Маркс выходного дня. Часть 5. Товар как фетиш

Начало читайте здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4.

Товарный фетишизм

Рыночный обмен превращает продукт в товар. Это превращение обеспечено двойственным характером труда. Двойственность товара выражается в разнице между потребительной и меновой стоимостью, а двойственность труда — в разнице между конкретным и абстрактным трудом.

Маркс говорит, что товарная судьба стола гораздо более удивительна, чем если бы стол пустился в пляс по собственной воле. Нетрудно догадаться, о каком именно столе идет речь. Этот тот самый «стол философов», о котором спорили еще Платон и Диоген Синопский, по-разному объяснявшие его «стольность», то есть идеальную составляющую.

Товарный фетишизм — это всеобщее ощущение, что внутри товаров заключена независимая от нас ценность («это столько стоит»). Такой фетишизм — условие господства предмета над человеком, мертвого труда над живым, продукта — над производителем.

Тот, у кого в сознании нет понимания обменно-производственной модели капитализма, обречен на товарный фетишизм и приписывание «постоянных» и «естественных» свойств отдельным деталям этой модели.

Классовый антагонизм

Марксизм обещал стать философией тех, кто в найме, а не тех, кто в доле.

Товарная форма продукта и денежная форма товара маскируют классовое подчинение.

Классовое общество построено на частном присвоении коллективной рабочей силы и умственных способностей.

Капиталист так же зависим от законов воспроизводства капитала, как и рабочий, хоть они и находятся на противоположных полюсах классовой вселенной. Буржуа с неизбежностью будет стремиться покупать чужой труд как можно дешевле, чтобы продавать его результаты как можно дороже.

Буржуазия — это не психотип или стиль жизни, но функция монетарного универсума, легко меняющая внешние атрибуты. Пролетариат в классовом обществе также может выглядеть очень по-разному.

Внутри двух антагонистичных классов никогда не будет строгой однородности и всегда различимы конкурирующие внутриклассовые группы.

Между этими классовыми полярностями — множество смешанных статусов. Со строго марксистской точки зрения так называемый «средний класс», конечно, не может всерьез считаться классом: он объединен не своей ролью в системе производства, а общим уровнем потребления и стилем жизни, которые могут быть обеспечены самыми разными экономическими источниками. Но левые могут употреблять это понятие чисто публицистически, описательно, имея в виду социальное «место», а вовсе не функцию в обменно-производственной механике системы. В этом смысле и сам Маркс часто писал о «средних классах».

Маркс считал, что политическая судьба промежуточных групп — выбирать в решающие моменты один из двух классовых полюсов как «свой».

[blockquote]Классовая разница сводится, собственно, не к специализации, а к привилегии[/blockquote]

О классовой идентичности марксисты разных оттенков будут спорить всегда. Кто такие, например, топ-менеджеры, особо приближенные к владельцам корпораций? Их оплата труда явно завышена, и, оставаясь формально нанятыми, они в политическом и психологическом отношении становятся «членами семьи» крупной буржуазии, сливаются с ней и разделяют ее историческую судьбу.

И все же очевидна классовая солидарность буржуазии, которая держится прежде всего на поддержании эксплуатации совокупного труда совокупным капиталом и стремлении к сохранению средней нормы прибыли.

Доход с капитала есть вознаграждение за владение огромными суммами денег, то есть классовая привилегия в чистом виде. Классовая разница и сводится, собственно, не к специализации, а к привилегии.

Маркс верил, что по мере развития капитализма политическая роль наемных работников будет усиливаться, их объективный конфликт с нанимателями будет расти, а число и роль промежуточных групп («средних классов») будет уменьшаться. В итоге все общество разделится на сторонников буржуазии или пролетариата, которые схватятся в финальном поединке.

Правящий класс вынужден выдавать свой интерес за всеобщий, и если бы это полностью удалось, то система была бы вечной, но конфликт между производительными силами и производственными отношениями в классовом обществе фатален и неразрешим. Этот базовый конфликт все равно выйдет наружу вопреки воле правящего класса. Классы не вечны, и сама логика развития производств покончит с ними при помощи социальной революции.

В фильме «Сквозь снег» (2014) символически рассказана краткая история классовой системы капитализма и попыток ее сломать. Обреченная цикличность классовой цивилизации дана через метафору мчащегося по кругу поезда. Финал фильма — буквальная иллюстрация фразы Маркса о «гибели всех сражающихся классов» как единственной альтернативе постклассового общества.

История системы

Экономические эпохи различаются не тем, что производится людьми, а тем, как это делается — с помощью каких орудий и на каких условиях.

Товарное производство, которое возникло задолго до капитализма, началось с обмена излишками результатов труда. Со временем товарный обмен между общинами вызвал товарные отношения и внутри самих общин.

Ростовщичество и торговля аккумулировали стартовый капитал, необходимый для первой большой волны промышленного развития, задавшего основу современного Марксу капитализма.

Маркс берется проследить генезис промышленного капитализма, объяснить неизбежность пролетаризации села, определить роль машин и их влияние на новую фабричную дисциплину, сравнив режимы труда на фабрике, мануфактуре и сдельщине.

Мануфактура интересует Маркса как переходная форма от средневекового ремесла к современной промышленности. В мануфактуре работник еще управляет инструментом, на фабрике же он сам уже подчиняется машине.

[blockquote]Современной экономикой правит вовсе не «невидимая рука рынка», но вполне очевидная «рука» крупнейших корпораций [/blockquote]

Концентрация капитала и монополизация производств

Монополия есть капиталистическая форма кооперации труда.

Когда норма прибыли в целом падает и маржу становится увеличить трудно, капиталисты стремятся увеличить свою долю на рынке, что с неизбежностью приводит к предельной концентрации капитала в руках очень ограниченного числа игроков — олигархической элиты мира.

Поэтому современной экономикой правит вовсе не «невидимая рука рынка», но вполне очевидная «рука» крупнейших корпораций.

На финальной стадии концентрации капитала в немногих руках мы должны увидеть полное обособление правящего класса от всего остального общества в сплошной и охраняемой «VIP-зоне» (изолированность мест обитания, образования, общения), которую не покидают от рождения и до смерти. Люди из этой «VIP-зоны» не могут себе представить жизни на зарплату, а не на доход, который им приносит само владение деньгами. Предельная классовая поляризация приводит к взаимной мифологизации «не пересекающихся» слоев общества и исключает саму возможность демократической политики.

В фильме «Элизиум» (2013) точно смоделирована неизбежная концентрация богатств, классовая поляризация, отселение правящего класса в изолированный рай и восстание, которое поднимает обреченный рабочий, потому что ему больше нечего терять.

[blockquote]Безработные — резервная армия, которая гарантирует невысокую цену труда[/blockquote]

Резервная армия

Капитализм все время изобретает способы уменьшения спроса на труд и провоцирует избыточное предложение труда на рынке. Нанимателю выгодно оставить как можно меньше работников, сохранив прежний объем производства, в этом смысл бесконечной «оптимизации».

Отсюда производство «избыточного населения» или резервной трудовой армии. Безработные — резервная армия, которая гарантирует невысокую цену труда. Относительный переизбыток рабочей силы есть необходимый фон, на котором действует закон спроса и предложения на рынке занятости.

Во многих отношениях наличие резервной армии за воротами предприятий позволяет владельцам средств производства относиться к своим работникам хуже, чем когда-то относились к рабам их античные владельцы. Нет никакой нужды думать о благосостоянии, здоровье, степени усталости и уровне жизни работника, если его всегда можно легко заменить на такого же.

Капитализм и кризис

Маркс констатирует невозможность «бескризисной» капиталистической экономики. Более того, он уверен, что однажды сигнальный кризис этой системы сменится терминальным. При сигнальном кризисе система больна и требует ремонта, а в момент терминального кризиса система уже не может существовать дальше, из ее распавшихся деталей придется создать другую систему на новых основаниях.

Пока производство растет, растут и кредиты, но потом следует неизбежный спад и эпидемия отказов от прежних обязательств.

По рыночной логике «лишнее» — это вовсе не то, что никому не нужно, а то, за что некому платить. Выгоднее уничтожить такое «лишнее», нежели просто раздать. Поэтому перепроизводство так легко сочетается с недопотреблением.

Регулярные кризисы — это обнаружение структурной аритмии капитализма. Асимметрия между прибылью и оплатой труда, между продуктивностью и спросом, между трудом машины и человека.

В самом общем смысле кризис — это выход наружу противоречия между товаром и образом его стоимости.

[blockquote]Автономия капитала от производства — это всегда иллюзия, которая дорого обходится тем, кто попал в ее плен[/blockquote]

Во время кризиса часто уничтожается не только изрядная доля продуктов, которые не оправдали своей товарной формы и больше не нужны на рынке, но и самих производительных сил и производственных возможностей (руинирование предприятий, деградация инфраструктуры, массовая миграция людей с прежних мест, разрушительные войны).

Чем ближе итоговый кризис капитализма, тем сильнее роль финансовых спекуляций.

Самовозрастающее финансовое обращение, никак не связанное с производством, — вот утопический горизонт капитализма на его поздней стадии.

Даже промышленные гиганты вкладываются сегодня в финансовые спекуляции, потому что норма промышленной прибыли неуклонно снижается, а объем спекуляций непрерывно растет. Но автономия капитала от производства — это всегда иллюзия, которая дорого обходится тем, кто попал в ее плен.

Внешняя свобода капиталов входит в трагическое противоречие с их внутренней зависимостью от реального производства.

Марксистская теория кризисов изящно объясняет обрушение доткомов, иррациональную игру в деривативы и бросовые облигации, фиктивность венчурных надежд, череду недолговечных кредитных пузырей и замедление производственных инвестиций.

[blockquote]Следствием подъема общественного благосостояния при капитализме является увеличение статистической бедности. То есть чем больше пирог, тем менее справедливо он делится на всех[/blockquote]

Обреченность

Капитал имеет постоянную тенденцию к увеличению производительности труда, чтобы удешевлять товары и таким способом удешевлять и самого работника.

Маркс открыл закон прогрессивного уменьшения относительной величины переменного капитала, гласящий, что класс наемных работников, производя капитал, тем самым производит орудие своего вытеснения из производства.

Следствием подъема общественного благосостояния при капитализме является увеличение статистической бедности. То есть чем больше пирог, тем менее справедливо он делится на всех.

Эксплуатация, т. е. контроль меньшинства над прибавочным продуктом труда большинства, не может длиться вечно.

Маркс предполагал, что межкризисные периоды будут постепенно укорачиваться, пока не обнаружится предел возможностей всей прежней системы обмена и производства.

Австрийский экономист Иосиф Шумпетер признавал, что Маркс первым превратил экономическую теорию в историческое исследование, и с высокой вероятностью допускал предсказанную обреченность капитализма, но делал это без марксистской радости, представляя себе финальный кризис скорее как гибель нынешней, лучшей из возможных цивилизаций.