Начало читайте здесь:

Теория стоимости: неужели она доказуема?

Стоимость превращает продукт труда в иероглиф обмена, требующий разгадки.

Трудовая теория стоимости Маркса не раз критиковалась со времен Ойгена фон Бем-Баверка, австрийского министра финансов, считавшего условный «общественный труд», необходимый для производства товара, непродуктивной абстракцией. Бем-Баверк называл другие составляющие стоимости: издержки, ожидания, креативность решений экономических агентов и т. п.

Людвиг фон Мизес отрицал трудовую теорию стоимости как недоказуемую и не применимую к разным уровням квалификации труда и оценке естественных ресурсов.

Вот наиболее общее либеральное возражение («теория предельной полезности»): стоимость возникает в сфере обмена и потребления, а не в сфере производства. Главный двигатель экономики — обмен, а не производство, а главное действующее лицо — торговец, а не производитель.

Трудовую теорию стоимости часто называли диалектической спекуляцией, ведущей к политически опасным выводам. Да и многие сторонники марксизма признавали, что трудовая теория довольно отвлеченная, вроде умозрительной модели атома, без которой, однако, у нас нет возможности объяснить главные тайны вселенной капитализма.

Разрешение вопроса об источнике стоимости остается вопросом веры, а точнее, политической ангажированности.

Впрочем, многие критики марксизма, уверенные в своей аргументации, нередко понимают под «стоимостью» среднюю цену. Маркс же принципиально различал эти вещи. Колеблется на рынке именно цена, а не стоимость. Анализ колебаний между ценой и стоимостью дан в третьем томе «Капитала».

Тенденция нормы прибыли к понижению и сегодня подталкивает технологические обновления. Например, нефтяной кризис стимулирует массовое производство альтернативных моделей автомобильного двигателя

Норма прибыли: неужели она падает?

Один из самых уязвимых прогнозов, данных в «Капитале», — стремление нормы прибыли к понижению.

Падение нормы прибыли по мере развития экономики предсказывалось уже Адамом Смитом и Дэвидом Рикардо. Маркс объяснял это явление тем, что конкуренция среди капиталистов заставляет их больше вкладываться в «постоянный капитал» (инфраструктура, оборудование) и меньше — в «переменный капитал» (оплату труда работников).

Он называл три условия, при которых устойчива тенденция к снижению нормы прибыли: производительность растет за счет экономии труда, а не капитала; степень эксплуатации рабочей силы не увеличивается до уровня, достаточного для нейтрализации последствий увеличения органического строения капитала; средства производства в рассматриваемой области не становятся дешевле.

Тенденция нормы прибыли к понижению и сегодня подталкивает технологические обновления. Например, нефтяной кризис стимулирует массовое производство альтернативных моделей автомобильного двигателя. Но насколько такая тенденция является устойчивой и общей — постоянная тема споров разных экономических школ.

Неолиберальный курс западных политических элит («правый поворот» Рейгана и Тэтчер в 1980-х) левые рассматривают как глобальное понижение стоимости труда, имеющее целью спасти норму прибыли.

Можно попытаться смягчить снижение нормы прибыли, ускорив оборот капитала, а значит, ускорив весь цикл потребления с помощью рекламной истерии, сезонной моды

Кроме удлинения рабочего дня или выжимания из этого дня большей «эффективности» (убыстрение работника), есть и другой способ замедления тенденции к падению нормы прибыли — империалистические войны, т. е. захват новых ресурсов и рынков.

Можно попытаться смягчить снижение нормы прибыли, ускорив оборот капитала, а значит, ускорив весь цикл потребления с помощью рекламной истерии, сезонной моды, непрерывного изобретения новых и провокации прежних потребностей и других приемов современного капиталистического спектакля.

Замедлять тенденцию может дешевый импорт, повышающий прибыль, или наличие резервной армии трудящихся, тормозящей неизбежную замену работников машинами.

Маркс в третьем томе выделяет не менее шести причин, которые могут влиять на замедление общей тенденции к снижению нормы прибыли, например, падение заработной платы до уровня ниже стоимости воспроизводства рабочей силы или удешевление элементов постоянного капитала.

Трудящиеся: неужели они нищают?

По Марксу, чем выше производительность труда, тем меньшую долю его результатов получает рабочий. То есть при росте общего пирога неизбежен и рост неравенства в его разделе.

Чем больше товаров создает рабочий, тем более дешевым товаром он становится сам. Рост автоматизации ведет к удешевлению труда и обнищанию работника. Карликовая собственность многих переходит в колоссальную собственность немногих. Это базовое противоречие: капитал стремится к непрерывному расширению производительности, но воспроизводство самого капитала основано на лишении людей их собственности и на их обнищании.

В своем экономическом бестселлере «Капитал в XXI веке» (2013) Томас Пикетти подтверждает общую правоту предсказаний Маркса.

Труд все больше и больше отстает от капитала в дележе пирога, насколько бы ни вырос сам этот пирог. В рыночной экономике рента (доход на капитал) всегда больше экономического роста. Принцип ренты вечно господствует над принципом предпринимательства. Капитал воспроизводит себя быстрее, чем растет экономика, а это значит, что одним людям всегда будет выгоднее жить за счет других, обладая львиной долей всех ресурсов и ничего не давая обществу взамен.

Пикетти наблюдает таяние «среднего класса» даже в самых успешных странах и предсказывает дальнейшую концентрацию богатств. Капитализм по степени несправедливости распределения возвращается к своему классическому образцу времен Маркса. Но советы по исправлению этой опасной ситуации у Пикетти вполне реформистские и кейнсианские и, прежде всего, лежат в области изменения налоговой политики.

Стремление к равенству возможностей и претензия к классовой системе маркируются в буржуазной риторике как недостаток морали и успеха

Классы: неужели они еще существуют?

Описанных Марксом классов больше нет или вообще никогда не существовало — вот еще одно расхожее возражение против анализа и прогноза, данных в «Капитале».

Такая логика пытается описать мир, где точно существует буржуазия как явно привилегированный класс, но «исчез» пролетариат, за счет которого и обеспечены все буржуазные привилегии. Это звучит слишком абсурдно, поэтому ложное сознание делает следующий шаг — никакого пролетариата никогда и не существовало, человечество полностью состоит из предпринимателей-капиталистов разной степени удачливости, где капиталом одного являются собственные руки и голова, а капиталом другого — заводы, дома, банки, нефтяные вышки, телеканалы и другие «активы». Главное, не спрашивать вслух, почему так получилось, ибо зависть — плохое чувство и черта неудачника. То есть стремление к равенству возможностей и претензия к классовой системе маркируются как недостаток морали и успеха.

Это не такой уж сложный трюк буржуазной риторики — достаточно объявить саму способность к труду, которой обладает работник, одной из форм капитала, и главное противоречие системы будет навсегда скрыто. Отныне на рынке нет никакого присвоения, а есть только свободный обмен между предпринимателями, у одного из которых есть трудовые возможности, а у другого — средства производства (офис или цех) и модели сбыта. В таком описании системы никто никого никогда не эксплуатировал, и такое описание подозрительно напоминает античный аргумент о том, что рабы сами соглашаются на свое рабство, ведь если бы это было не так, они лишили бы себя жизни, а значит, поскольку рабы продолжают жить, рабство является их добровольным выбором.

Иллюзия «исчезновения классов» — один из главных эффектов спектакля позднего капитализма, где крайняя фрагментация социальных групп маскирует более общую классовую структуру

«Кнут погонщика рабов сегодня заменен штрафной книгой», — писал Маркс по похожему поводу.

Классовое сознание масс сегодня часто нейтрализовано, но классовое сознание элит мобилизовано, как никогда. Лучше всего классовое сознание развито у буржуазии, и задача этого правящего класса состоит в том, чтобы научить своих работников смотреть на себя глазами буржуазии, не умея вообразить себя и свою жизнь без хозяина, нанимателя, собственника производственных средств.

Иллюзия «исчезновения классов» — один из главных эффектов спектакля позднего капитализма, где крайняя фрагментация социальных групп маскирует более общую классовую структуру.

В рыночном обществе капиталист дольше может прожить без работника, чем работник без капиталиста. Инстинкт самосохранения работника, то есть само его желание жить дальше становится надежной гарантией воспроизводства классового положения нанимателей.

Адвокаты капитализма продолжают описывать эту систему как конкуренцию свободных личностей с сопоставимыми шансами на успех. Такое понимание свободы есть бесконечная легитимация частного предпринимательства.

Мрачный комизм рыночного «равенства» заключается в том, что равными правами на рынке пользуются люди с качественно разными возможностями, представители разных экономических ролей. Такое понимание равенства гарантированно приводит к концентрации богатств, монополизации рынка и полному контролю господствующего меньшинства над всей жизнью общества.