Иллюстрация: Veronchikchik

По почте пришло письмо.

«Здравствуйте, Екатерина Вадимовна!

Меня зовут Нина (имя, простите, вымышленное), я учительница в Санкт-Петербурге, работаю в не очень большой, но достаточно престижной гимназии. Учителем работаю уже давно, профессию выбирала сознательно.

С удовольствием прочитала (и дала почитать коллегам) ваши материалы “Он у нас способный, но ленивый” и “Он у меня такой эмоциональный”. Очень точно и узнаваемо. И полезно. Отрефлексировала с немалым удивлением, сколько раз про “способный, но ленивый” говорила и говорю родителям я сама. Конечно, с нашей, учительской, стороны это чаще всего защитная реакция: говорим то, что родители готовы и даже хотят услышать в качестве объяснения плохой успеваемости их ребенка. Вы убедили меня насчет вредности этой формулировки для семьи и самого ученика, поэтому обещаю вам: впредь постараюсь пользоваться ею поменьше.

Но, Екатерина Вадимовна, есть еще одна формула, которая в последние годы распространилась чрезвычайно и существенно, на мой взгляд, “портит кровь” всем участникам педагогического процесса, то есть учителям, родителям и самому ребенку. Я бы сформулировала ее так: “У него, знаете ли, повышенная тревожность”. Причем здесь даже, пожалуй, и вариаций никаких нет — только так оно и употребляется.

Исходя из этой “повышенной тревожности”, родители сами как-то по-особому с ребенком обращаются и того же пытаются требовать или выпрашивать от учителей. Особенно когда речь идет о коллегах из начальной школы. Например, ребенок систематически не выполняет задания или делает их тяп-ляп. Закономерно получает этому оценку — устно и в документе.

Проявляется мама: “Ой, вы знаете, он так переживает!”

Ну, в общем-то, он и должен переживать, нет?

“Нет, — говорит мама. – Он слишком переживает. И это все потому, что у него в целом повышенная тревожность. Не могли бы вы как-нибудь к нему…?”

А подростки про эту “повышенную тревожность” уже и сами знают, и научились говорить, и не только про нее, вы, кстати, про это тоже неоднократно писали. Мне и наша школьная психолог, и медсестра рассказывали:

“У меня повышенная тревожность. И сердцебиение, и панические атаки, и вообще мне плохо. Можно мне контрольную не писать и сейчас домой пойти?”

Екатерина Вадимовна, не могли бы вы и про эту “повышенную тревожность” написать отдельно?»

***

Что ж, давайте сегодня попробуем поговорить про «повышенную тревожность».

Для начала определимся, что вообще вызывает ощущение тревоги у нормального, здорового человека любого возраста. Если несколько упростить, то у нас окажется всего два фактора — неопределенность и отсутствие контроля.

И сразу мы понимаем, что да — детство и подростковость по обоим этим факторам очень уязвимы. Маленький ребенок почти постоянно является объектом — с ним буквально ежедневно происходит масса вещей, которые он совершенно не может не только предсказать и контролировать, но зачастую и понять причины происходящего:

      прямо сейчас (или через пять минут) заканчивай игру;

      идем в магазин;

      пей лекарство;

      надень вот это;

      в этот садик ты больше ходить не будешь, будешь в другой и т. д. и т. п.

Подростковая неопределенность и отсутствие контроля выглядят немного по-другому, но тоже разнообразны и порождают тревогу:

      откуда взялись все эти прыщи и вообще почему я такой урод;

      как понравиться сверстникам и что они все обо мне думают;

      смогу ли я сдать экзамены, поступить в институт и точно ли моя жизнь полетит под откос, если этого не случится.

Плюс давайте добавим к этому еще и то, что дети и даже подростки (хотя это для родителей и не очевидно) автоматически считывают состояние значимых взрослых и даже своей общественной группы в целом и очень от него зависимы.

То, что с 2019 года, после почти четверти века относительной стабильности, знакомый нам мир вступил в состояние очередной турбулентности — с этим же никто не станет спорить? В связи с этим по двум нашим факторам — определенность (предсказуемость) и контроль — у населения резко упали возможности, а значит, и возросла общая тревожность «взрослого» мира, что дети и подростки, несомненно, тоже почувствовали.

Теперь давайте разберемся вот с чем: тревога — это всегда плохо?

Я, как бывший биолог, полагаю: отнюдь нет. В пределах отдельной человеческой жизни это нормальная и очень полезная адаптационная реакция. Повысилась неопределенность (или произошла утрата контроля) — следует сигнал тревоги, за ним — мобилизация ресурсов, потом — действие.

То есть прямо на примере из письма учительницы Нины:

  1. Ребенок долго сидел в телефоне (играл с друзьями), в результате не выучил урок (не сделал задание) и получил двойку и нагоняй от учителя.
  2. Контроль над успеваемостью по этому предмету временно потерян, учитель им недоволен, родители ругают за двойку, что же будет дальше? Ребенок закономерно испытывает тревогу.
  3. Тревога! Свистать всех наверх! Происходит мобилизация ресурсов. Ребенок составляет план: договориться с учителем об исправлении двойки, дополнительно прочесть параграф, тщательно списывать ближайшие домашние задания с ГДЗ или у прилежного друга Сережи, на уроке вести себя потише и не вызывать недовольства учителя.
  4. Приступает к реализации своего плана. Ощущение контроля возвращается. Определенность повышается. Тревога, соответственно, снижается, а потом и вовсе сходит на нет до следующего провала.

Из вышесказанного становится абсолютно понятен план действий родителя, которому кажется, что тревожность его собственного ребенка является «повышенной» (не знаю, по сравнению с чем, но вот кажется — и все).

  1. Не носимся с этой тревожностью как с писаной торбой, не пытаемся ее лечить таблетками или уговорить кого-то с ней считаться: другого мира (менее тревожного и неопределенного) для вашего ребенка все равно не предусмотрено.
  2. Своими (семейными) усилиями повышаем до возможного максимума значения двух вышеуказанных параметров  определенности и контроля. Всегда информируем ребенка, в соответствии с его возрастом, «как оно будет», и строго придерживаемся того, что сказали. Чем более предсказуем мир, тем менее человек тревожен, даже если по ходу жизни в нем происходят достаточно ужасные вещи. Так мы устроены, и так мы воспринимаем. 
  3. Даже самому маленькому ребенку выделяем его зоны контроля: вот это контролируешь ты сам, учись, я тебя поддержу — и в конце концов у тебя получится. Ошибки, неудачи, потери здесь неизбежны, но когда контроль все же обретен и ребенком осознан, тревога снижается скачкообразно. Чем больше таких зон, тем меньше и базовая тревога: мир вокруг меня, конечно, отнюдь не благостен, но достаточно определен, и я много чего в нем могу контролировать уже сейчас, и тренд в принципе благоприятный  дальше я, несомненно, смогу контролировать еще больше всего (хотя, разумеется, никогда не смогу контролировать все вообще и, значит, буду тревожиться, а тревожиться  это нормально).
  4. Научите ребенка (на практике) составлять «планы совладания». Вот  проблема (потеря контроля или возникновение неопределенности). Вот  мобилизация (ты ощущаешь тревогу). Чтобы избавиться от тревоги, надо действовать. Составляем план. Начинаем его реализацию с первого пункта. Доводим до последнего. Проверяем, исчезла ли тревога (ситуативная, по этому поводу). Если исчезла, значит все сделано правильно.
  5. Никогда не стройте для ребенка «заградительных отрядов» по типу «не поступишь в институт, все пропало», «ушел из этого кружка  загубил свое будущее». Именно (и только) такие тезисы вызывают у детей запредельную тревогу («дистресс» по терминологии Ганса Селье), и вместо мобилизации и конструктивных действий мы получаем истощение, апатию или агрессию.

Бывают ли случаи, когда родителю «тревожного ребенка» все-таки надо обращаться к специалисту? Безусловно, да. Критерием здесь является вычурность симптомов тревоги, генерализация их, несвязанность с повседневной жизнью ребенка и нарушение повседневного же функционирования.

Например: 

      ребенок постоянно тревожится о наличии в его комнате какой-то неопределенной сущности и пытается с ней разговаривать;

      при любом нервном напряжении у тревожного ребенка возникают тики, которые всем заметны и мешают ребенку общаться со сверстниками;

      благополучный ранее подросток от нарастания тревоги перестал выходить из дома, растерял друзей и спит в одежде.

В этих случаях семье, безусловно, необходима консультация и помощь невролога, психолога, психиатра.