой тебе компании, вряд ли захочется заводить с ним роман — все равно что в семейном кругу.

Но эта школа никак не может стать образцом для подражания, потому что ее опыт не подлежит воспроизведению. А в школах, где отношения поставлены на поток, романы действительно случаются и не сопровождаются особенными муками совести. «Осуждение можно увидеть только от неудовлетворенных учительниц», — пишет на одном форуме преподаватель «с модельной внешностью», женщина, соблазнившая собственного ученика.

По телевизору показывают сериал «Физика или химия». В одной из серий молодая учительница переживает, что о ее любовных отношениях со старшеклассником узнает школьная администрация. Хорошо ли это? Да, радует, что об этом уже хотя бы говорят, причем в прайм-тайм на центральных каналах. Плохо ли это? Да, потому что пока это еще не сам разговор, а технический перевод с американского на русский. Ведь трудно поверить, что настоящие российские учителя боятся быть уволенными, попасть под суд и тем более получить срок. Прецедентов публичного суда над учителями-«педофилами» постсоветская история не знает.

Простым переносом американских законов, сериалов и газетных новостей проблему не решишь: они нам не пригодятся отдельно от остального общественного опыта. Отношения учителей и учеников не слишком интересны для широкой публики — пока родителям гораздо важнее, какой сложности уравнения решают дети и знают ли они все столицы мира наизусть. С вопросом, какие ограничения отношений учеников и учителей можно ввести в массовом порядке, все равно придется столкнуться. Учитывая доступность и неподконтрольность социальных сетей, выстраивать дистанцию будет сложно. Не запрещать же их, в самом деле.