Мой сосед Боб управляет международным инвестиционным фондом, а раньше был офицером американской армии, служил в Германии. Мы с ним играем в стариковской хоккейной команде.

«Внутренне немцы не изменились, — говорит он в раздевалке, расслабившись после двух банок «Бадвайзера». — У меня всегда было ощущение, что мы когда-нибудь опять будем врагами».

Это кажется странным. Уже почти 70 лет немцы ведут себя как добрые европейцы. Даже лучшие европейцы. Со всеми в мире, все границы открыты, в спорах в Евросоюзе готовы пойти на уступки. Если британцы опасаются потери национального суверенитета, то немцы, наоборот, даже приветствуют «Соединенные штаты Европы». Об утерянных землях, будь то Эльзас-Лотарингия, Восточная Пруссия или Силезия, никогда не вспоминают, во всяком случае официально. Их иммиграционные законы одни из самых мягких в Европе, а евреев Федеративная Республика и вовсе рада приветствовать на своей земле: благодаря выходцам из бывшего СССР еврейское население Германии, по некоторым данным, доходит до 200 тысяч. Это, кстати, единственная еврейская община в Европе, численность которой с каждым годом растет.

Что же касается традиционной германской воинственности, то послевоенные поколения немцев совсем переродились. Трудно сыскать больших пацифистов. Памятуя о том, к чему привел страну милитаризм, современная Германия ввела «уродливую» военную форму, которая мешком сидит на солдатах и, таким образом, сильно отличается от бравых нацистских мундиров.

Тем не менее в Европе немцев до сих пор не любят и побаиваются. Де Голлю приписывают крылатую фразу, сказанную в 1960-е годы: «Я люблю Германию. Я даже рад, что теперь их целых две!»

Когда появилась возможность объединения, канцлер Коль действовал крайне осторожно и тактично, чтобы не напугать своих европейских союзников, главным образом Францию. Не случайно «проект евро» стал реальностью вскоре после объединения. Европа хотела интегрировать сильно разросшуюся Германию, включившую в себя 16 миллионов «недемократизированных» восточных граждан. Таким образом, потеря марки стала платой за национальное воссоединение.

К тому же в начале 1990-х Германия была крайне ослаблена. Бывшая ГДР представлялась огромной черной дырой, куда утекали миллиарды, тогда как западную индустрию поджимали конкуренты из Азии и инновационная «новая экономика» США.

Однако последние два десятилетия Германия времени зря не теряла. Восточная и западная ее части были в значительной степени интегрированы. Были проведены экономические реформы, в частности либерализация рынка рабочей силы. Евро тоже сыграл свою роль в процветании Германии. Если ранее итальянцы, испанцы и французы периодически девальвировали свою валюту, чтобы конкурировать с немецкими фирмами, то теперь этой возможности у них не осталось. Более того, деньги, взятые в долг южной Европой за 20 лет существования евро, были потрачены в большой степени на немецкие автомобили, электроприборы, станки и так далее.

Бренд «сделано в Германии» сегодня очень популярен, особенно среди азиатских стран, от которых ожидалась жестокая конкуренция. Немецкие автомобили класса люкс — «Мерседес», БМВ, «Ауди», «Порше» — регулярно бьют рекорды продаж, а компании, их производящие, показывают самую высокую прибыль в мировом автопроме. К 2020 году «Фольксваген», скорее всего, обойдет «Тойоту» и GM и станет самым крупным производителем автомобилей в мире.

Когда евро создавался, марка вошла в единую валюту сильно переоцененной. Но немецкие фирмы срезали себестоимость своих товаров, и теперь немецкий экспорт бьет конкурентов не только по качеству, но и по цене. Поэтому основная долгосрочная проблема еврозоны сегодня не Греция с ее маленькой экономикой и отсутствующей индустриальной базой, а страны посерьезней: Испания, Италия и — самое главное — Франция.

Греция интересна лишь постольку, поскольку она предвосхищает будущие проблемы еврозоны. Опыт Латинской Америки подсказывает, что единственный способ для страны избавиться от долгов — это не бесконечное списывание накопленных обязательств и затягивание ремней, а экономический рост. Именно окончание политики затягивания ремней и накапливания новых долгов помогло Бразилии, Мексике и ряду других стран решить свои долговые проблемы.

Грецию же ее европейские партнеры пустили по маршруту, хорошо знакомому латиноамериканским странам по 1970-м и 1980-м годам. Только хуже. Бразилия, Аргентина и Мексика могли позволить себе девальвировать свою валюту, что несколько облегчало их ситуацию. Греция же не может даже этого. Поэтому в Греции экономическая депрессия, сбор налогов резко упал, и новые кредиты будет нечем выплачивать.

План «спасения» Греции был принят по настоянию германского канцлера Ангелы Меркель. Германия сегодня является основным, если не единственным гарантом стабильности еврозоны, и спорить с Берлином никто не может себе позволить. Но Германия больше не хочет играть «доброго старшего брата». Наоборот, она теперь играет «доброго старого немца».

Трудно сказать, есть ли тут со стороны Меркель расчет. Как бы то ни было, если долговые кризисы, похожие на греческий, разразятся в других южноевропейских странах, что крайне вероятно, и постепенно доберутся до Франции, в результате Германия не просто освободится от единой валюты, но и сделает евро эквивалентом марки. Иными словами, Германия будет контролировать не только денежную массу, но и бюджетную политику своих партнеров по Евросоюзу.

В 1914 году началась Первая мировая война, в 1939-м — Вторая. Сегодня некоторые историки утверждают, что обе мировые войны на самом деле были одной большой войной, целью которой было остановить экспансию Германии. И горькая ирония в том, что через сотню лет после начала Первой мировой Германия может опять оказаться «хозяином» Европы, причем в большей степени, чем Кайзер Вильгельм или Гитлер могли себе представить.