Вадим Рутковский: Путин в 1991-м году и фестивальная физиология: чем манипулирует Венеция
Я плакал на «Событии» — хронике трех дней в августе 1991-го. ГКЧП, Ленинград, Собчак на трибуне и митинги, митинги, митинги, от первых, 19 августа, опасливых, не более сотни человек, до многотысячных днем позже. Монтаж found footage из архивов ЛСДФ — колоссальная работа с колоссальным материалом; похожий опыт Лозница предпринимал, делая «Блокаду», но эти мирные кадры пробирают не меньше, во всяком случае меня — как-никак событие пришлось на личный переломный год: в 1991-м я закончил школу, новая взрослая жизнь началась в новорожденной стране. Откуда слезы? Ностальгия особо ни при чем; ностальгия смешна, как смешна циничная поэма, сочиненная по следам путча моим другом-одноклассником Ромиком Рыковым (помню навскидку начало: «Это было не в Чикаго, это было не в Перу, все случилось на Форосе в нашем родненьком Крыму» — Ромик как в воду глядел). Горечь от того, что прощелкали так легко завоеванную свободу? Мучительные мысли: когда, когда что-то пошло не так? Да почти сразу же, когда остановились на полпути, не прочистили трубы системы. Финал с коридорами Смольного и титром о том, что на новые руководящие должности постсоветского пространства пришли старые люди, бесспорен. Но тоже не повод для слез; скорее, для легкой философской печали — вот мелькнул среди сопровождающих Собчака молодой, с относительно пышной шевелюрой Владимир Путин — куда все исчезло? Вот митингующие костерят Александра Невзорова, уже отметившегося адской пропагандистской залепухой «Наши», — кто бы мог подумать про сегодняшнего Невзорова, да? Прихотливо течет время, ничего не скажешь. Причина слез — в красоте кадров; у нас была великая эпоха; были как минимум три дня, когда люди выглядели как герои старых фотографий из «Франкофонии» — какие лица; ангелы! Короткий отрезок времени — гордость за время и единую не по партийной разнарядке молодую Россию, солидарность, жизнь, чуя под собою страну; мы вместе, как говорил Константин Кинчев, локоть к локтю — православный священник, Анатолий Собчак и Мария Берггольц, и «Перемен» Цоя в динамиках, и даже Путин такой молодой. Лозница много и рационально говорит (например, здесь) о несхожести Майдана и «спущенной сверху» революции 1991 года, он жесток и справедлив, но чтобы он ни говорил, ценность этой хрупкой потерянной революции не умалить; кадры говорят убедительнее слов. А по отношению к «Майдану» — я сейчас о предыдущем фильме Лозницы — «Событие» выглядит трагическим послесловием: все революции заканчиваются печалью, «так замыкается круг», но это, конечно, не повод их не начинать — иначе не увидеть таких лиц.
