Режиссер запрещенной «Вари» Алена Полунина: «Мы напрасно так уж демонизируем нашу страну»
Премьера «Вари» — одиссеи очарованной московской странницы по мятежной Украине — прошла в конкурсной программе документального кино на фестивале «Движение» в Омске. В прошлом месяце картина Алены Полуниной, выдающегося режиссера-документалиста, чья предыдущая работа «Непал форева» победила в конкурсе CinemaXXI Римского кинофестиваля, участвовала в российских программах ММКФ, в июле же «Варя» формально попала в число запрещенных для зрителя картин. Впрочем, посмотреть фильм каждый желающий может на vimeo. А мы тем временем говорим с автором о том, что творится в стране и мире и как этому противостоять.
СРасскажи, пожалуйста, что случилось? С какого перепугу наш одиозный Минкульт отозвал прокатное удостоверение «Вари»?
Что там именно случилось, мы не знаем. «Мы» — это я имею в виду себя и продюсера Настю Вельскую, на почту которой и пришло письмо из Минкульта. В письме говорилось, что прокатное удостоверение у фильма отзывают по причине «освещения деятельности экстремистской организации». Довольно смешно получилось, если вдуматься. В марте Минкульт это ПУ нам дал, фильм был показан на трех отечественных фестивалях, прошло три месяца, и вдруг такой поворот. То есть Минкульт такой дамочкой непостоянной оказался. Ну, правда, есть мнение, что кто-то «стукнул», и чиновники спешно перестраховались. Лично меня это не удивляет, удивляет скорее то, что ПУ фильму вообще сначала дали. Я написала письмо министру культуры Мединскому, который кажется мне дельным человеком по ряду причин. «Открытое» это письмо потому, что такие случаи нельзя умалчивать, такая превентивная мера для рецидивов. В общем, надеемся услышать что-то официальное в ответ.
СПо моему мнению, молодчики из «Правого сектора», которые в твоем фильме арестовывают героиню и съемочную группу, выглядят немного мультяшными — как многие украинские радикалы. Когда я поделился с тобой этим соображением после премьеры на «Движении», ты ответила, что это совсем не так и парни они опасные. Я тогда еще заметил, что все герои фильма довольно комичны, что, возможно, связано с особенностью твоего режиссерского взгляда. Я ошибаюсь или нет?
Возможно, ты прав, я вот часто замечала еще во время обучения на Высших курсах сценаристов и режиссеров, что мрачные депрессивные зануды склонны пошутить на экране, и наоборот, но поверь, мы это делаем не потому, что нам очень весело. Просто порой такая жопа, что ничего другого, собственно, не остается. Но, если говорить серьезно, если говорить про героев фильма, то это просто ты их так воспринял, потому что на экране такие же люди, как и мы, несовершенные. Понятно, что мы определяем себя не через физическую оболочку, а через поступки, но порой поступок, ужасный или прекрасный, не снят, а снято, как человек, кто бы он ни был, просто пьет чай.
СЕсли не считать изрядной иронии — не привнесенной тобой извне, а порождаемой самими ситуациями — «Варя», как мне кажется, избегает любой пропаганды. В частном разговоре после Омска ты говорила, что убеждения у тебя «ватнические». Можешь рассказать о том, что тебя привело на Украину, как ты нашла свою героиню, как твои человеческие и гражданские взгляды связаны с режиссерскими задачами?
Это была предварительная экспедиция, у меня в голове было совсем иное кино, нежели то, что получилось в итоге. Мы с оператором Димой Раковым, с которым, кстати, сняли два предыдущих фильма, колесили по Украине, и я нашла несколько историй, героев, в общем, развила бурную деятельность. Но внутренней уверенности почему-то не было, всё это были формально интересные истории, как-то так. В какой-то момент пришлось вернуться в Киев, и там был хостел в самом центре, рядом с Майданом, совершенно пустой, туристы опасались Киева, и я с восторгом планировала выспаться наконец после всей этой катавасии. Но следом за мной в этот хостел с игривым названием «Балерина» зашла женщина с тяжелыми сумками. Это и была Варя. Забавно, что, посмотрев на нее, я подумала: «Профессор математики» — и ошиблась только в «профессор». Ночью моя единственная соседка по двадцатиместной комнате разбудила меня с вопросом, есть ли у меня маникюрные ножницы. Ножниц я ей из вредности не дала, зато мы познакомились. Варя оказалась экземпляр, конечно. В момент съемок она была уверена, что «украинцы — хорошие», а другая сторона — наоборот. Сейчас ее отношение к происходящему, насколько я знаю, стало менее однозначным, после того как она побывала на Донбассе. А про «ватнические» убеждения… Знаешь, как дело было? Утром 6 мая оказались мы в Одессе, стою перед обгоревшим Домом профсоюзов, люди несут цветы и записки к стихийному мемориалу. Солнце, Одесса. Слышу — кто-то всхлипывает. Прислушалась и поняла, что это я. У каждого своя точка невозврата. Я свою четко запомнила. Ну, а другое долго и нудно объяснять, хотя есть вещи крайне простые, на самом деле.
СПочему нынешняя российская власть настолько труслива? Одно упоминание «Правого сектора» так ужасает чиновников, что они готовы запретить фильм, снятый режиссером, не осуждающим, насколько я понимаю, российскую государственную политику?
Любая власть труслива. Точнее, мы неправильно себе объясняем. Мы себе всё объясняем с точки зрения повседневной логики. Очеловечиваем явление, которое по сути не человечно, поскольку — аппарат. Власть, любая, всегда репрессивна. И нам только кажется, что у нас так всё несвободно, а ведь везде так. В той же Украине, которую усредненный либерал рисует себе оазисом молодой демократии, сейчас репрессии. Вот недавно убили журналиста Олеся Бузину, это была расправа. И это один из громких таких случаев, потому что человек был публичный, заметный. В Европе, такой демократичной, где тебе журналист пафосно скажет: «У нас вы можете говорить свободно!» — услышав что-то, ломающее шаблон о страданиях в «несвободной России», «поймет» он из интервью почему-то только то, что каким-то удивительным образом рифмуется с актуальной на данный момент «линией партии», то есть той же пропагандой. И это наблюдения многолетнего личного опыта, поверь. В Германии это особенно заметно, кстати. Помню, как ведущий церемонии награждения на кинофестивале в Лейпциге запнулся, пытаясь зачитать формулировку приза моему фильму «Революция, которой не было» — там было что-то про диктатуру Путина. Но то был 2008 год, и Германия, в принципе, с Россией «партнерствовала», поэтому он быстро «переобулся» и перешел к следующим политически более корректным номинантам — девушке-режиссеру из Ирана и скромным братушкам из Болгарии с беззубым фильмом про деревенских стариков, который и победил. А если бы ты оказался на обсуждении фильмов про Россию и Украину осенью 2014 года в том же Лейпциге, уверена, поморщился бы от того, как страстно зал аплодирует спичу белоглазого режиссера Лозницы про добрых украинских военных, которые донбасских военных не убивают, а отпускают домой, к маме, а про то, что убивают, так это русские все врут-с. Все, как один, эти свободные люди просвещенной Европы хлопали. Так что мы напрасно так уж демонизируем нашу страну. У нас тут практически, местами, плюрализм. В случае с фильмом, думаю, была просто чиновничья перестраховка, более того, чиновник буквально вырвал оригинал документа из рук человека, который просил никак его не упоминать, просто помог отвезти-привезти документы, чиновник бормотал: «Ну-ка, ну-ка, дайте сюда, это тот фильм, про Украину который?» — и так не стало оригинала документа. Остались копия и сканы.
СПроизошедшее, на мой взгляд, очередной пример вопиющего бюрократического произвола, причем совершенно тупого. Широкий прокат для «Вари» закрыт и без Минкульта: среднеметражный неигровой фильм в России никто в кино не показывал и показывать не собирается. А для фестивальных показов прокатного удостоверения не нужно. Можно ли преследовать министерство в судебном порядке? Каков вообще план действий?
Несмотря на появляющиеся в течение года новости о том, что ПУ вот-вот отменят применительно к кинофестивалям, поправку так никто и не принял. Но эти новости в СМИ как о принятой и утвержденной поправке многих ввели в заблуждение. Опасно, ловушка. То есть показывать кино на фестивале, в киноклубе, да хоть во дворе на натянутой простыне без этого документа по закону нельзя. За остальное мы все боремся. Не так давно Ирина Шаталова, оператор, продюсер, организатор фестиваля документального кино «Докер», сказала мне: «Вспомни, еще пять лет назад могли ли мы представить себе Центр документального кино на Зубовском с его отличным кинозалом, видеотекой, современным промоушном? А телеканал 24 DOC? Сама Ирина создала и сделала модным проект «ДОКер» — это клубные показы в Москве и разных городах страны, кинопрокат, пусть ограниченный, но все же — центр Москвы, хороший кинозал, отличная репутация места, и, наконец, фестиваль лучшего уровня по концепции и программе. Гильдия неигрового кино превратилась в деятельную молодую организацию, уверена, у ребят, которые ее делают, большое будущее в развитии документального кино в частности и культуры в целом, а ведь эта Гильдия каких-то три года назад была бессмысленной богадельней. Смотри, какой ренессанс. Что у нас было раньше, кроме фестивалей? Подвальные киноклубы? Это, кстати, пример того, как можно все воскресить из руин, если желать этого. Так что лично у меня нет желания расстраиваться из-за того, что кто-то попытался повредить судьбе моего фильма. Мы организовали свой независимый прокат. Попросту сразу перешли к плану Б: выложили фильм в интернет, и теперь за скромную плату его может увидеть любой желающий. Обычно это замыкающая стадия, после того как фильм отъездил свое по фестивалям. Так что, если бы Минкульта не было, то Минкульт следовало бы выдумать.