Памяти хомяка Миши. История о приемных детях и важной миссии для подростка

— Поговорите с ним, прошу вас! Это критически важно! — в голосе моей посетительницы слышались истерические нотки. Но это могла быть и манипуляция, многие женщины умеют при необходимости имитировать истерику.

— А в чем дело-то? — спросила я. — И с кем надо поговорить?

— С моим сыном! С моим единственным сыном! У него сейчас сложный возраст, ему скоро сдавать экзамены, поступать в техникум. Я боюсь, что он не выдержит, с ним что-то случится, я имею в виду самое страшное. Он у меня такой эмоциональный, все принимает близко к сердцу. Мы всегда старались его щадить. Когда сыну было девять лет, у нас жил хомяк Миша. Мальчик его очень любил. И вот этот Миша чем-то заболел, все время лежал и вставал только поесть. Сын так переживал, что стал кричать по ночам, плакать. Мне пришлось этого хомяка усыпить, потому что это было невыносимо.

Мысленно я отметила, что моя посетительница почему-то назвала по имени хомяка, но ни разу не упомянула имя сына.

— Как зовут вашего сына? Сколько ему лет? Что с ним случилось? — спросила я.

— Его зовут Андрюша. Неделю назад ему исполнилось 15 лет. Из-за нашей ситуации он в очень, очень плохом состоянии.

— В чем заключается «ваша ситуация»?

— Он сам вам все расскажет. А то я боюсь, что не выдержу. У меня, знаете, последнее время эмоции бьют через край.

— Хорошо, — говорю я, — зовите сюда вашего сына.

***

Андрюша высокий, хорошо сложенный юноша, мутация голоса уже прошла, говорит приятным баритоном.

— Расскажи мне про «вашу ситуацию», — прошу я.

— Да, конечно, — Андрюша улыбается.

Выяснилось, что до 13 лет он жил с родителями. Есть еще бабушка со стороны отца, которая, когда мальчик был совсем маленьким, сидела с ним, но потом приезжать перестала, потому что не очень ладила с его мамой. А сейчас бабушка тяжело болеет, у нее было уже две операции на сердце. Папа работает на стройке, мама иногда сидит дома и ведет хозяйство и параллельно чему-нибудь учится, а иногда выходит куда-нибудь на работу. «Мама у нас такой человек, — улыбаясь, говорит Андрюша. — Ей обязательно нужна творческая работа. Она курсов штук семь закончила. Говорит, что в нашей семье только один человек тянется к образованию — она. В общем-то так и есть, я, например, учиться не особо люблю».

Все изменилось почти два года назад. Умерла младшая сестра отца Андрея, которую он всегда очень любил, жалел и называл «моя маленькая бедненькая сестренка». Молодая женщина скончалась в больнице от последствий употребления алкоголя и психоактивных веществ. У нее осталось двое маленьких детей от разных, никому не известных мужчин: девочка Света шести лет и мальчик Костя — восьми. Света вполне здоровая, а Костя сильно отставал в развитии и даже не учился в школе, но никакого определенного диагноза у него не было, мать просто не водила его к специалистам.

Бабушка взять осиротевших детей не могла: она постоянно лежала в больницах. Отдать их в детский дом? Это выглядело естественным выходом. Для Светы вполне реальным казалось последующее усыновление. Для Кости? Ну, всякое бывает.

— Я не смогу жить с мыслью, что мы вот так взяли и отдали племяшей-сироток в казенку, — сказал отец Андрея. — Заберем их к нам.

— У нас нет места, у нас есть сын, я никогда не хотела еще детей, а эти дети с ужасной наследственностью, — пыталась возражать мать Андрея.

— Ничего, давай хотя бы попробуем, наладится наверное как-нибудь, — сказал мужчина. — Не зря же ты у нас такая умная и столько курсов закончила. Надо же все эти знания хоть где-то применить — Андрюшка-то наш уже вырос почти. Вот тебе жизнь как раз дает возможность.

Квартира семьи Андрея двухкомнатная. У мальчика всегда была своя отдельная комната. Только иногда в детстве там на раскладушке ночевала бабушка. Ему нравилось, когда это случалось: бабушка рассказывала перед сном сказки.

Теперь разместились так: Косте раскладывали на ночь ту самую «бабушкину» раскладушку в комнате Андрея, а Света поселилась в комнате его родителей. Постепенно отец Андрея стал все чаще ночевать на диванчике в кухне. Говорил, что ему так удобнее и свободнее. Он устроился на еще одну работу, чтобы в семье было побольше денег, и приходил поздно.

— А что же Костя и Света? Как они? Как ты с ними? Как мама? Как отец?

— Отец — нормальнее всех, — опять улыбнулся Андрей. — Его же дома никогда нет, что ему? К тому же дети его хорошо знают, Света сразу его папой стала называть, и чуть позже маму — мамой. Мама дергалась сначала, а сейчас, кажется, привыкла. Света такая вся из себя подлиза, в глаза все хорошо и сладенько, а за спиной подличает и подставляет. В основном брата, конечно. Но мама ей верит и вообще ее приняла, у нее же дочек никогда не было, и они там теперь все шушукаются о чем-то. И Света у мамы все время что-то выпрашивает — сладости, одежду, косметику. Вообще-то она и ворует еще. Дома не знаю, я все свое давно в ящик запираю, но из школы иногда приносит всякие вещи, явно чужие, и сладости. А она же глупая еще — когда спрячет, а когда и похвастается и угостит.

В целом Света, по словам Андрея, после периода адаптации справлялась и с учебной программой, и с социальной жизнью в новых условиях. С Костей все оказалось гораздо хуже: ему с трудом давался даже уход за собой, он ходил в коррекционную школу, но, кажется, ничему там не учился.

— А какой он, Костя? Какой у него умственный возраст, на твой взгляд?

— Года два-три, — подумав, сказал Андрей. — Четыре в лучшем случае, но вы же понимаете, я маленьких детей не очень знаю.

— Он говорит?

— Да, вполне. Он много говорит, лучше бы поменьше. И очень навязчивый, что бы ты ни делал, он тут как тут: «Андрюша, а что ты делаешь? А это у тебя что? А это зачем? А дай мне посмотреть. А дай поиграть. А можно мне тоже?» Надо на него наорать или даже стукнуть, чтоб он отвязался. Но он ненадолго обижается и потом опять лезет.

— Он тебя раздражает?

— Конечно. Просто бесит, так бы и пристукнул. Но иногда так жалко его делается, такой он убогий, никому не нужный, — Андрюша смущенно отвел взгляд.

— А ко мне у тебя вопросы есть?

— Мама вот велела мне с вами поговорить. Узнать, какие есть методики, чтобы не обращать на весь этот дурдом внимания и сосредоточиться на учебе, потому что от ее результатов зависит моя судьба, как говорит мама. У меня ОГЭ в следующем году.

— Это мама говорит, а ты сам что думаешь?

— Я сам думаю, что вряд ли моя судьба зависит от результатов экзаменов в девятом классе.

«Какая же все-таки приятная у него улыбка», — думаю я. И что мне делать? Из интересов кого дальше работать? Тут жалко всех. Кого будем жалеть первым номером? Тут я почему-то вспомнила хомячка Мишу и приняла решение.

— Ты Мишу помнишь? — спросила я Андрюшу. Он кивнул. — А что такое гештальт, знаешь? — Помотал отрицательно головой.

Объяснила про гештальт, сказала, что сейчас будем его закрывать.

— Видишь ли, — объяснила я Андрюше, — жизнь Кости была не слишком удачной с самого начала, и вряд ли его ждет много хорошего в будущем. Скорее всего, он в конце концов окажется в психоневрологическом интернате. И там все будет зависеть от его адаптационных возможностей, от того самого умственного возраста, о котором мы с тобой говорили. Ты в Костиной жизни — персонаж временный, где-то с твоих 18 лет ваши дороги почти наверняка окончательно разойдутся. Но три года у нас еще есть — это как раз среднее время жизни одного хомячка. И его достаточно, чтобы, возможно, навсегда изменить одну жизнь, сделать ее лучше. Шансы есть: Костя задает вопросы, а это значит, что его мозг наверняка может еще развиваться. Знаешь такое слово «миссия»?

— Конечно, — кивнул Андрюша. — «Миссия невыполнима». Но я хотя бы попытаюсь. А вы должны мне объяснить.

— Прямо сейчас и начнем, — обрадовалась я. — Ты знаешь, что такое положительное и отрицательное подкрепление?

***

— Вы знаете, — сказал мне Андрюша спустя год после нашего первого разговора, — я, наверное, в плане учебы все-таки сын своей матери. Оказывается, мне нравится не только учиться, но и учить. А Костя у меня уже, представляете, читает по слогам и может целую страницу крупным шрифтом прочесть и пересказать — когда за конфеты, а когда за то, что я с ним одну игру сыграю.

В коррекционной школе отцу Андрея психолог сказал: «Наконец-то ваша жена приняла ребенка и занялась им — прогресс колоссальный, и он даже стал на уроке руку поднимать». Отец ответил, что с ребенком занимается не жена, а старший сын. Психолог ответила, что он может гордиться юношей: у него педагогический талант. Когда отец пришел домой, то светился от счастья и сразу на кухне все рассказал. Костя понял, что его похвалили, и, конечно, обрадовался.

— И мне тоже, честно, приятно было, — поделился Андрей. — И я ему говорю: «Ну что, хомячок мой, пошли тогда заниматься?» — и он сразу все бросил и побежал.