Мой Орфей, я — твоя Эвридика. О новом фильме Аличе Рорвахер «Химера»

Одним абзацем

Аличе Рорвахер, как и ведущие режиссеры современности, занимается культурными «раскопками», чтобы по-иному взглянуть на историю своей страны. В «Химере» через сентиментальную драму расхитителя гробниц, чувствующего связь с погибшей возлюбленной, Рорвахер говорит об эксплуатации искусства, его уничтожении во имя капитализма и человеческой алчности. Красота «Химеры» в том, как изысканно режиссер преподносит социальные и культурные проблемы Италии через трагедию недостижимой любви, возможной только во снах.

Подробно

Италия, 1980-е. Британец Артур (Джош О’Коннор) только что вышел из тюрьмы, куда попал за контрабанду античных ценностей. Он сразу же возвращается в деревню, где обитают друзья и где когда-то жила его погибшая любимая Беньямина. Артур обладает странным мистическим талантом — чувствует загробный мир. Дар он использует для поиска гробниц этрусков — мужчина грабит их вместе с товарищами-подельниками для последующей продажи артефактов. Артур нехотя возвращается к бизнесу, но не ради заработка: ему кажется, что он сможет увидеться с Беньяминой (Иле Вианелло), являющейся к нему во снах.

Культурные корни «Химеры» Аличе Рорвахер легко найти в итальянском и европейском кинематографе, но интереснее поместить ее в куда более широкий контекст. Тема раскопок, духов, поисков своих истоков связывает европейскую культуру, древние азиатские и африканские верования, а также современный постколониальный дискурс. Вспоминается, например, таец Апичатпонг Вирасетакун, в кино которого прошлое все еще живо, разрушенные замки стоят посреди джунглей, а божества являются в наш мир. Вирасетакун, архитектор по образованию, рассматривает время не континуально, а в триединстве — будущее, настоящее и прошлое сосуществуют в моменте. У Рорвахер похожая ситуация: она влюбленными глазами снимает итальянскую землю, где время будто остановилось, а потому людей уже давно обогнал паровоз жизни. В финале ее «Чудес» (2014) дом пчеловодов неожиданно пустеет, увиденные нами приключения семьи будто произошли совсем давно; в «Счастливом Лазаре» (2018) крестьяне жили по крепостным порядкам, пока не узнали о том, что за пределами их изолированной деревни — современный мир. У Рорвахер также особое отношение к мистике, сверхъестественные явления она показывает как что-то обыденное. Ей достаточно одного яркого приема, чтобы предметный, реалистичный мир растворился в фантазии: в «Химере» камера переворачивается, когда Артур чувствует энергию загробного мира. Если в «Счастливом Лазаре» духи путешествовали по ветру вместе с музыкой, то в новом фильме героя тянет под землю за той красной ниткой, которую ему во сне протянула Беньямина.

После выхода из тюрьмы Артур приходит к матери девушки, старой донне Флоре (Изабелла Росселлини), которой прислуживает красавица Италия (Кэрол Дуарте). Она мечтает стать оперной певицей, но у бедняжки совсем нет денег, поэтому девушка выполняет всю домашнюю работу для старушки, а взамен получает жилье и уроки пения. Италия влюбляется в Артура, не зная, что он уничтожает наследие ее предков.

В детстве Аличе Рорвахер часто слышала рассказы о расхитителях этрусских гробниц, в «Химере» она демонстрирует работу «черного» рынка старинного искусства: как бедняки продают за гроши сокровища предков, а потом эти реликвии предлагают на аукционах владельцам роскошных яхт. Сила кинематографа Аличе Рорвахер состоит в том, как реалистическое у нее органично пересекается с мистическим. С одной стороны, она через историю контрабандистов говорит о большой социальной проблеме эксплуатации высшим классом нижнего, а с другой — предлагает по-новому посмотреть на прошлое своей страны, пытается заглянуть в дебри забытых страниц памяти. 

Кажется, что для Италии такая ретроспекция полезна, потому что в современном кино ее культура будто бы застряла между Древним Римом и Свинцовым десятилетием, затерялась в легендах о сицилийской мафии, забилась под папские одеяния и запуталась в узорах рваных гобеленов. Может, поэтому Рорвахер обращается к простым, безыскусным чудесам, к снам и детским мимолетным впечатлениям, чтобы найти крупицы искреннего и живого среди мертвого мрамора статуй. Голову одной из таких Артур и выкидывает в изумрудную воду теплого моря, как бы желая избавиться от тяжелого груза тысячелетий.