В американском городе Чарльстон у жирафа по имени Мелман, приглашенного на открытие главной рождественской елки, случился приступ паники. Если честно, я этого жирафа понимаю. Только, в отличие от него, уведенного хозяином, чтобы не нервничал, подальше от праздничных гуляний, не знаю, кто и как мог бы успокоить меня. Нас всех успокоить.

Новый год — психотравмирующий праздник, какой-то социальный оксюморон, приносящий подарки и неизбежное разочарование. Сказывается детский опыт чуда: даже если Дед Мороз не приходил, не приносил елку, не дарил загаданное (хотя он приходил, приносил и дарил), что-то такое все равно происходило. Сыграла лисичку на утреннике — и с января звезда детского сада. Подарил в первом классе соседке по парте открытку с заснеженным лесом и надписью: «Машка, ты корова» — и все, в следующей четверти она твоя.

Некоторое время действует инерция волшебства — первая новогодняя вечеринка вне дома, где сначала мучительно изображаешь радость, а под утро долго танцуешь с вдруг притихшим самым выпендрежным мальчиком, уткнувшись ему в плечо; вы никогда об этом не заговорите, вы всю жизнь будете друзьями. Или первая головокружительная храбрость, приведшая в твою детскую комнату твою первую взрослую любовь, которая поцелует тебя в полночь под Can’t Help Falling in Love, и не полюбит, и сгинет, оставив лишь грустную привязанность к Элвису и серебристую елочную игрушку, которую выбросишь только лет через десять.

Собственно, до сих пор главный российский новогодний фильм (а 31 декабря «Иронию судьбы» обязательно покажут не только в телевизоре, но и в ночном московском кинотеатре для модников с притязаниями) — история про чудо. Интеллигентная женщина обнаруживает прямо в своей постели человека своего круга, который в состоянии сварить хороший кофе без предварительных ласк. Мужчина встречает бескорыстную стерву — обычно так везет только героям Хемингуэя или Ремарка, — которой ничего от него не нужно, кроме возможности называть его варваром и обалдуем, ну и еще чтобы он забыл у нее свой веник. Поэтому, кстати, это кино больше невозможно смотреть — из-за того, что чудеса под музыку Таривердиева снова происходят не с тобой. А вовсе не потому, что исчезла эпоха, ускользнули типажи, снят чудовищный сиквел и вообще сколько можно.

Непонятно, волшебство исчезает, потому что ты взрослый, или ты взрослый, потому что оно исчезло. Сымитировать чудо невозможно, совершить его могут немногие — и то не для себя, лишь для кого-то другого. А память о нем придает единственному в наших краях настоящему празднику какой-то привкус потери, от которого не спастись ни хорошей компанией, ни одиночеством, ни дарами, ни бегством, ни равнодушием.

Новогодняя ночь становится рутиной, а ее ожидание оборачивается стрессом. Есть даже сезонные терапевтические группы, в которых основная проблема озвучивается примерно так: «Здравствуйте, я Петя, и у меня предновогодняя депрессия». Теперь это не праздник, а повод для отчетов в социальных сетях, похожих на казенные тосты: это был непростой год, но не стоит терять оптимизма.

И тут вдруг — конец света. Нет, конечно, среди нас есть и нормальные люди, ежедневно читающие российские новости и совершенно уверенные, что апокалипсис уже случился. Возможность технического конца света в смысле отключения электричества тоже не особенно всех будоражит. Не так давно вышел американский сериал «Революция», из которого мы узнали, что в результате этой неприятности наступает цивилизационный откат и небольшие отряды приличных людей начинают бороться за все хорошее против всего плохого. Сплошные будни.

Но все же — интрига. Вот, скажем, неясно, как поведут себя сограждане, закупающие одновременно гречку на случай конца света и икру на случай Нового года. От них всего можно ожидать. Или как проведут вечер 21 декабря офисные сотрудники, отпущенные накануне отметить апокалипсис с близкими и родными.

Вообще, интересен и сам вдруг возникший праздничный мотив. В наборы для конца света (этот запрос лидирует в Яндексе, опережая наборы кастрюль и набор юного химика) входят свечки, конфеты и шампанское. Бродящая по интернету шутка про то, что в России отметят конец света дважды — по новому и старому календарю, не вызывает никакого удивления. Наверняка так и отпразднуют. А потом еще и по какому-нибудь китайскому календарю, не пропадать же гречневым запасам.

Возможно, все это глупое веселье не из-за дремучести и развитого стадного чувства, а просто из адреналиновой новизны. Если раньше в игру «Кому бы вы позвонили или написали за полчаса до конца света?» играли только нарциссические студенты-психологи и изнуренные клиенты психотерапевтов, то теперь это вполне может стать масштабным народным развлечением. Все ждут раскрытия страшных тайн, проникновенных извинений и пронзительных признаний.

Потому что никому не хочется знать про себя скучную правду: мы позвонили бы и написали всем тем, кому и так звоним и пишем. Говорили бы всю ту же самую ерунду, что и обычно. Напекли бы в ожидании конца света оладий, как учила нас Туве Янссон, и построили бы хрупкий шалаш для тех, кого любим, как научил нас Ларс фон Триер. А утром как ни в чем не бывало пошли бы на работу, не помня о том, кого мы вчера держали за руку.